— А что?
— А ничего! Нет, ты определенно не знаешь законов, которые бытуют в обществе, — надменно произнесла Лида, выпрямляя спину. — Есть вещи, о которых не принято говорить. Особенно если люди совсем недавно познакомились.
— Ну тогда ни о чем не спрашивай…
— Какая ты глупая! — рассердилась Лида уже всерьез. — Все, мне надоело в этих кустах сидеть! Пойду на речку, а ты как хочешь…
Валя побрела в сторону дома, обогнула его. Мать куда-то исчезла вместе с соседкой, и вместо них на веранде сидел Арсений Никитич.
— Что читаешь? — спросила Валя. Она села рядом с дедом, положила ему голову на плечо.
— Да вот, книжку одну интересную… — немедленно отозвался дед, вытирая платком блестящую лысину. — Ты послушай, Валя, как рассуждали древние об основе жизни.
— Какой такой основе?
— Ну из чего зародился мир… Гераклит первоосновой считал огонь. Анаксимен — воздух, Ксенофан — землю… Фалес Милетский — воду. Древние философы спорили о том, что важнее — огонь, вода, земля или воздух.
— Ты, конечно, согласен с тем, что первоосновой является вода. Я угадала? — засмеялась Валя, вспоминая, как ранним утром они с Иваном сидели у Иволги, покрытой холодной серой рябью.
— Да. Тут я полностью согласен с Фалесом Милетским, который голосовал именно за эту стихию.
Он еще две с половиной тысячи лет назад обратил внимание на то, что вода является единственным веществом, которое в естественных условиях встречается в трех состояниях — жидком, твердом и газообразном. Исходя из этого, древнегреческий философ сделал вывод, что все в мире состоит из воды и в нее в конечном счете превращается. Все предметы — ее проявления.
— Кто бы сомневался! — хихикнула Валя.
— А ты знаешь, что без пищи человек может прожить тридцать-пятьдесят дней, а без воды — всего три дня?
— Не может быть! — недоверчиво воскликнула Валя. — Неужели всего три дня?
— Да!
— Значит, всюду и всегда вода, в самых разных состояниях… — задумалась она. — Дед, ты мне тогда скажи, почему снег — белый, а море — синее? Это же одно и то же вещество.
— Хороший вопрос… Я тебе отвечу. Слой снежинок преломляет солнечный луч и отражает все его семь цветов, поэтому снег белый. Море синее, потому что толща воды поглощает шесть цветов солнечного луча, а преломляет и отражает один — синий.
— Боже, как просто! — воскликнула Валя. — Но ты мне лучше вот что скажи — сколько воды может в день выпить человек, а? Не знаешь?
— Отчего же… В зависимости от климата — от полутора до шести литров… Шестьдесят тысяч литров — за всю жизнь.
— Так много? — поразилась Валя. — Нет, пожалуй, шесть литров я за день не выпью… Лопну.
Вале нравилось болтать с Арсением Никитичем — он никогда не ленился отвечать на все ее бесчисленные «почему?».
— А еще чего-нибудь расскажи, — попросила она, дергая деда за рукав.
— Еще? — задумался он. — А ты вот знаешь, например, сколько в мире пресной воды?
— Пресной? Половина, наверное… Половина на земле морской воды, половина — пресной. Ой, хотя нет — морской должно быть больше, да?
— Пресной воды на земле — всего три процента. Причем большая ее часть — восемьдесят пять процентов — находится на полюсах Земли в виде ледников и айсбергов.
— Правда? Господи, дед, мы же все от жажды скоро умрем! — испугалась Валя. — Если каждый человек выпивает за жизнь по шестьдесят тысяч литров, а пресной воды всего три процента, да еще в виде всяких айсбергов…
— Кстати, в шестнадцатом веке Елизавета Первая, королева Англии, объявила премию за изобретение дешевого способа опреснения морской воды.
— Ну слава богу! — вздохнула с облегчением Валя. — Вручили ее, эту премию?
— Нет пока еще…
— Тьфу ты!
На веранду с озабоченным видом вышла Клавдия Петровна.
— О чем вы тут болтаете?
— Мы не болтаем, мы рассуждаем о серьезных материях, — важно произнесла Валя.
— Понятно…
Вале иногда казалось, что мать ее немного ревнует к Арсению Никитичу — именно потому, что сама Клавдия Петровна считала «серьезными материями» совершенно другие вещи. «Без меня бы они пропали, — как-то в минуту откровенности сказала она своей соседке Анне Михайловне. — Неприспособленные люди… Где чего достать — из продуктов там или из одежды, — все я, все я… Такие, знаешь, Аня, птички небесные!»
— О том, что вода является первоисточником жизни, — вежливо кивнул Арсений Никитич.
— Понятно… тут я согласна. Кстати, огород бы надо полить, а то он совсем зачахнет.
И тут Валя увидела Ивана — между кустов, за забором мелькнуло его озабоченное лицо.
— Говорят, поливать надо в соответствии со звездами, — пробормотала Клавдия Петровна.
— Я слышал о том, что астрология дает рекомендации по уходу за растительным миром с учетом прохождения Луны в знаках Зодиака, — кивнул Арсений Никитич. — Небесные тела влияют на органический мир.
— Ну вот, а говорили, что не верите ни во что сверхъестественное!
