— Какой? — Теплицкий спрыгнул с кресла, бросив засаленную кисть, выхватил у Миркина бумажку, смяв её в кулаке и начал искать на ней тот самый диковинный спутник.
— Астросинхронный, — невозмутимо повторил Миркин, догрызая батон. — Это значит, что он вращается синхронно с Сириусом А. Тут очень красочно описано, как автор наблюдал за ним через сверхтолстую линзу с шестиугольной решёткой…
— Ну и что? — не понимал Теплицкий, оторвавшись от бумажки и наблюдая за доктором Барсуком, как тот щёлкает пальцем по зелёной лампочке.
— А то, что сверхтолстую линзу с шестиугольной решёткой изобрели в одна тысяча девятьсот семьдесят пятом году, — Миркин не говорил, а вколачивал, ещё и хлопал ладонью по поцарапанной столешнице кривоногого столика. — Сириус С открыли вообще, двадцать лет спустя, а тут дата — сорок первый год! Сорок первый, когда о подобных вещах никто и думать не мог! — он яростно грыз батон, как проголодавшийся клыкастый тигр грыз бы диетическую антилопу.
— Ну и что? — Теплицкий швырнул бумажку на кипу других бумажек, но она не удержалась и свалилась на пол. — Ты хочешь сказать, что тетрадка поддельная, да? Ну, и кто же тогда её засунул в запечатанный бункер? Ну-ка, просвети, умник!
— Не знаю, — сдался Миркин, доев батон, но, не наевшись: мозгам нужно мясо. — Да и вообще, тут, в тетрадке твоей нет ни слова о том, на каком принципе работает эта машина.
— А ты тогда зачем? — огрызнулся Теплицкий и опять упал в кресло, закинул ногу на ногу. — Я буду сидеть тут до тех пор, пока ты и твой Барсу́к не включите «брахмаширас»!
— Ба́рсук! — крикнул из «кабины» странного прибора доктор Барсук, который жал там на какие-то кнопки — какой у него однако хороший слух! — Не забывайте: от слова «барс»!
— Как вы мне надоели! — Теплицкий не любил ждать, а ждать ему приходилось слишком долго, чтобы остаться спокойным. Он подпрыгнул с кресла, широкими шагами проследовал к копошащемуся у «брахмашираса» Барсуку и схватил доктора за шиворот.
— Ну, разобрался? — вопросил он, подтащив сопротивляющегося и болтающего конечностями Барсука поближе к своим глазам.
— Понимаете, — Барсук отстранился, поправив смятый воротник, радуясь, что сумасшедший Теплицкий его не порвал. — Это не так-то просто. Разобрать его мы не смогли, да и не стали бы, потому что он остаётся к чему-то подключенным…
— Так выдерните его из розетки! — взорвался Теплицкий и в сердцах поддал ногой по сверкающей металлической «лапе», которая изогнулась над его головой, впилась в пол громадными когтями, продырявив ими бетон. Конечно, пинок Теплицкого оказался слишком слабым для того, чтобы подвинуть эту «лапу» и на миллиметр — она была очень тяжёлой и жёсткой. Теплицкий только ударил ногу и испортил туфлю: после удара о неизвестный металл крокодиловая носатая «лодочка» разинула пасть, как настоящий крокодил.
— Ухь, блин! Чёрт бы вас побрал! — рассердился Теплицкий, стащив туфлю и пытаясь зажать её утыканную гвоздиками «пасть» руками. — Это были мои лучшие туфли!
