— Нас будут брать на конечной станции, — сказал Француз. — Сейчас ставят оцепление, снайперов, крепят броне щиты, готовят газовую атаку…

— Да чёрта с два! — закричал Моня. Снизил голос: — Уйдем катакомбами.

— Чего? Какие такие катакомбы? — спросил Седой.

— Увидишь, дай только проедем «Арсенальную».

Проехали. Моня прикладом винтовки два раза изо всей силы ударил по двери машиниста. Заорал:

— Тормози поезд или буду стрелять. Это угон!

Водитель не среагировал. Александр Маринин (Моня) передёрнул затвор и в упор выстрелил в замок двери. Та распахнулась. В вагоне дико закричали. Моня вбежал к машинисту и приставил ему ствол к голове. Состав, резко тормозя, остановился. В вагоне продолжали кричать. Дмитрий Донцов (Димедрол) наставил на сбившихся в кучу пассажиров автомат. Хрипло сказал: «Буду стрелять в тех, кто кричит». Вагон умолк. Владимир Суворов (Седой) проговорил Моне: «Саша, что дальше?» «Где сорок вторая отметка?» — с угрозой в голосе спросил тот у машиниста и прикладом разбил динамик селекторной связи, где запрашивали остановившийся поезд. «За поворотом, вон там», — дрожащим голосом ответил водитель, указывая направление рукой. «Медленно двигайся туда» — «Слушаюсь». Поезд проехал с сотню метров. «Вот она», — указал пальцем машинист на белую отметку на стене. Над ней отсвечивала цифра 42. «Дай фонарь, открой дверь, и как только мы выйдем, двигайся без остановок до конечной станции, если хочешь дожить до пенсии», — проговорил Маринин. Водитель протянул большой аккумуляторный фонарь, нажал кнопку, и двери вагона открылись. Группа беглецов вышла наружу. Моня включил фонарь и махнул рукой машинисту: «Пошел!». Двери закрылись, и состав рванул с места как ужаленная шершнем лошадь, прогремел всеми вагонами и исчез за поворотом. Наступили тишина.

— Моня, ты, надеюсь, соображаешь, что делаешь? — спросил Седой у Маринина.

— Наверное, соображает, — сказала Леся. — Катакомбы есть. Их строить начал ещё Иван Грозный. В СБУ знают о системе ходов под Киевом. Говорят, есть даже секретная линия метрополитена до самого Чернобыля. Вопрос в том, как в эти катакомбы попасть. После «перестройки» следы исчезли.

— На Подоле знают всё, — уверенно проговорил Моня. Подошел к отметке и стал шагами отмерять расстояние, удаляясь в глубь тоннеля. Все двинулись за ним. Наконец он остановился, посветил фонарём, и все увидели ржавый щит, на котором полустертыми буквами было написано: «Не влезай — убьёт. 380 V».

— Вот это то, что нам нужно, — сказал внук бабушки из Киево-Могилянской академии. Он попытался открыть щит, но ручек не было. Пришлось снова стрелять в щель между дверцами. Это помогло. Двери распахнулись и все увидели, что за щитом ниша, в ней есть ещё одна дверь, а на ней кодовый замок, на котором тускло блестели кнопки с цифрами.

— Вот это да! — проговорила Леся. — Наш отдел до сих пор ищет вход!

— Мы — не ваш отдел, — отрезал Маринин и стал набирать код. Набрал. Через пять секунд стальная перегородка отошла в сторону, и перед глазами беглецов предстал низкий коридор, освещённый тусклыми лампами. Все залезли в щит и через него зашли в дверь. Моня привёл «Не влезай — убьёт» в исходное состояние и набрал код на втором замке, изнутри, — двери закрылись. Через несколько секунд за ними загремел поезд метрополитена.

Двинулись вперёд по узкому, низкому, но достаточно освещённому коридору. Седой с удивлением в голосе спросил:

— Моня, откуда ты всё это знаешь?

— Моя бабка работала в Киево-Могилянской академии.

Шли дальше. Несколько раз над головой прошелестели летучие мыши, свистя своими ультра звуковыми радарами.

— Саша, а твоя бабушка кем работала в академии? — поинтересовалась Леся.

— Это не для СБУ.

— Да я же там давно не служу!

— Хороший мент — мертвый мент. Что чекисты — что менты…

— Ох, Саша, Саша…

Коридор стал подниматься.

Длинный с трудом волок на себе пулемёт. Из военного автобуса USA army успели забрать много нужных вещей. Пояс и грудь Длинного были обмотаны пулемётными лентами. В карманах лежали гранаты. За спиной болталась М-16. За поясом торчали запасные магазины. К ноге был привязан нож.

Коридор стал спускаться.

Моня нёс в руках винтовку. За поясом торчали два армейских кольта. За спиной — рюкзак, набитый патронами. На шее — связка гранат.

Коридор стал поворачивать вправо.

Француз нёс на плече автомат. Все карманы были набиты запасными магазинами. За спиной торчала труба ПТУРа (противотанковая управляемая ракета). На шее висел брусок пластита с детонатором.

Коридор стал поворачивать влево.

Димедрол нёс на шее М-16. На плече волок гранатомёт. За спиной тянул вниз рюкзак с гранатами. Из карманов торчали магазины с патронами.

