Книга Флоренсова оставляет двойственное впечатление. В ней много умных мыслей и метких наблюдений, но круг знаний автора по избранным проблемам был явно слишком ограничен. Флоренсов принимал на веру греческий язык троянцев, реальность взятия ахейцами Трои, видное место этой войны в реальной истории. Для него явилось неожиданностью открытие клинописной надписи о «крутой Вилусе» и лувийского языка троянцев, но он честно привел эту обескураживающую новость в послесловии.
Труд Феличе Винчи насквозь дилетантский и бесполезный. Проникшись несуразной идеей, что Трою надо искать не в Малой Азии, а в Финляндии (Одиссей же плавал в Балтийском море, а не в Средиземном), автор отыскивает в Скандинавии и Англии отдаленно созвучные гомеровским местные названия, без всякой доказательной методики сопоставляет их с гомеровскими, и не обращает внимания на разительные несоответствия, просто не замечает их. Его соблазнила нередкая у технарей иллюзия, что гуманитарные занятия очень легки и никакой методики там не требуется, что нужна лишь начитанность в избранном вопросе. Книга его, переведенная с итальянского на английский и на русский (на средства автора), есть графоманское произведение, и научная ее ценность равна нулю.
Здесь я должен сказать о себе. Я ведь тоже занялся Гомером всерьез, не будучи профессионалом. По образованию и профессии я археолог (профессор археологии), получил также филологическое образование, но не классическое, а по русскому фольклору. Правда, школа у меня была очень хорошая, высшего класса: по археологии моим учителем в Ленинградском университете был проф. М. И. Артамонов, директор сначала Института истории материальной культуры, потом Эрмитажа и заведующий кафедрой археологии, а по филологии — профессор В. Я. Пропп, один из основателей русского структурализма и семиотики. Я владею некоторыми современными европейскими языками, но древними (греческим и латынью) свободно не владею. В этих языках моих знаний хватает лишь на то, чтобы читать со словарем и разбираться в отдельных словоформах. Я не могу наслаждаться чтением греческого оригинала поэмы.
Но я заинтересовался гомеровским вопросом, исходя из моих занятий археологией. Изучая бронзовый век Европы, я внимательно разбирал древности Трои — раскопки Шлимана и Блегена (тогда еще раскопок Корфмана не было). Мне бросилось в глаза, что материалы раскопок разительно не совпадают с тем, как описывает город «Илиада». Некоторые другие археологи уже до меня высказывали подобные наблюдения. Тогда я внимательнее вчитался в текст «Илиады» и обнаружил, что и текст далеко не так ясен, как это принято считать. В частности, текст несет явные признаки фольклора — это тоже до меня признано, но надо же сделать вывода: если это фольклор, то как верить в реальность Гомера (фольклор — коллективное творчество) и как верить описанию Троянской войны? Уж особенности фольклора я знаю: древний героический эпос весь пронизан мифами, это скорее мифы, чем легенды. Что война не была такой, как описано, это ясно, но была ли она вообще?
Таким образом, для меня привлекательность чтения «Илиады» состоит не столько в эстетических качествах эпопеи (хотя я не стал бы повторять инвективы Воеводского), сколько в ценности «Илиады» как исторического источника. Для меня «Илиада» — прежде всего богатейший исторический источник, и надо его препарировать как всякий древний источник — применить внешнюю критику (выявить первоначальный текст) и внутреннюю критику (оценить объективность текста — его соотношение с реальностью).
Конечно, занятия текстовыми источниками не входили в мою профессиональную компетенцию. Я бы, возможно, и не стал отвлекаться на серьезный анализ гомеровского эпоса, но жизненные обстоятельства сложились так, что толкнули меня в эту сторону. В 1981 году, после того как разрядка международной напряженности была оборвана нашим вторжением в Афганистан, я был репрессирован, посажен в тюрьму, затем отправлен в лагерь. По возвращении в конце 1982 года лишен степени и звания, уволен из университета и оторван от археологических экспедиций. Поскольку операцию проводил КГБ, меня никуда не брали на работу. Я подрабатывал переводами, а для души занялся теми проблемами, до которых раньше руки не доходили. В частности, всплыли проблемы гомеровского эпоса — для их анализа ведь не нужны ни экспедиции, ни лаборатории, ни лаборанты, ни немедленные ассигнования, только книги и мысли.
Вчитавшись в историю проблемы, я сразу же оказался в кипении двухсотлетнего спора аналитиков с унитария-ми. В этом споре брали верх то те, то другие. В XIX веке в науке доминировали аналитики, в основном немецкие, в XX возобладали унитарии, в основном английские и американские. В каждом течении было много разновидностей и групп. Я все больше склонялся на сторону аналитиков, все больше убеждался в том, что старые немцы были ближе к истине. Все они расчленяли «Илиаду» на составные части, но делали это по-разному, по-разному реконструировали процесс ее создания. Само это разнообразие было аргументом унитариев: если аналитики не могут столковаться по вопросу, как складывалась «Илиада», то, значит, она и не возникала из частей, а была создана сразу как цельная поэма. Приводились и другие аргументы в пользу ее единства (симметрия структуры, монолитность языка).
Единство ее было для меня очень сомнительно. Откуда в ней это обилие дублетов и синонимичных названий? Город называется то Троя, то Ипион, а иногда и Пергам. Река, на которой он стоит; — то Ксанф, то Скамандр. Зачинщик войны — то Парис, то Александр. Греки — то ахейцы, то данайцы, то аргивяне. Никаких следов переименования. Это объяснимо, если слились песни о двух разных городах на двух разных реках. Еще дублет: главные герои греков Ахилл и Диомед совершают одни и те же подвиги и даже получают одну и ту же рану — в щиколотку. Между тем эти два главных героя греков почти на всем протяжении эпопеи не встречаются друг с другом. Появляется Ахилл — исчезает Диомед, возвращается Диомед — нет Ахилла. Это объяснимо, если они принадлежат разным песням одного и того же плана (с однотипными героями), эпизоды которых соединились вперемежку.
Как это проверить? Как доказать это решение? Очевидно, нужно заняться парными синонимами, подсчитать количество появлений каждой пары в поэме и посмотреть, как они распределяются по ее песням и эпизодам. Если беспорядочно, то текст един, а если есть какие-то предпочтения и эти предпочтения одинаковы у разных пар синонимов, то, значит, есть система в их распределении, есть диалектные различия в языке разных частей «Илиады» и, скорее всего, эти части принадлежат разным источникам «Илиады».
