— Разве что в… — начала было я, но босс, поморщившись, перебил:
— Не продолжай, а то сейчас опять какую-нибудь гадость услышу! — Он замахал руками. — Все, отправляйся.
…Минут через сорок, порядком удалившись от центра Москвы и превратив в выхлопные газы с десяток литров горючего, я оказалась около нужного дома на Кастанаевской улице. Припарковав джип в безлюдном дворе у переполненных мусорных контейнеров, я вышла и стала осматриваться. Дома здесь были в основном старые, порядком обветшалые, но еще жилые. Кое-где на месте снесенных уже возводились современные панельные башни. Сама улица была узкой, дорога в выбоинах и заплатах, по обочинам стояли задушенные городской гарью худосочные деревья, а по грязным тротуарам ходили такие же замученные люди, в основном старики и старушки, чей возраст также не поддавался определению. Дом номер 27 я смогла найти лишь потому, что рядом стояли дома 25 и 29. На нем не было таблички. На нем вообще ничего не было. Это был грязно-серый четырехэтажный, одноподъездный монстр, зияющий пустыми глазницами выбитых окон и выломанных дверей. Рядом с подъездом и вокруг дома валялся мусор, видимо, жители приспособили это место для свалки, и, чтобы попасть внутрь, мне пришлось приложить немало усилий, дабы, как сказал босс, не вляпаться во что-нибудь непотребное. Наконец я очутилась в подъезде. Все двери на площадке первого этажа напрочь отсутствовали, из квартир доносился шорох гуляющего там ветра, шелест летающего мусора и неприятный запах. Осторожно переставляя ноги, я вошла в первую квартиру и остановилась, осматриваясь. В принципе, все было и так ясно: дом заброшен, ни жить здесь, ни звонить отсюда никто не мог. Но что-то необъяснимое неудержимо влекло меня вперед, и я сделала еще один шаг в направлении дверного проема, ведущего в соседнюю комнату. Нога моя на что-то наступила, лодыжка подвернулась, и я вскрикнула от пронзившей сустав боли. Посмотрев вниз, я чуть не вскрикнула снова, на этот раз от удивления: на полу среди обрывков грязных газет лежал… пистолет. Это был «ТТ». Забыв обо всем на свете, я подняла его и понюхала ствол. Резкий запах сгоревшего пороха ударил в нос — из него совсем недавно стреляли. Тут где-то наверху послышался громкий стук, словно что-то упало, я вздрогнула и замерла, прислушиваясь. С улицы доносился шум машин, чей-то смех, где-то играла музыка. А на верхних этажах проклятого дома все было тихо. Решив, что это ветер хлопнул оконной рамой, я двинулась дальше, в комнату, не выпуская пистолет из руки.
Сначала я даже не поняла, что передо мной труп. Он лежал у окна, выходящего в глухой двор, туда, где стоял мой джип. Странно, но в этом окне сохранились все стекла, видимо, из-за железных решеток. Петр лежал на животе, раскинув ноги, а к желто-зеленой расцветке его ветровки на спине прибавился еще один цвет — красный. Лицо его было повернуто к стене, левый глаз приоткрыт и мертв, как стекло. Изо рта вытекала алая струйка. Куртка была пробита в двух местах с левой стороны, и из рваных отверстий еще чуть сочилась густая кровь. Сумка его с закрытым замком и торчащим из нее зонтиком валялась рядом. Похоже, бедного парня убили примерно минут за пятнадцать-двадцать до моего появления. Я даже не стала щупать пульс — и так было ясно, что не видать нам экологически чистых овощей и фруктов как своих ушей. Чувствуя слабость в ногах, я подошла поближе и присела перед ним на корточки. Слезы сами собой потекли из моих глаз, я всхлипнула и, проклиная все на свете, разрыдалась. Мне чем-то успел понравиться этот простой, честный и открытый парень, не умевший скрывать своих чувств и готовый пойти на все ради юной сестры. Он был лет на десять старше ее и наверняка провел все детство, таская за собой орущую сопливую девчонку и ненавидя ее за то, что она мешала ему играть в футбол или в салки. А теперь она выросла и, считай, убила его своей неосмотрительностью и безрассудством. Да, ошиблась, видать, бабка Наталья со своим пророческим сном…
— Брось оружие, сволочь! Встать! Руки за голову!
Этот грозный рев, неожиданно раздавшийся сзади, привел меня в чувство, я дернулась и испуганно обернулась. У дверей, направив в мою сторону зажатые обеими руками пистолеты, стояли два совсем молоденьких милиционера с перекошенными от страха и злости лицами.
— Брось пушку!!! Быстро!!!
— Мальчики, это не я, — пролепетала я дрожащим голосом и выронила пистолет на пол. — У меня и в мыслях не было…
Один из них тут же подскочил, откинул ногой пистолет к стене, а потом со всего маха заехал мне, женщине, сидящей на корточках рядом с трупом, кулаком по затылку. Да причем так сильно, что, будь на моем месте другая, она непременно испустила бы дух, избавив следственные органы, суд и тюремщиков от дальнейших стараний довести ее до могилы официальным путем. Но со мной у них этот номер не прошел. Я лишь отлетела в угол и застыла там в нелепой позе, раздумывая, стоит размазывать мозги этих грубых наглецов по стенам или все же нужно уступить пальму первенства представителям закона. Пока я размышляла, второй, не опуская пистолета, свободной рукой извлек из кармана наручники, мигом подбежал ко мне и положил конец моим сомнениям, сковав мне за спиной руки. Я стала потихоньку подглядывать.