— Не надо было их сюда надевать, — тихо, чтобы не быть услышанным, пробурчал Барсук и сделал шаг назад, дабы обезопасить себя от очередного гневного выпада бесноватого Теплицкого. — Надвинул бы кроссовки, ленивый сурок…
— Зря я вас выковыривал! Сидели бы в ваших дырах вечно, от вас никакой пользы — один вред! Сколько денег, сколько денег!.. — Теплицкий фыркал паровозом и скакал на одной ножке, держа пострадавшую туфлю правой рукой, а левой балансируя, чтобы не бухнуться и не навернуться о «брахмаширас» головой. В свете современного белесого прожектора он порождал на стенке с гербом жутковатую тень, похожую на сказочного лешака. Тень скакала и бесновалась, как настоящий лешак, повторяя хаотичные движения Теплицкого, который всё больше терял равновесие и кренился вправо.
Барсук отошёл ещё дальше: не желал, чтобы Теплицкий на него увалился.
— Но не всё так беспросветно, — это подошёл Миркин, подхватил Теплицкого под руку, вернув ему утраченное равновесие. Теплицкий встал и на вторую ногу, засунутую в красный носок, до половины стянутый, свисающий с пальцев как какой-то хвостик.
— Да? — осведомился он, поставив туфлю на выступ в корпусе «брахмашираса». — Ты знаешь, как его включить?
— Сюда нельзя ничего ставить! — Миркин убрал туфлю с прибора и сунул её в руки Теплицкого. — Это — раз. А два — я изучил конструктивные особенности этой машины и пришёл к любопытному выводу…
— И к какому же? — Теплицкий натянул на ногу искалеченную туфлю, проковылял в ней под изогнутой лапой к «кабине» и забрался в неё, установившись напротив рычага, который он всегда хотел нажать.
— «Брахмаширас» мог ходить! — просиял Миркин, легонько похлопав ладонью машину по блестящему корпусу.
— Да? — выдохнул Теплицкий и на радостях случайно навалился животом на тот самый рычаг. Однако рычаг оказался заблокирован и не сдвинулся с места.
— Именно! — авторитетно подтвердил Миркин, выпрямившись, похожий на Юлия Цезаря, который только что завоевал Элладу. — Естественно, эти «ноги» выглядят странно. Я понимаю, что для человека привычнее видеть машину с колёсами. Внедорожник вам покажется более удобным, однако, судя по расположению вот этих вот, «ног», «брахмаширас» обладал прекрасными ходовыми качествами и мог перемещаться по бездорожью куда лучше, чем любой танк того времени. К тому же, его конструктор очень грамотно рассчитал центр тяжести — перекосить и повалить этот «брахмаширас» практически невозможно!
— Его не могли сделать в сороковых! — влез Барсук, который напрочь отметал всякие предположения Миркина насчёт того, что «брахмаширас» является изобретением нацистов. — Я что-то нигде не видел, чтобы у кого-нибудь в сороковых были такие гаджеты! Это какой-то проект спецслужб, — он подошёл к Теплицкому вплотную и маячил перед его носом назойливой мухой. — И я советую вам, Алексей Михайлович, закрыть всё это так, как оно было, положить тетрадь туда, где она лежала, вернуть всё золото, которое вы забрали из сейфа, и убраться отсюда, пока нас всех не прихлопнули, как мух!
— Параноик… — буркнул Миркин, который знал, что все спецслужбы давным-давно в кармане у Теплицкого.
Золото из ненадёжного шкафа уже перекочевала в ячейку банковского сейфа. Теплицкий вложил его под проценты годовых и не расстался с ним бы уже ни за что, потому что пришлось бы отстегнуть банку неустойку.
— Барсу́к! — рубанул Теплицкий, и Барсук получил подзатыльник. — Вы демагог, и я был прав, что вы — дундук! Миркин почти разобрался в устройстве моего «брахмашираса», и скоро включит его для меня, а вы только тормозите! Ещё одно слово и отправитесь на мой рыбозавод вместо Миркина!
— Тьфу ты, чёрт! — плюнул Барсук, который не выносил ни рыбы, ни её запаха до такой степени, что даже не ел ни одного блюда из рыбы. Он бы умер, попади в разделочный цех, где отбывал каторжное наказание профессор Миркин. — Этого ещё не хватало! И к тому же, я — Ба́рсук!
