Чтобы глубже понять и по достоинству оценить значение социально-исторического и литературного подвига Гарсиласо, нам следует обратиться к другому выдающемуся перуанцу — к Хосе Карлосу Мариатеги.
«В литературе колониального периода Гарсиласо стоит особняком, — писал Мариатеги в "Семи очерках". — В его творчестве встретились две эпохи, две культуры. Но Гарсиласо был больше инка, чем конкистадор, больше кечва, чем испанец, что бывает довольно редко. И именно в этом и состоит его индивидуальность, его величие.
Гарсиласо — первый плод знакомства, результат плодотворной встречи двух рас: конкистадоров и индейцев. Исторически Гарсиласо был первым "перуанцем", если под "перуанцем" понимать социальное явление, возникшее в результате испанского завоевания и колонизации. Имя и творчество Гарсиласо — это целый этап развития перуанской литературы. Гарсиласо — первый перуанец, оставшийся в то же время испанцем. С историко-эстетической точки зрения его творчество относится к испанскому эпосу. Оно неотделимо от крупнейшей испанской эпопеи — открытия и завоевания Америки». (X. К. Мариатеги. Семь очерков истолкования перуанской действительности. М., 1963, стр. 266, 267.)
Как историк Гарсиласо передал нам, на наше суждение огромную информацию о Тавантин-суйу, осмысление которой потребует усилий еще не одного поколения историков. Как писатель он подарил миру великолепный образец испанской хроники эпохи Возрождения, явившейся одновременно первым выдающимся произведением не только перуанской, но и в целом латиноамериканской литературы. Уже всего этого несомненно было бы вполне достаточно, чтобы навсегда вписать его имя в золотой фонд мировой культуры.
Но Гарсиласо пошел еще дальше. Он сумел из далекого и в то же время близкого, но навсегда ушедшего прошлого своей первой родины придумать прекрасную легенду о наилучшем, справедливом, добром государстве, усилия которого были направлены на всеобщее благо для его подданных; легенду о мудрых, благородных и заботливых правителях этого государства, воплотивших в жизнь извечное стремление человека к счастью.
Но счастье это не было одинаковым для всех; по-разному жили и трудились граждане этого государства. Путь ко всеобщему благу не был в нем идиллией всепрощающей доброты — правители государства со всей решимостью, суровой непреклонностью и даже жестокостью искореняли пороки человеческого общества.
Это был дорогой его сердцу идеал, который он противопоставил мрачной и жестокой действительности. Он говорил не только от своего имени; он говорил голосом миллионов замученных, истерзанных, погибших в сражениях, на плахе или от непосильного труда своих сородичей-индейцев. У него не было оружия для другой борьбы — у него была только прекрасная песня о прекрасном человеческом обществе, которое, как ему казалось, он знал и к которому он мог принадлежать.
Мы не знаем, был ли Гарсиласо знаком с «Золотой книгой» Томаса Мора — напомним, что она вышла в свет в 1516 г., т. е. более чем за 20 лет до его рождения, — но, даже если он не читал ее и не слышал об идеальном обществе «на новом острове Утопия», все же рожденные ею идеи о справедливости и высоком гуманизме не могли пройти мимо пытливого метиса.
Имеется и другая сторона этого вопроса. Совершенно очевидно, что сам Гарсиласо был одним из тех, кто принес в Европу по крайней мере ростки тех идей, которые на новой почве помогли вызреванию золотой утопической мечты великих духом людей об идеальном обществе. Вспомним, что великий сын Италии Томмазо Кампанелла назвал свою мечту о человеческом счастье «Городом Солнца» (1623 г.), и вполне допустимо, что его рассказ о соляриях — жителях этого города — складывался под влиянием рассказов о других людях, поклонявшихся Солнцу в далеком и таинственном царстве Тавантин-суйу. Между тем никто не сумел поведать миру о Тавантин-суйу с такой страстью и такой любовью, как Инка Гарсиласо де ла Вега.
Но мечты Гарсиласо, какими бы утопическими они ни были, находили отклики в делах земных и вполне реальных. Творчество Гарсиласо не раз подвергалось яростным нападкам; ставилось под сомнение буквально все, что было связано с именем великого метиса. С ним боролись и колониальные власти Испании: так королевским указом от 21 апреля 1782 г., т. е. сразу же после подавления восстания индейцев, возглавленного Тунак Амару II, в Лиме и Буэнос-Айресе было приказано изъять по возможности все имеющиеся там экземпляры книги Гарсиласо, которая якобы предсказывала восстановление власти инков, иначе говоря, свободу угнетенным массам индейцев.
