Ирина Семеновна помогла мне с русским и литературой. Благодаря ей меня допустили к экзаменам, и сдала я их с первого раза тоже благодаря ей. Чудом. Невероятно терпеливая женщина. «Скажи мне, как тебе объяснить, и я постараюсь», — говорила она. А я удивленно гадала, почему ей не все равно. Зачем тратит столько сил на «тупую овцу», на оборвашку.
Мы нестройным гуськом поднимаемся на четвертый этаж. Максим Филиппов пристраивается под боком, пытаясь взять меня под руку.
— Ты плывешь на высоченных каблуках, как фея! — делает кривой комплимент. Эк его зацепило, беднягу женатого. Даже феи, и те поплыли.
— Привычка! — отвечаю, незаметно высвобождая локоть. Впечатлить бывших одноклассников — это одно, а вот влажные руки на лавандовом платье — совсем другое. Неприемлемое другое.
В актовом зале я теряюсь, как, впрочем, и всегда. Не люблю толпу. Одноклассники толкают меня вперед к самой сцене.
— Ребята, смотрите, второй ряд пустой! Сядем все вместе! — радуется Наташа, будто все мы — неразлучные друзья, не способные прожить друг без друга даже полчаса. Хотя остальные действительно общаются, только я здесь чужая.
Сажусь с краю. Двое незнакомцев оборачиваются ко мне, поедают глазами.
— В каком году вы закончили школу?
Я вежливо отвечаю и отворачиваюсь. Мне не по себе. Я слишком тщательно и долго готовилась к вечеру встречи, и разочарование не заставило себя ждать. Лавандовое платье жмет, да и туфли тоже, словно я влезла в чужое. Впрочем, так и есть.
— Как вас зовут? Вы наверняка модель… Жаль, что вы учились не в нашем классе…
Я игнорирую назойливых соседей, но они не сдаются. Тогда я наклоняюсь ближе и доверительно сообщаю:
— У меня ипотека и трое детей. Я пришла на вечер встречи, чтобы найти богатого мужа. Вы как, обеспеченные?
Мужчины поспешно отворачиваются, а я прячу улыбку. Невеселую улыбку, потому что у обоих незнакомцев обручальные кольца, а они бесстыдно заигрывают с кем попало, казановы доморощенные. Возвращение в прошлое не дает тебе иммунитет от настоящего.
Пришедшие рассаживаются по местам, и директор выходит на сцену. Все те же седые волосы в строгом пучке, прямая спина и серое вязаное платье. У нее их целая коллекция.
Толпа смыкается на мне, удерживает в ловушке слишком близко к сцене. Я хочу спрятаться, исчезнуть. В школе я пыталась быть невидимой, чтобы спрятаться от насмешек. Сегодня пришла покрасоваться, но… я не только оборвашка, а еще и дурочка, если верила, что вечер встречи сможет изменить прошлое, хранящееся у меня в голове.
Улучаю минутку, пока директор возится с микрофоном, и высматриваю себе место в последнем ряду. Там безопаснее: я вижу всех, никто не видит меня.
Шагаю в проход, сопровождаемая десятками липких взглядов. Не люблю, когда на меня смотрят, никогда не любила. Кто-то зовет меня, но я ускоряю шаг.
До последнего ряда остается несколько шагов, когда я поднимаю взгляд и замираю.
Никита Королев. Король.
Стоит, прислонившись к дверям, руки в карманах. Разглядывает меня так откровенно, что в животе возникает сосущий вакуум.
Высокий, поджарый, чертовски привлекательный. Волосы выгорели от солнца, значит, недавно из отпуска. Глаза то серые, то зеленые.
Невзирая на тишину в зале и на внимание директора, Никита присвистывает в знак восхищения.
— А-ля! — растягивает мое имя, достаточно громко, чтобы услышал весь зал.
Никита меня узнал.
Они с Изабеллой никогда не дразнили меня оборвашкой.
Никита называл меня Алей, когда смеялся над моей влюбленностью и говорил друзьям: — Да оставьте вы Алю в покое! Что с нее возьмешь, с убогой?
Он не называл меня оборвашкой, он ранил сильнее.
