* * *
По грязному снегу,
не важно - куда и откуда -
с фильтровой цидулькой в унылых бесцветных губах,
в китайской одёжке идёт потребитель "фаст-фуда",
заложник рекламы,
которой мой город пропах,
как бомж суррогатной,
съедающей печень настойкой.
Идёт - горожанин -
такой же, как многие.
Он идёт и не видит
таких же идущих -
настолько в себя
(по макушку - самим же собой) погружён.
Не видит - меня.
Но печалит не это,
а то, что,
не видя друг друга,
проходим,
как многие,
сквозь друг друга,
а день - растворяется в воздухе,
точно остывшего пепла
едва различимая горсть.
ПЕРМИНОВ Юрий Петрович родился в 1961 году в Омске. Член Союза писателей России. Редактор газеты "Омское время". Автор четырёх поэтических сборников. Печатался в журналах "Наш современник", "Москва", "Новая книга России", "Сибирские огни", "Алтай", "Ара" (Казахстан) и других изданиях…
* * *
Что делать, когда ни копейки,
а ужин - отрава?
Не стал бы я думать об этом нисколечко,
но соседи воюют - семейная пара! -
за право последнего слова,
насколько я понял…
Давно
они не шумели -
бюджетники тихие…
Ужин
съедобен, конечно,
хотя он - всего лишь
лапша китайская
на кипятке россиянском.
К тому же,
насколько я понял,
у них за душой - ни гроша.
Так, стало быть,
эй, голодранцы-товарищи, ухнем?
…Затихли соседи -
вечерняя телепора.
Дежурит наш разум -
вконец возмущённый - на кухне,
где суп выкипает, как водится, из топора.
* * *
Дни выходные
я давным-давно не трачу на безделье и на пьянки.
В один из них - зашёл в осинник, но увидел там
лишь скорбные поганки.
Дышать мешала сумрачная взвесь мошки, но я - печален был, покуда не озарило: всё-таки не здесь в рассветный час повесился Иуда.
Я был вовсю природой увлечён!
А то, что жизнь - скупится на подарки… Так тут поганки вовсе ни при чём. Причём почти съедобные поганки.
* * *
Немного отъехал,
и смута - владычица сердца. Да я же вернусь - не пройдёт и недели! - домой.
Кавказец небритый горюет без единоверца, косится в тревоге на сидор потрёпанный мой.
А помнишь, товарищ.
А может быть, нам подкрепиться? - Мне мама в дорогу таких пирожков напекла, что пальцы оближешь!..
Приносит бельё проводница -
печальная тётя.
Свистит заоконная мгла…
А будешь, товарищ, огурчик сибирский? - Ножа не найдётся, попутчик - таинственный, словно бабай? Моя ли твоя понимать разучилась, южанин? Твоя ли моя ничегошеньки не понимай!
А помнишь, товарищ.
Мы люди, товарищ, не волки! Никто никому в этом поезде вовсе не "ху"…
Здесь нижние полки не хуже, чем верхние полки, - напрасно об этом не ведают
там, наверху.
1991-2006
Антисоветскую литературу
в букинистический нервно сдаёт
некто потрёпанный.
После "микстуру"
купит,
соседа возьмёт в оборот, дескать, займи - не хватило чекушки на опохмел одинокой души, дескать, "отец мой сидел за частушки, жизнь прогорбатился твой - за гроши, значит, должны мы друг другу."
И фиги
спрячет в карманы последних порток.
.Проданы антисоветские книги, каждая - водки палёной глоток.
ШИРОКА СТРАНА МОЯ РОДНАЯ…
Ст. Куняеву
Радио бубнит про холокост…
Сивка-Бурка, вещая Каурка, отвезёт сегодня
на погост - в домовине - "русского придурка".
В "ящике" - черно от воронья, радостно, гламурно и пушисто.
Поминает скорбная родня
в деревеньке "русского фашиста"…
И разносит яростным норд-остом - с южных гор до северных морей - пепел от погоста до погоста необъятной Родины моей.
* * *
Судьбы не стоят все мои докуки, хотя без них - она была б иной.
Отставлю их! - Болят у мамы руки, родные руки, пахнущие мной - ещё младенцем.
Эта боль - от сердца! - От всех моих падений и докук.
Болят у мамы руки, но младенца того - она не выпустит их рук.
ОТЕЧЕСТВО
Получил я письмо от конторы какой-то - напиться захотелось: чуть было всю душу не выела горечь. Вроде что тут такого? - Чиновные - скучные - лица обратились ко мне: "Уважаемый Юрий Петрович!.."
Неужели. старею?
"Петрович!" - зовёт в домино поиграть во дворе чистокровный бухгалтер Абрамыч.
Что ж теперь - о здоровье заботиться, мол, не одно, так другое, печально глотая снотворное на ночь?
Но - подумал: неужто бесчувственным, словно броня, стал я, дурень, от жизни-жестянки (местами - убойной)? Нет! - По отчеству пусть называют почаще меня: в нём живёт мой отец! Мы по-прежнему вместе, родной мой!
