Около «брахмашираса», на потёртом до дыр коврике, торчал кривоногий невысокий столик, которому исполняется сто лет в субботу, и кресло — с красной кожаной обивкой и со спинкой, до неприличия высокой, и с кистями, как у какого-то трона. Теплицкий пытался представить себе человека, который мог бы здесь сидеть, но представлял только себя, ведь он же — «король дороги», больше никто. Чей же, всё-таки, герб болтается тут на каждой стенке?? Не Гитлера же! У Гитлера было что-то другое. И не Жукова — у Жукова была звезда… Да, много вопросов. Теплицкий думать не любил. Он любил действовать.
Место действия — рыбозавод Теплицкого на далёкой окраине Донецка. Дата и время… пёс с ними.
Светило науки профессор Миркин, облачённый в резиновый комбинезон, заляпанный плюхами рыбьей крови, чешуёй и какими-то ещё ошмётками, стоял над железным столом, заваленным не очень свежей рыбой. В руке, затянутой в перчатку, он держал крупную рыжеватую рыбину и с явным отвращением на лице специальным скребком соскабливал с неё чешую. Покончив с этой рыбиной, он швырнул её в металлический контейнер и схватил другую.
— Фу, какая вонь! — фыркнул под свой аристократический картошечный носик Теплицкий и остановился, не желая подходить ближе к вонючему Миркину и его не менее вонючей селёдке. — Дай-ка мне респиратор! — приказал он директору рыбозавода, который вынужден был плестись за ним, как хвостик.
Директор, по фамилии Красиков, и раньше предлагал Теплицкому респиратор, предупреждая, что в разделочном цеху не пахнет фиалками. Но Теплицкий высокомерно отказался, сославшись на то, что цвет респиратора не гармонирует с его галстуком, да и вообще, его вип-персона будет по-идиотски выглядеть в «наморднике».
— Ну, вот, одумались, — улыбнулся директор Красиков, протягивая Теплицкому тёмно-зелёный респиратор. — Пожалуйте.
Теплицкий схватил респиратор и быстренько натянул на лицо, спеша закрыть себя от жуткого зловония, которое висело тут практически повсюду, сводило с ума, повергало в обмороки. Как только Миркин выносит этот страшенный смрад??
Миркин Теплицкого не замечал. Специально, или нет — какая разница? Теплицкий поставил себе цель: заставить Миркина включить «брахмаширас».
— Миркин! — Теплицкий, конечно, подошёл поближе к опальному профессору, но не очень близко, чтобы не уделать рыбой костюм от Юдашкина.
Миркин оскрёб рыбину, шваркнул в контейнер и взял другую рыбину — так обыденно, словно всю жизнь только тем и занимался, что счищал с рыбы чешую. На Теплицкого он даже и не глянул, как бирюк какой-то.
— Миркин! — во второй раз позвал Теплицкий с самой добродушной из своих интонаций.
— Пришёл надо мной поиздеваться? — прогудел Миркин, ляпнув в контейнер недочищенную рыбину. — Ну, давай, я полностью унижен. Что может быть хуже? Кроме того, твоя рыба технической свежести!
— Эй, да её только вчера поймали! — обиделся Теплицкий, но тут же сменил тему. — Ты же любишь технические приколы? — осведомился он тем же елейным голоском, заискивающе заглядывая в голубые глаза Миркина.
— Я люблю рыбу! — поставил точку в разговоре Миркин и схватил со стола следующую рыбину за хвост. — Вот! — он повертел ею перед закованным в респиратор носом Теплицкого и принялся усердно, демонстративно скрести.
— Ты прощён, — ласково пропел Теплицкий, желая любыми средствами и силами заманить Миркина в обнаруженный им бункер к «брахмаширасу». — Я там кое-что нашёл, это как раз по твоей части: из серии высоких технологий! Ты же это любишь, Миркин, да? — Теплицкий даже ручки на груди сложил, словно Мадонна, показывая умиление техникой и интеллектом Миркина. — Только твой ум способен разобраться с этой штукой, больше ни чей! Я тебя озолочу! — щедро пообещал он, видя на лице профессора полнейшую апатию, продиктованную необходимостью изо дня в день бороться с «технической» рыбой. Да, рыба и впрямь техническая: станет Теплицкий тратиться на свежую! Закатал в консервы, дату пробил — и кто там поймёт, какой она свежести??
— Я люблю рыбу! — категорично повторил Миркин, отрубая все просьбы, комплименты и обещания. — Рыба — вот мой воздух, мой никотин и мой алкоголь! — мозг профессора удержал в памяти песенку бомжей, и Миркин случайно процитировал её. — Теплицкий, можешь идти, я занят!
— Эй, да тут нет воздуха! — проныл Теплицкий, которому рыбный «аромат» уже докучал и сквозь респиратор. — Тащите!
Теплицкому надоело умасливать упрямого, как осёл, Миркина, и он приказал своим охранникам сдвинуть профессора с мёртвой точки. Охранники были расторопны и неприхотливы: проигнорировав рыбий запах, они подступили к Миркину с двух сторон, схватили его под руки и поволокли до того, как тот успел сказать: «ай!».
— В мою машину не сажайте! — брезгливо отказался Теплицкий от соседства с робой Миркина, которая была вся покрыта рыбными «деликатесами».
Место действия — заброшенный дом с заколоченными окнами. Дата и время — день выходной, вечер поздний.
В очаге, устроенном из металлического бака с накиданными в него палками и газетами, весело потрескивал оранжевый тёплый костёр, бросая подвижные отсветы на унылые серые обшарпанные стены и грубые доски, что торчали в заколоченном окне. Вокруг этого самопального очага сидели на старых драных тулупах и грелись три бомжа: Игорёк, Котик и доктор Барсук. Завёрнутый в зелёный лохматый понизу плащ, небритый и пьяный Игорёк снял с очага синюю кастрюльку, в которой вскипела вода, взятая из озерца, что плескалось неподалёку. Растрёпанный побитый Котик со всклокоченными усами достал из-под одного тулупа три железные миски и раздал их товарищам по несчастью. Доктор же Барсук вынул из-за пазухи три пачки вермишели «Мивина», которые накануне стянул из магазина. Три простых донецких бомжа готовились принять скромнейший ужин, поговорить о том, о сём, и завалиться спатки-байки-зайки. Они всегда вели беседы перед тем, как отправиться на боковую: тогда жизнь не казалась им такой беспросветной. Игорёк, шныряя во мгле, как спиртной призрак, разливал по мискам воду, и товарищи опасались, как бы ни пролил. Он всегда разливал, а они всегда опасались: это у них уже вошло в ранг ритуала.
Вдруг произошло то, что заставило Игорька впервые в жизни пролить воду на коленки доктору Барсуку. Внезапно сквозь толстые доски заколоченного окна ударил в его залитые глазки яркий белый свет, который враз затмил дрожащее пламя очага. Ошпаренный доктор Барсук плаксиво ойкнул, выронил миску, разбросав краденую вермишель по полу, и хотел ринуться в драку, ведь Игорёк лишил его еды, залил водой и обжёг. Но вдруг внизу, на первом этаже, где никто не жил, послышался страшный треск отдираемых досок. Впервые за годы к ним кто-то рьяно ломился.