— Все, Семенов, птичка в клетке. Она отрубилась. Теперь отпуск нам обеспечен, — радостно сообщил он напарнику. — А ты переживал, что не отпустят летом.
Тот стоял, почесывая кулак, и смотрел на труп Петра Капустина.
— Похоже, наш, деревенский чувак, — с сожалением проговорил он, кивнув на Петра.
— Да и Бог с ним! Я тебе про отпуск, а ты ерунду городишь.
— Подожди, Пронин, с отпуском. Еще неизвестно, она его укокошила или не она.
— А чего тут ждать? — удивленно пожал тот плечами. — Ясный перец, это она. Да и свидетель сказал, что видел, как она сюда входила. У-у, стерва! — Он примерился и пнул меня под ребра. — Конец тебе, сука!
— Это смотря как начальству доложить, — задумчиво продолжил Семенов, вытаскивая из пачки сигарету и закуривая. — Мы-то ведь выстрела не слышали, только хмырь тот болотный. Кстати, где он?
— В машине сидит, где ж ему быть. Но за него не переживай, — ухмыльнулся умный Пронин. — Припугнем соучастием и все такое, он и не пикнет никому. А мы в участке доложим, будто сами выстрел услышали, когда мимо проезжали, ворвались сюда и с риском для жизни повязали убийцу по горячим следам. На пушке ее пальчики имеются, поймана на месте преступления — так что не отмажется курва. А пока будут разбираться, мы с тобой уже отпуска отгуляем.
— Ты думаешь? — неуверенно спросил Семенов. — А если свидетель заартачится?
— Да ты че, братан, этих москвичей не знаешь? — презрительно хмыкнул Пронин. — Они ж нас как огня боятся. Ненавижу козлов!
Он опять замахнулся и пнул меня по ребрам. Боясь стать свидетельницей преступного сговора, я благоразумно промолчала, не издав ни звука. Пусть лучше думают, что я без сознания, чем позволить им решить мою судьбу здесь, в заброшенном доме. У этого Пронина, похоже, хватит ума и бесстыдства прикончить меня «на месте преступления», а потом расписать начальству сцену с перестрелкой и «случайной» гибелью опасной преступницы. Наша милиция себя всегда сбережет. Но ничего, я как-нибудь отверчусь от нелепого обвинения, а вот они потом, когда попадутся мне в лапы в темном переулке, уже вряд ли смогут спастись. Я им устрою отпуск…
— Ты бы полегче с ней, — сказал Семенов. — Все ж таки баба.
— Все они шлюхи и твари, эти твои бабы, — усмехнулся тот в ответ.
— А синяки если останутся?
— Скажем, что сопротивление при задержании оказывала. Так что можно бить, хоть до посинения.
— Ладно, присмотри тут, — Семенов кивнул на труп, — а я пойду в машину, вызову бригаду.
— Добро. Только давай по-быстрому.
— Ничего не трогай здесь, а то опять оперативники ругаться начнут.
— А то я сам не знаю, — обиженно вспыхнул Пронин.
Семенов ушел, а Пронин, что-то насвистывая, присел на корточки над трупом и начал снимать с него часы на металлическом браслете. Сунув их в карман, мародер расстегнул на Петре ветровку, вытащил бумажник, раскрыл, присвистнул и пробормотал:
— Непорядок в войсках. Покойникам столько денег ни к чему, — с этими словами он отделил большую половину стопки рублей, спрятал себе в карман, а остальное вернул покойнику. — Вот так-то будет лучше, друган. Спокойней спать будешь…
Тут на площадке послышался топот, и через несколько секунд в комнату вбежал запыхавшийся Семенов. На бледном лице его отчетливо проступал нездоровый румянец, глаза испуганно бегали из стороны в сторону.
— Кранты, Пронин, свидетель сбежал! — выкрикнул он с ходу.
— Как сбежал? — опешил тот, поднимаясь на ноги.
— Хрен его знает, сбежал, и все! В машине пусто, короче! Что делать будем?
— Ну дела-а, — нервно усмехнулся тот. — Ты хоть адрес его записал?
— Да какой там адрес?! — чуть не плача, проорал Семенов. — Сам же знаешь, что некогда Выло — сразу сюда поехали! Ч-черт!
— Ладно, туши пожар, — зло оборвал его напарник. — Сбежал, и хрен с ним, нам же лучше — возиться не придется. Забудь про него. Ты опергруппу вызвал?
— Нет, не успел.
— Ну ты даешь. Ладно, останься здесь, я сам пойду.
Он двинулся к двери. Семенов подошел к трупу и вдруг крикнул Пронину вслед:
— Эй, слышь, а где его часы?
— Какие часы? — удивленно обернулся тот.
— Ну, на руке у него часы были с браслетом — я видел.
— Где-где, — противно ухмыльнулся тот, — есть одно место. А ты что, сам уже намылился? Ну ты и крохобор, Семенов.
И ушел. Семенов вздохнул и переместился ближе ко мне. Я лежала в том же нелепом положении с чуть приоткрытыми глазами, чувствуя на себе его пристальный взгляд, и думала о том, что скажет Родион, когда узнает, что его несносная секретарша все-таки опять умудрилась вляпаться на элементарном задании. Да не просто вляпаться, а попасть в милицию с ужасным обвинением в предумышленном убийстве. И ведь, что самое обидное, задание выполнить не успела: соседи не опрошены, ничего по поводу прежних хозяев не выяснено, фотографии Светланы не показаны… Тьфу!
