Луиза Уэлш тоже преподает в университете и, человек энергичный, общительный, открыла в Глазго литературное кафе, ставшее своеобразным дискуссионным клубом. Учит студентов и Оуэн Ширз: делится с ними секретами литературного мастерства и делает это, судя по его ярким, эмоциональным выступлениям в Ясной Поляне, увлеченно и не по шаблону; creative writing и шаблон — вещи, впрочем, несовместные. Никола Баркер писать начала с детских лет, окончила философский факультет университета и довольно долго совмещала сочинительство «в стол» с работой в детской больнице. Санджив Сахота получил техническое образование и на вопрос, кем бы он хотел быть (если б не писал), отвечает несколько неожиданно — лингвистом.
Многообразны у пятерых британцев и вкусы. Никола Баркер любит пьесы Пинтера и телесериалы. Луиза Уэлш — шампанское и Стивенсона; в своем выступлении припомнила леденящую кровь сцену из «Острова сокровищ», когда слепой Пью вручает капитану черную метку. Оуэн Ширз — театр, поэзию Шеймаса Хини, плавание и бег; вид у валлийца и вправду спортивный, подтянутый. Шарлотта Мендельсон любит сестер Бронте и Айрис Мэрдок, «Холодный дом» и, конечно же, свой крошечный садик на севере Лондона. А еще — криминальные романы (не те ли, которые сочиняет Луиза Уэлш?). А Сахота, скромный, неразговорчивый, неулыбчивый пакистанец, — жену и детей. И не любит своих героев: «Чем дольше с ними живу, тем больше они мне надоедают».
Есть, однако, и то, что объединяет всех пятерых, да и вообще англосаксов, — чувство юмора. И в лекциях, и в беседах, и в интервью все пятеро много и по разным поводам смеялись, демонстрировали неизменную самоиронию, веселое (но не легкомысленное) отношение и к жизни, и к самим себе, и к своему творчеству. То, что, к слову, так не хватает многим нашим литераторам, не желающим посмотреть на себя со стороны. Отрадно сознавать, что и новое поколение британских писателей сохранили качества, издревле свойственные «отечеству карикатуры и пародии», как назвал Англию Пушкин. Для Луизы Уэлш — при всей беспросветности ее макабрической прозы — главный источник вдохновения — «смех, шампанское и кабаре». А самое большое удовольствие — читать в постели: «А чем еще можно в постели заниматься?!» Никола Баркер признается, что католическая вера «нисколько не упрощает моей жизни». Шарлотта Медельсон, еле сдерживая смех, рассказывает, что все рецензии на «Почти англичане» были хвалебными, кроме одной — в еврейской газете. Поистине нет пророка в своем отечестве. А на вопрос, почему она не пишет рассказы, отвечает: «Я слишком болтлива, чтобы писать короткую прозу». С ее «длинной» прозой, послушать ее, тоже не все ладно: «Я пишу много слов, но как же их ненавижу!» И ведь не скажешь, что рисуется.
Объединяет всех пятерых и отчужденность от общества — черта у настоящих писателей, тем более последнего времени, можно сказать, профессиональная. Тут у этих столь непохожих людей и авторов — полное единодушие. «Только литература дает нам ощущение сопричастности», — выражает общее мнение Луиза Уэлш. А Шарлотта Мендельсон уточняет: «Литература, книга — наш общий дом». В ответах наших гостей на многочисленные и порой довольно искусственные, нередко даже вымученные вопросы ведущей круглого стола («Как писать, чтобы не обидеть родственников?», «Кто, на ваш взгляд, является идеальным писателем?», «Ваш рецепт борьбы с депрессией?», «С кем бы вы хотели вместе писать?») то и дело звучало трудно переводимое английское выражение «fit in». «Чувство ‘fit in’ дает нам литература», — убеждена Никола Баркер. «Мы все не чувствуем себя ‘fit in’», — соглашается Луиза Уэлш. И никто — забавная подробность — ни разу не вспомнил про «Brexit», не до него было.
А еще — любовь к России. Никола Баркер, выразившая свое впечатление от семинара и Ясной Поляны двумя словами — «культурный шок», любит Набокова и «Войну и мир»; «мир», правда, — больше «войны», признается, что всякий раз пропускает батальные сцены. Оуэн Ширз — русскую баню и водку (которой он, по моим наблюдениям, отдал должное). «Русская душою» Шарлотта Мендельсон — березки и гречку; увлечение, надо признать, не слишком оригинальное — кто из иностранцев не падок на то и другое? Полюбился ей и великолепный цветник в толстовском поместье, который был сфотографирован Шарлоттой многократно и во всех ракурсах. Луиза Уэлш заявила, что очень устала, зато «зарядилась энергией на годы вперед».
Мы жалуемся, что у нас в России перестали читать, а британцы, представьте, ставят нас в пример, и это притом, что тиражи английских книг намного превышают наши. Шарлотта Мендельсон: «Россия испытывает уважение к искусству, а Британия — к автомобилям». Она же: «Какие же русские увлеченные (engaged) люди!» Никола Баркер: «Как русские хорошо знают английский!» Оуэн Ширз: «Вы знаете английскую литературу гораздо лучше, чем мы — русскую». И все это говорится искренне, вряд ли из исконно британской вежливости.
Шарлотта Мендельсон погорячилась: не все наши соотечественники предпочтут искусство, литературу автомобилям. А вот с утверждениями Николы Баркер и Оуэна Ширза, действительно, не поспоришь.
«Лысая певица» и другие переводы Елены Суриц. — М.: Центр книги Рудомино, 2016. — 542 с.
Елена Суриц — звезда первой величины на небосклоне отечественного художественного перевода. Собрание сделанных ею переводов по объему можно сравнить с собранием сочинений иного зарубежного классика. По охвату стран оно занимает на литературной карте мира немногим меньше места, чем в свое время занимала на географической карте Британская империя. По жанровому многообразию ее переводы — роман и повесть, рассказ и очерк, эссе и этюд, пьеса и киносценарий, статья и адаптированный текст для детского чтения — охватывают едва ли не весь спектр художественной прозы. Мастерство же, в них явленное, делает их образцом и учебным пособием для изучающих тонкости ремесла. Поэтому выход посвященного ей тома в серии «Мастера художественного перевода» — событие более чем правомерное и долгожданное.
Вероятно, составить сборник, призванный быть своего рода визитной карточкой, требует от переводчика жертв, при том, что он лучше любого читателя понимает сравнительную и абсолютную ценность им созданного. Да и соблазн отобрать из наработанного побольше имен и произведений велик. Елена Александровна ушла от соблазна и предложила переводы семи произведений шести авторов, каждый из которых достойно представляет свою страну, ее язык и литературу, а переводчику дает возможность в полной мере явить свое мастерство и дар перевоплощения.
В переводах небольших романов австрийского поэта и прозаика Райнера Марин Рильке «Записки Мальте Лауридса Бригге» (1910) и норвежца Кнута Гамсуна «Пан» (1894) вместе со служащей ему эпилогом новеллой «Смерть Глана» этот дар представлен со всей убедительностью. Повествование ведется от первого лица: записки обнищавшего потомка славного датского рода, Воспоминания лейтенанта Томаса Глана и (в новелле) злобно-хладнокровная исповедь его убийцы. В русских текстах это три разных, но безошибочно мужских голоса, и за каждым открывается своя вселенная. Разъятая на фрагменты, не желающие слагаться в единое умопостижимое целое, — у Рильке; гармоничная в естественном своем состоянии, но оскверняемая несовершенством человека красота мира — в «Пане»; окрашенная злобой и завистью — в «Смерти Глана».