Да, слегка полинял я, дыхалка - не та, и давно
не влюблялся (что - хуже), седею. Подумаешь, "драма"!
…И кричу из окна я: "Абрамыч, бросай домино, заходи помянуть - по-соседски - Петра и. Абрама".
* * *
Даже не думал ещё: "А много ли надо для счастья, чтобы исчезла бесследно срывов моих череда?.. "
"С Богом, сынок, иди, с Богом, сынок, возвращайся!" -
каждое утро мама мне говорит, когда
я ухожу на работу - буднично и торопливо,
или туда, где просто ждут не дождутся меня.
Сердцем вбираю капли утреннего прилива
света небесного, веры в небыстротечность
дня.
Знаю - пройдёт он быстро,
что до минуты роздан
будет хорошим людям,
да только не хватит на
всех,
что не радует.
Если я возвращаюсь поздно, свет пропекает до сердца - из маминого окна.
Ну а какого такого ещё-то мне надобно счастья…
Ночные светила не дышат
под гнётом небесного льда.
"С Богом, сынок, иди, с Богом, сынок, возвращайся." С Богом.
Конечно, родная.
А без тебя мне - куда?..
МИХАИЛ, КОТОРЫЙ ЖДЁТ
1
В этом селе давно нет электричества. Здесь осталось всего семь живых изб. Остальные - их с десяток - заколочены, одна изба на холме зияет насквозь выбитыми окнами и вырванной дверью - в позапрошлую весну голодный медведь нахулиганил, заходил, искал еду.
Его потом геологи, проезжавшие на старом бэтээре, пристрелили…
Перед зимою трое старух из своих избенок перебрались в избу побольше к Алле Митрофановне, грузной и доброй старухе, страдающей ногами. Время от времени бабки расходятся по своим халупам, идут, спотыкаясь, пона-ведать, да кто туда сунется? Вокруг безлюдье.
Навестят хозяюшки свои осевшие хоромы, заберут из сеней три-четыре полена и понесут Алле - они же в долю вошли, зима грозной может оказаться, вот уж две зимы подряд кисельные, это не к добру, придется, верно, печь топить со светла до светла…
Но пока что тепло, выпал снег и растаял, даже цветистым паром изошел… на смородине почки новые набухли…
- Наверное, правду говорят по радио, - отчаянно объявляет одна из трех перехожих, Клавдия Петровна, - скоро конец света!
Краснолицая, с носом-бульбой, с плечами-шарнирами, некогда певунья
СОЛНЦЕВ Роман Харисович (1939-2007) родился в с. Кузкеево (Прикамье). В 1962 году окончил физмат Казанского университета и в 1973 году - Высшие литературные курсы в Москве. Работал физиком, радиометристом в геологических партиях, учителем в школе. Автор около двух десятков книг стихов и прозы. Пьесы ставились в театрах Москвы, Ленинграда, Львова, Красноярска
и плясунья, в леспромхозе работавшая учетчицей, ныне движется с палкой, давление замучило.
- Ты преувеличиваешь, радио во все времена занималось пропагандой, - туманно возражает другая бабуля, Ольга Афанасьевна. Строгого, постного вида, с тонкими губками, она когда-то, говорят, была первая красавица. Из-за нее будто бы какой-то начальник партбилета лишился, а потом, крепко запив, утопился в реке в самый ледоход - нырнул рыбкой под льдину.
Третья же бабка, маленькая, как девчонка, Нина Тихоновна, все время, слушая своих подруг, то ли смеется, то ли плачет, не поймешь, голосок тоненький…
- О чем вы спорите? Давайте поговорим о любви… - и снова хихикает.
"Гостиница" Аллы Митрофановны стоит в центре села, рядом со сгоревшим магазином (от него лишь кирпичный черный фундамент сохранился). Окна у Аллы Митрофановны чистые, наличники с узорами по краю вроде птичьих хвостов, крашены голубой краской, крыша железом крыта красным, ворота и калитка не падают, во дворе мотает головой корова Нюра, единственная на все село, мычит и жует комбикорм.
Сама Алла Митрофановна говорит весьма негромко, значительным баском. Скажет фразу, улыбнется и некоторое мгновение молчит, словно ждет, оценил ли собеседник всю глубину ее слов, или нет. Она когда-то была женой председателя лесхоза, председатель давно помер, еще до того, как распался СССР и все колхозы-лесхозы с молотка пустили…
Вечерами эти четверо старух поют.
Летят утки, летят у-утки И два гуся…
Кого люблю, кого люблю, Не дожду-уся…
Если миновать соседний огород с заколоченной вертикальными досками, как забором, избушкой, то можно увидеть совсем рядом с овражком добротный домик с топориком и ведром, подвешенными к стене, которая смотрит на улицу, над крышей стрекочет флюгер. Здесь обитает Софья Григорьевна, язвительная и умная старушка в очках, с сургучной родинкой на щеке. Мать Героя Соцтруда, который до сих пор что-то строит в далекой дружественной Индии.