— Да нет тут ничего сверхъестественного, дорогая Клава! Просто энергетические свойства воды, которые меняются в зависимости от расположения планет в пространстве, оказывают разное влияние на биохимические процессы в органическом мире. Это же и ребенку должно быть понятно. А энергетика небесных тел воздействует на энергетику воды, которая находится во внеклеточной среде, и определяет протекание биохимических процессов в растительном мире…
— Нет, все, невозможно! — вздохнула Клавдия Петровна. — Я сейчас с ума сойду, это точно! Вы мне лучше скажите, папа, — поливать огород сейчас или черт с ним, пусть сохнет?
Пока ближайшие родственники препирались, Валя незаметно удрала. Она знала, что там, на веранде, ее не видно за густо разросшейся растительностью.
— Иди сюда! — громким шепотом позвала она Ваню.
— Валька! — обрадовался он. — Валька, привет!
— Привет-привет! Ты чего?
— Я тебя ищу. А что за скрытность такая?
— Да ну их, они сейчас на сельскохозяйственные темы разговаривают… И вообще…
— Ты что, стесняешься меня?
— Нет, что ты! Просто если мама узнает, что я с тобой не просто так встречаюсь, то прилипнет с расспросами.
— Не просто так? А как? — засмеялся он.
— Дай руку… — она просунула руку в щель между досками забора и сжала жесткую юношескую ладонь. — Вот так.
Иван наклонился и потерся носом об ее руку.
— Ты чего? — удивилась она.
— Просто… Я соскучился. Иди ко мне.
— Опять? — строго спросила Валя, что значило — «опять ты будешь приставать ко мне со своими поцелуями?».
— Опять.
— Нет уж! Пойдем на речку, там меня Лида ждет. И Илья, наверное, тоже…
— Илья уже в Москву, поди, уехал! Ему сегодня надо было…
— Да без разницы… В общем, ты иди, а я буду там минут через пятнадцать-двадцать.
— Слушаю и повинуюсь…
Валя вернулась в дом и начала быстро собирать сумку, с которой обычно ходила на пляж Положила полотенце, кепку с большим козырьком, пластмассового красного медвежонка, которого она везде таскала с собой в качестве талисмана…
— Нет, это лишнее, пожалуй, — нерешительно прошептала Валя и вытащила медвежонка обратно.
Большое зеркало в старом платяном шкафу отразило высокую девушку с бледным лицом и лихорадочно горящими глазами. Темные волосы были опять спутаны и беспорядочными прядями лежали на груди. «Я ли это? — радостно и вместе с тем испуганно подумала Валя, глядя на свое отражение. — Да, я. Такой взрослой девушке стыдно играть в игрушки…»
Она медленно провела расческой по волосам, карандашом чуть усилила линию бровей, а то они показались ей какими-то несерьезными. Вгляделась в свои черты — нос, пожалуй, чуть великоват, у Лиды он гораздо лучше — с тонкой переносицей, задорный и очаровательный, но зато у Вали скулы, как у Марлен Дитрих. Так, во всяком случае, утверждала Клавдия Петровна. Валя ничего не знала про Марлен Дитрих, но все равно сравнение ей льстило.
Она выскользнула из дома.
Солнце стояло еще довольно высоко, но в воздухе уже чувствовался какой-то особенный, легкий, вечерний запах. От дневной лени не осталось и следа — наоборот, Валя чувствовала себя особенно бодро. «Ваня и Валя. Валя и Ваня… Рассвет и закат. Всегда вместе».
Она шла по пустой улочке вдоль чьего-то высокого сплошного забора и вдруг увидела, что ей навстречу, в сторону станции, двигается Илья. «Значит, еще не уехал…» — машинально подумала она.
Валя не то что бы перестала испытывать теперь к нему неприязнь (да особой неприязни, если разобраться, в общем-то, и не было — она просто инстинктивно, сразу поняла, что с Ильей они разные люди), но как-то забыла о нем. Впрочем, она забыла о многом после сегодняшнего утра, после восхода солнца, встреченного вместе с Ваней на берегу Иволги.
— Какие люди… — без всякого выражения произнес Илья, поднимая на девушку внимательный тяжелый взгляд. «Мимические особенности лица…» — рассеянно подумала она об этой постоянной мрачности парня.
— Добрый вечер, Илюша. Ты на станцию?
— Да. Пора.
— Что же ты рассвет не пришел встречать? — укоризненно спросила она. — Мы одни с Ваней были.
— Да знаю… — какая-то тень пробежала по его лицу. — А ты куда сейчас?
— На Иволгу. Там Ванеч… то есть Ваня, и Лида тоже. Меня ждут.
— А-а…
Черты лица у Ильи были резкие, грубые, но не неприятные. «Пожалуй, он даже красив», — почему-то опять подумала Валя. Темные волосы над высоким бледным лбом. Джинсы, футболка, пыльные сандалии, спортивная сумка через плечо…
— Ладно, ни пуха ни пера… — быстро сказала она, намереваясь проскользнуть вдоль забора.
— Погоди. Я еще хотел тебя кое о чем спросить…
— Может быть, ты Лиде привет хочешь передать? — бесхитростно спросила Валя.
— Кому?
— Лиде, Лиде привет передать…
— Хорошо, передай привет Лиде. Да, и еще Ивану…
— Обязательно! — улыбнулась она.
— И дяде Пете. И тете Свете… И братцу-кролику… Наконец она поняла, что он посмеивается над ней — все с тем же мрачным, тяжелым выражением на лице. «Нет, все-таки он противный! — с досадой подумала Валя. — Я его не понимаю совершенно… Вот, спрашивается, чего он такой сейчас недовольный?»
