Накаркал!
Летя в кювет, оставалось только надеяться на личную защиту, не спасшую мать.
«И шлем, придурок, не надел!» — успела мелькнуть мысль перед ударом, выбившим дух.
Повезло.
Ощупывая исцарапанные, но целые руки-ноги, а главное — шею и голову, вынужден был признать — на мне отец не сэкономил. Даже у байка — его же подарка на шестнадцатилетие — только зеркало заднего вида треснуло. Он даже не заглох, все с тем же едва различимым гулом продолжая работать на холостых.
— Эй! — раздался сверху испуганный девичий голос, — Вы там живы?
— Не твоими молитвами! — огрызнулся я, выдергивая ботинок из жижи, скопившейся у основания обрыва.
— Простите, я вас не видела! — дрожащим голоском отозвалась причина аварии, — И не слышала!
Ну, еще бы! Свои, да и соседей, тишину и спокойствие отец ценил больше всего, поэтому мой байк был оснащен самой лучшей звукопоглощающей защитой, неснимаемой в принципе. Снимаемой, конечно, но когда я убедился, что для ее отключения придется разобрать и переделать полдвигателя, плюнул и оставил как есть. А свет я сам вырубил, потому что в сплошной стене тумана толку от него не было. Но это не мешало мне сейчас злиться на неожиданно выскочившую под колеса велосипедистку.
— Я сейчас спущусь, помогу!
— Стой, дура! — Со своим окриком я запоздал — девчонка храбро ринулась на помощь, поскользнулась на первом же влажном кусте травы и кубарем полетела вниз. Пришлось бросаться наперерез и подхватывать эту катастрофу. И пусть я был тяжелее, но высота обрыва, а также масса, помноженная на ускорение, сделали свое коварное дело, опрокидывая меня обратно в грязь, заставив защиту сработать вторично. — Вот бывают же такие дуры! Какого… ты сюда полезла?! Руки-ноги лишние?!
Во второй раз увяз в грязи основательнее — и упал неудачнее, и дополнительный вес, разлегшийся у меня на груди, сказался.
— Слазь с меня! — девчонка ойкнула и завозилась, поддав коленом по самому ценному, — Ё…! — протяжно застонал я, не имея даже возможности согнуться.
— Ой, простите-простите! — зачастило это чучело, добавляя мне локтем по челюсти.
— Замри, коза! — скомандовал я, уже всерьез опасаясь за собственную жизнь — голова все глубже погружалась в отнюдь не теплую жидкую грязь, — Медленно и аккуратно отползаешь назад и в сторону!.. Аккуратно, я сказал! — рявкнул, когда острое девичье колено снова прошло в опасной близости от паха. — Так! Крепко стоишь? — тишина, — Я спросил — крепко? Чего молчишь, твою дивизию?!
— Я кивала! — разобрал я сквозь всхлипы.
Она кивала!!! А сообразить своим умишком, что через забрызганные грязью стекла очков я ничего толком разобрать не могу — это выше ее понимания!!!
С ощутимыми усилиями повторно выбрался из холодной хляби.
— Нда!.. — свет стоящего в конце улицы фонаря в канаву сквозь туман почти не добирался, но и так было понятно, что видок у меня тот еще. Холодная грязная вода текла с волос за шиворот, да и пока лежал, ее под куртку набралось немало. Джинсы на жопе промокли насквозь, трусы тоже, и через пояс похоже еще черпнул, и теперь жижа текла меж ягодиц, создавая впечатление, что я жидко обделался. Идти в таком прикиде домой — верный пересмотр нашего с отцом соглашения. Он еще как-то мирился с моими загулами, а пьяным на глаза ему я старался не попадаться, но такое происшествие без внимания с его стороны точно не останется! И хваленый платок-очиститель тут, пожалуй, бесполезен.
Кстати! Потянувшись за чистящим артефактом, оного на привычном месте не обнаружил, а перед глазами как наяву встала сцена: вот Сашок вытирает брюки, вот, складывает аккуратно платок по стрелочкам — только в таком положении он заряжался, а вот… я отворачиваюсь, отвлекшись на шум, а он вороватым жестом складывает его себе в карман! И ведь если напомню завтра, то скажет, что машинально!
Дуреха-катастрофа выглядела немногим лучше меня. Пусть в саму лужу она не упала, но путешествие по склону обрыва и для нее не прошло бесследно: подол платья порван, измазан землей и травой, на одном гольфе не хватало завязочки с помпошкой, на рукаве куртки в районе локтя зияла прореха. Девчонка, оглядывая себя, шмыгала носом.
— Не реви! — прикрикнул я на нее, не желая иметь дело с женскими слезами, грозившими вот-вот политься потоком, — Считай, сегодня дважды со смертью разминулась. Один раз, когда я свернул, а один раз, когда поймал. Оба раза могла шею свернуть.
— Ты тоже, — тихо произнесла она. То ли узнала, то ли просто поняла, что я ее немногим старше, но хоть выкать перестала.
— Я? Вряд ли. Давай выбираться отсюда.
Чуть дальше от нас обрывистый склон становился более пологим, и мы, пыхтя (она) и ругаясь (я), вылезли обратно на дорогу. Учитывая, что кроме байка, мне приходилось постоянно подталкивать это несчастье, то к концу восхождения о хмеле напоминало только несвежее дыхание. На кромке дорожного полотна остановился перевести дух и с ужасом заметил, что туман, подхваченный утренним ветерком, постепенно редеет. Ёпта! Как же все одно к одному-то складывается! Под прикрытием тумана я еще мог рискнуть вернуться в таком виде домой, но если он уже здесь в низине расходится, то в нашем квартале, стоящем значительно выше, наверняка уже не скроет! И даже если дядька Раф с Николаем промолчат, то любопытные соседи точно не пропустят такое событие и доложат отцу, еще и приукрасив детали — на нашей улице сплошь жили кумушки, которых хлебом ни корми, а дай только сунуть нос в жизнь других! И вставали они обычно рано-рано, нет чтоб поспать подольше!