Он ранил в самое сердце, и я ласкала те раны, верила, что со мной что-то не так.
Толстая, глупая, никудышная. Я верила, что если похудею, поумнею, похорошею, то Король полюбит меня так, как никого другого. Сильнее, чем Изабеллу.
Юношеская любовь как болезнь, и вот я вернулась… зачем? Чтобы доказать Никите, что он не прав?
Я изменилась снаружи, но не внутри. Раз вернулась, значит, прошлое держит до сих пор.
Энергичная дама бросается наперерез и занимает облюбованное мною место. Я остаюсь в проходе на глазах у всех.
— Привет, Никита! — замедляю шаг.
— А-ля! Надеюсь, ты не уходишь. Уж чего-чего, а такой встречи я не ожидал! — он смотрит на меня с искренним восхищением, как на восьмое чудо света. В глазах смешинки крохотными искрами. От его взгляда кружится голова.
Я останавливаюсь прямо перед Никитой, глаза в глаза. Всегда мечтала именно так на него посмотреть — смело, не стесняясь, даже вызывающе, и чтобы он не видел никого вокруг, только меня.
Я мечтала так сильно и преданно, что реальность не подвела. Никита настолько впечатлен, что игнорирует полный зал и недовольную директрису.
А я пошатываюсь, как после двух бокалов шампанского. Внутри лопаются крохотные пузырьки счастья. Сладкие, как мед или шоколад, компенсация за годы без сладкого. Пять лет я готовилась к этому моменту, и он стоил жертв. Пять лет за эту минуту, за потерянный и жаждущий взгляд Короля. За его протянутую руку, выжигающую искры на моем плече.
— Не уходи, Аля, пожалуйста! Я только тебя встретил! — просит он.
В ответ я загадочно изгибаю бровь.
Мне действительно стоит уйти. Я добилась нужного эффекта, перебила горький вкус прошлого шоколадной сладостью победы. Самое время исчезнуть, оставаясь для одноклассников загадкой.
Но я не двигаюсь с места. Никита не дожидается моего ответа, заставляет встать рядом с ним, так близко, что чувствую его всей кожей. Чувственный озноб встряхивает до пальчиков на ногах.
Я не слышу директора, она похожа на гигантскую рыбу, беззвучно открывающую рот. Мой мир сосредоточен на мужчине рядом. Никита склоняется ко мне, проводит ладонью по спине, и меня простреливает жаром.
Мне тесно в конфетной обертке платья, оно царапает кожу. Так и хочется воскликнуть: «Ты ошибся, это я, оборвашка!» Я приехала, чтобы покорить Никиту со второго первого взгляда, но теперь, добившись желаемого, я ощущаю горечь во рту. Все слишком быстро и поверхностно. Его умелый флирт против моей давней влюбленности.
Отец Никиты владеет сетью магазинов, и закончив обучение, сын влился в семейный бизнес.
Вокруг него такие девушки, до которых мне еще голодать и голодать, а при этом он смотрит на меня не мигая, словно впервые увидел женщину. От этого горит кожа, и слова присохли к языку. Королевская лихорадка.
— Никит, перестань так на меня смотреть, отвлекаешь!
— Я смотрю на тебя с чисто исследовательской целью: пытаюсь найти изъян. — Никита ослепляет меня подкупающей честностью взгляда. — Пытаюсь, но не могу! — Он на глазах у всех обнимает меня за талию, обозначив мою принадлежность. — Ты стала роскошной женщиной, Аля. Красивых баб много, но вкус и хороший стиль есть далеко не у всех. Посмотри на бывших школьных красавиц! — шепот Никиты щекочет шею. Он то и дело касается кожи губами и улыбается, когда я вздрагиваю. — Обвешены украшениями, наштукатурены, накачаны химией или чем похуже, жиром из собственной задницы. А ведь они едва старше нас. Видишь вон ту девицу в синем платье? Посмотри на ее брови, как гусеницы на пол-лица. Выведи ее под сильный дождь, и брови смоет ей за шиворот. А ты как есть, без ухищрений, и не отвести глаз.
Никита восхищается искренне, как ребенок, и я поневоле смеюсь в ответ.
