Талман отвернулся от окна и ровным голосом обратился к присутствующим:

— Мой лучший летчик-истребитель Тедди Ласков лично возглавит эскадрилью специально подобранных летчиков, которые полетят на лучших в мире истребителях. В настоящий момент они наблюдают за подготовкой и вооружением двенадцати истребителей, расположенных на дальнем конце аэродрома. Тедди Ласков уверяет, что сможет обнаружить, определить, проследить, перехватить и сбить в небе любую цель, включая МиГи, ракеты «корабль — воздух» и даже самого Сатану, если только он появится на экране радара. — Талман окинул зал заседаний поверх голов собравшихся здесь мужчин и женщин. — Разведка ВВС сообщает, что у террористов не только никогда не было возможности для проведения воздушной атаки, но и сейчас они такой возможностью не располагают. Но если все-таки кто-то предпримет атаку против «Конкордов», то в воздухе им будет противостоять самый мощный воздушный флот Средиземноморья. — Талман пригладил усы. — Ласков лучший из тех, кто у нас есть. Как только «Конкорды» пересекут береговую линию, ответственность за них буду нести я, и я возлагаю на себя эту ответственность без малейших колебаний. — С этими словами он вернулся на свое место.

Тедди Ласков, слушавший речь Талмана в коридоре, тихонько открыл дверь зала заседаний. Несколько голов повернулось в сторону человека, которого только что расхваливал Талман. Ласков смущенно улыбнулся и замахал руками, призывая не обращать на него внимания. Войдя в зал, он прислонился к стене.

Мириам Бернштейн пыталась встретиться взглядом с Хоснером, но тот упорно игнорировал ее. Хоснер оглядел остальных присутствующих, сидевших за столом и возле стены, но, похоже, ни у кого из них не было ничего добавить к сказанному.

— Хорошо, тогда… — начал он.

Мириам Бернштейн поднялась со своего места.

— Мистер Хоснер.

— Да?

— Я хотела бы кое-что добавить.

— О-о-о!

— Благодарю вас. — Мириам одарила Хоснера улыбкой, которую тот, похоже, не заметил. Она опустила взгляд, порылась в лежавших перед ней бумагах, потом снова подняла голову. — Я очень внимательно слушала то, что здесь говорилось. На меня произвели большое впечатление предпринятые меры предосторожности, и все же, честно говоря, меня встревожил характер этих мер и выражения, в которых они описывались. Господа, ведь мы отправляемся на эту конференцию с целью заключения прочного мира. — Мириам Бернштейн замолчала и оглядела присутствующих, встретившись по очереди взглядом с каждым из них. — Разговоры о том, чтобы сбивать воздушные цели, о допросах с пристрастием подозреваемых арабов в дружественных нам странах, о посылке шпионов — все эти разговоры вполне уместны при определенных обстоятельствах. Но в данный исторический момент я бы рискнула снизить до предела агрессивный тон. Ведь не хотим же мы появиться в ООН, как банда ковбоев, вооруженных револьверами. Мы же хотим предстать там людьми, приехавшими говорить о мире.

Мириам сжала губы, словно задумалась над тем, чтобы ее слова не прозвучали как предложение капитуляции. Она уже много лет сотрудничала с крылом своей партии, выступавшим за мир, и чувствовала, что просто обязана сделать подобное предупреждение, тем более сейчас, когда желанный мир начал приобретать очертания реальности. Ведь за всю жизнь ей не пришлось прожить ни одного дня в мире. Мириам вскинула руки, как бы призывая этим жестом к примирению.

— Я не пытаюсь создать проблему там, где ее не существует. Просто хочу сказать, что все военные и разведывательные операции должны быть почти полностью свернуты на время проведения мирной конференции. Это будет знаком нашей доброй воли. Ведь должен же кто-то первым спрятать револьвер в кобуру. И даже если вы увидите на экране радара Сатану, генерал Талман, не сбивайте его своими ракетами, а просто объясните, что следуете на мирную конференцию и не желаете предпринимать агрессивных действий. Сатана увидит, что вы настроены миролюбиво… и Провидение уберет его с вашего пути. — Мириам вновь оглядела зал, и ее глаза на секунду встретились с глазами Тедди Ласкова.

Во взгляде Мириам Тедди увидел нечто такое, что довелось видеть очень немногим людям, но он не знал, как даже назвать это нечто.

Мириам Бернштейн еще раз оглядела зал.

— Среди нас присутствуют люди, не желающие поступиться своими принципами ради мира. Я понимаю их. Мне известны все возражения против идеи достижения мира любой ценой. Мы все их знаем, и я даже согласна с некоторыми из них. Но сейчас я просто прошу вас в течение ближайших нескольких дней задуматься над моими словами. Благодарю вас. — Мириам села и углубилась в лежавшие перед ней бумаги.

Ответа на ее выступление не последовало, в зале стояла тишина.

Генерал Талман поднялся со своего места, подошел к Тедди Ласкову, взял его за руку, и они вместе вышли в коридор.

Постепенно присутствующие начали переговариваться между собой, потом разбились на мелкие группы, обсуждая окончательные планы действий.


Иаков Хоснер не прислушивался к звучавшим вокруг него тихим голосам, он смотрел на Мириам Бернштейн. Между ними возникла какая-то скрытая неприязнь, он чувствовал это, и, если не решить этот вопрос сейчас, эта неприязнь могла выплеснуться наружу в самый неподходящий момент. Внезапно он ясно вспомнил тот случай, когда она отказалась провести выходные у него на вилле. Мысль об этом еще более рассердила его. Хоснер сел и уставился в потолок. Ну и черт с ней. Ему было о чем думать и кроме Мириам Бернштейн.

Сегодняшнему моменту предшествовали многие годы практической работы. Палестинцы всегда считали авиакомпанию «Эль Аль» военным объектом, и нападения на нее начались почти с первого дня основания компании в 1948 году. Но наиболее громкими были операции террористов против «Эль Аль» в 60-е и 70-е годы.

Последней акцией террористов была попытка захвата «Боинга-747», принадлежавшего «Эль Аль», в лондонском аэропорту Хитроу. Разработал эту операцию Ахмед Риш. При мысли об этом человеке лицо Хоснера исказила гримаса. Риш. Один из последних террористов, и, пожалуй, самый лучший. Однажды им удалось упрятать его в военную тюрьму Рамлы, когда Риша арестовали в аэропорту Лидды, где он выполнял так и не установленное задание. В 1968 году, перед тем как Израиль принял решение об отказе ведения переговоров с террористами, Риша вместе с другими пятнадцатью арабами обменяли на израильтян — пассажиров рейса «Эль Аль», захваченного террористами. Хоснер и тогда считал подобные действия ошибкой, а дальнейшие события показали, что он был прав.