В коридоре стал шире проход. Потянуло свежим воздухом. Снова над головой стали носиться летучие мыши. Вова Седой спросил у Парковщика:

— Серёжа, как рука?

— Болит. Но терпимо. Леся хорошо перевязала. Она захватила в автобусе аптечку.

Шли дальше. С потолка капала вода. Дорогу перебежала крыса.

— Саша, а куда ведёт этот старинный коридор? — спросила Леся у Мони.

— Сталин знал. Но он умер.

— Так ты тут тоже в первый раз?

— Естественно. Я же не похож на сумасшедшего, который сам лезет в могилу?

— Да нет, не похож.

— Вот я и не лез.

— А бабка лазила?

— Военная тайна.

— А она жива?

— Аналогично.

— Чего ты меня так не любишь?

— Я не люблю СБУ.

— Но… Я ведь тебе говорила.

— Давай закроем тему. Ты лично мне нравишься. В вот тему — закроем.

Коридор закончился круглым залом, залитым призрачным светом электрических ламп, горящих в половину мощности. По периметру зала темнело семь дверей. Над каждой дверью висела табличка с семизначной цифрой. Пол был ровный, залитый бетоном. В центре зала стоял круглый стол из металла. И всё.

— Мда… — сказал Седой. — Камера инквизиции. Очень похоже.

— Давай присядем, — проговорил Длиный. — Меня уже ноги не держат. Плевал я на инквизицию.

Все согласились. Упали на пол, тяжело дыша. Было ясно, что путь пройден немалый.

— Моня, что за дверями? — спросил Седой.

— Откуда я знаю?

— А бабка?

— Понимаешь, я её почти никогда не слушал. Она всё меня учила, учила… А я ничего не запомнил. Теперь жалею.

— Но код-то запомнил?

— Я его учил год.

— Ох, Саша. Хоть не забудь его. Может, придется идти обратно. Двери, как я вижу, закрыты.

— Откуда ты знаешь? Сейчас проверим.

Моня поднялся и стал проверять двери. Седьмая поддалась и со скрежетом открылась. Там виднелась винтовая лестница.

— Пожалуйста, господа, — шаркнул ногой Маринин. — Путь можно продолжить.

— Моня, слазь-ка ты туда сам, чтобы не гонять по этой лестнице людей в полной экипировке. Оставь весь груз здесь, а мы тебя подождём.

Моня согласился и, взяв с собой один пистолет, стал подниматься по лестнице. Были слышны его шаги, которые вскоре затихли. Француз вытащил сигареты. Закурил. Сказал:

— Попали в дерьмо. Хуже, чем в Алжире.

— Попали, — согласился Димедрол. — У меня, кстати, сегодня вечером должно было быть застолье. День рождения. Сорок пять лет.

Все посмотрели на Димедрола.

— Дима, — сказал Седой. — Ты мой друг, но я поздравлю тебя на свободе. И, наверное, тогда у тебя этих дней будет два.

— Это точно, — поддержал Парковщик.

— Да уж, — неясно согласился Донцов.

Загудела лестница от шагов возвращающегося Мони. Он прыгал через три ступеньки, и грохот стоял невыносимый. Доскакал до последней и выпрыгнул из двери.

— Есть выход, — сказал.

— Куда? — спросил Француз.

— Вы не поверите. Ха! Бабушка, наверное, меня сильно любила. Выход есть. В Киево-Могилянскую академию. В центральный актовый зал.


— Объясните, пожалуйста, в чём причина такой эскалации активности?

— Наша агентура, вся до единого, передала через резидента, — полковника Дубину, — что в Киеве началась зачистка русскоязычного населения. Эпицентр, или, так сказать, катализатор событий находится на Подоле, неподалёку от Контрактовой площади, в восточном секторе города, где постоянно идёт проверка патрулями людей, разговаривающих на русском языке. Есть там такой райончик, «пятак» называется. На нём, на этом «пятаке» расположено кафе «Экспресс», в котором постоянно встречаются наши информаторы с Дубиной лично или его помощниками. Прикрытие идеальное — там полно бомжей. Вот поэтому район всегда под нашим ежеминутным контролем. События развивались так: американский спецназ спровоцировал, — причём, подчеркиваю, умышленно, — негативное отношение к себе местного населения. — Генерал на минуту умолк. Главнокомандующий спросил:

— И что? В чём выразился этот негатив?

— Ммм… Капрал, командир патруля, выстрелил в людей с Подола. И не попал.

— Ну?

— А те попали. Подчёркиваю, это была самооборона в своём классическом виде.

— Видеозапись есть?

— Нет.

— Почему?

— Технический сбой, камера вела запись чуть левее событий. Звук есть, картинки нет.

— Понятно. Продолжайте. После этих событий граждане Подола были вынуждены попытаться скрыться от возможных репрессий. За ними организовали погоню, используя тяжелую бронетехнику. Танки «Абрамс» на Крещатике стреляют в русскоязычное население — это вам не кажется несколько необычным явлением? Мы решили, что это нарушение паритетного договора и предприняли ответные, и подчеркну — абсолютно адекватные меры. Группировку «Абрамс» уничтожили.