Мне потребовалось пять долгих лет, чтобы добиться этого «как есть», и я не собираюсь сдавать позиции.
Его восхищение щекочет что-то внутри, становится тепло. Внутри просыпается раненое эго, для него слова Никиты как живительный бальзам. Зря я волновалась, все хорошо. Все правильно.
Но перед тем как расслабиться, я должна задать самый насущный вопрос.
— А где Изабелла?
Никита не сбивается, ни на секунду не замирает в поисках ответа.
— Понятия не имею. Она не пришла, что ли? — Равнодушно пожимает плечами.
— Я ее не видела.
— Странно, она приходила на все прошлые встречи.
— Вы расстались?
— Давно! — машет рукой, отбрасывая эту тему как нечто совершенно незначительное. Не стоящее даже упоминания. — Видимся редко и только потому, что наши родители дружат.
В момент опьяневшая от возможностей, я схватилась за его за руку для равновесия.
Директор спустилась со сцены, зрители аплодировали, но я осталась безучастной.
Изабелла и Никита. Никита и Изабелла. Неразделимая комбинация распалась, освобождая для меня единственного мужчину, который покорил мое сердце.
— А ты с кем-нибудь встречаешься? — Я угадываю вопрос по губам Никиты, потому что в ушах гремит сердцебиение. Невероятные возможности взрываются во мне тысячами искр.
Золушка собиралась сбежать с бала, оставляя за спиной восхищенную толпу и принца, сожалеющего о прошлом равнодушии. Однако теперь, ощущая сильную руку на талии, я путаюсь в своих планах. Все расходятся по классам, весело щебеча и смеясь, а мы так и стоим в дверях, загораживая проход.
Не дождавшись моего ответа, Никита улыбается.
— Даже если у тебя кто-то есть, забудь о нем. Завтра у нас с тобой свидание.
Я неопределенно хмыкаю в ответ. Стараюсь держать себя в руках и не показать, насколько меня взорвало, перекроило, вывернуло наизнанку от его легкого, почти шутливого тона.
Убогая оборвашка испарилась из его памяти вместе с презрительными насмешками и неуместной влюбленностью.
Мы вернулись в класс, и Никита повел меня прямиком к восьмой парте у окна. Я села на место Изабеллы, но расслабиться не могла, ожидая, что подо мной вот-вот треснет стул.
Или меня поглотит адово пламя.
— Ты в порядке? — Никита обласкал меня серо-зеленой улыбкой.
— Все замечательно! — это правда, если не считать, как жжет кожу чужое место. Как подбрасывает в воздух от воспоминаний.
Разговор вернулся к прошлому, одноклассники вспоминали смешные истории и бывших учителей. Время от времени они оборачивались и смотрели на нас с Никитой, на чужеродный феномен посреди знакомой толпы.
— Знаешь, почему они постоянно оборачиваются? — Никита наклонился ближе. Его пальцы пробежались по позвонкам и остановились на пояснице. Остались там, парализуя меня, отвлекая от происходящего. — Ты их ослепила!
— Спасибо.
— Мне-то за что? Тебе спасибо! — его улыбка ударила в голову приятным головокружением.
Я мечтала именно о таких словах, о таком восторженном взгляде и собственническом прикосновении. О том, чтобы Никита не смог от меня оторваться. Никогда.
Тем временем одноклассники бурно обсуждали «капсулу времени», закопанную в школьном дворе. Я совсем забыла о ней, о забавной школьной традиции. В конце первого класса мы написали (или нарисовали, кто на что горазд), кем хотим стать и чего достичь, когда вырастем. Заклеив конверты, сложили их в герметичный металлический ящик и закопали в специально отведенном месте. Обычно капсулы открывают лет десять после окончания школы, но много кто не выдерживает и выкапывают раньше. Как-то неуютно знать, что твоя детская мечта закопана в школьном дворе, где, в принципе, ее может достать любой желающий и узнать насколько ты не соответствуешь своим ожиданиям. Да и кто знает, где мы будем через пять лет. Вот и наш класс решил, что 15 лет после закапывания — это достаточный срок, большинство уже определилось с карьерой и хотят забрать детские откровения себе.
