Назавтра, с утра… как и на следующий день, и вообще — все дни — Баурджин и Кэзгерул Красный Пояс продолжили свои занятия: с раннего утра около часа бегали за лошадьми, затем прыгали, кидали камни, боролись. Трудно было, иногда казалось, что и совсем невозможно. Ну, какого ж дьявола носиться здесь по такой жарище, глотая солёный пот, а потом ещё метать тяжёлые каменюки, прыгать? И стонать целую ночь от жуткой боли в измученном теле?
Гаарча с Хуридэном, конечно, открыто хохотать не осмеливались, но за глаза смеялись, причём — издевательски. Вот, мол, придурки-то!
Тем не менее уже через месяц Баурджин с удовольствием заметил, как мускулы налились силой, а тело обрело стремительность и лёгкость. Ещё через месяц, уже в начале осени, юноша научился-таки хорошо стрелять из лука. Похуже, конечно, чем Кэзгерул, но ненамного. Вообще-то все кочевники метали стрелы с детства… только это не относилось к неудачникам-недотёпам — их-то как раз никто как следует не учил. Приходилось восполнять пробел, пользуясь удобным моментом. Кто бы знал, что все эти навыки пригодятся парням уже так скоро!
Нельзя сказать, что чужаки появились внезапно. Нет, они ничуть не скрывались, ехали не спеша, спокойно. Четверо уверенных в себе воинов, из них трое — в панцирях из толстой воловьей кожи, а четвёртый, видимо, главный — в сверкающем на солнце доспехе из металлических пластинок, гибком и переливающемся, словно чешуя сказочного дракона. У каждого на боку — сабля, за спиною — тяжёлые луки и короткие копья с крюком, железные шлемы блестят, привешенные к сёдлам. Попоны коней — с золотым узором, синие, словно весеннее небо.
Остановившись, воины с презрением посмотрели на застывших в немом ожидании пастухов.
— Мы заберём у вас пять баранов, — не здороваясь, надменно процедил главный. Хищный такой, со шрамом на левой щеке.
— По какому праву? — вскинулся Кэзгерул.
— По праву сильного!
— Ах, так?
Всадники взялись за сабли. Силы были неравны, явно неравны, и Баурджин дёрнул напарника за рукав, шепнул, чтоб действовал не силой, а хитростью.
— Что ж, берите. — Красный Пояс махнул рукой и обернулся: — Гаарча, покажи им загон.
— Идемте за мной, славные воины!
Двое всадников повернули коней. Двое — в их числе и главный — остались у шатра, цепко наблюдая за пастухами.
— Они убьют нас, в том нет никаких сомнений, — тихо шепнул Кэзгерул. — Иначе по степи быстро распространится слух о грабителях.
— Почему же не убили сразу?
— Зачем? Мы для них — не соперники. Сами принесём им баранов, свяжем. Положим на крупы коней… зачем все делать самим? А вот после можно и расправиться с выполнившими свою работу пастухами. Просто махнуть пару раз саблей или ткнуть копьём.
— Да уж… — опыт кочевой жизни сигналил Баурджину об опасности. Да, сейчас именно так все и произойдёт, как говорил Кэзгерул. Зачем чужакам оставлять в живых свидетелей грабежа, убив которых можно будет забрать все? А то, что они себя ведут столь беспечно и нагло — так это от излишней уверенности. Наши войска в братской Монголии тоже были первое время уверены, что японцев можно шапками закидать. А не вышло! Пришлось воевать по-настоящему. Вот и здесь…
Негромко переговариваясь, вернулись Гаарча с Хуридэном, притащили барана… потом ещё одного. Баурджин и Кэзгерул отправились им помогать. Там и сговорились, бросили пару слов…
Хорошие оказались бараны, жирные, так и просились на мясо!
— Хватит, — наконец распорядился главный.
И махнул рукой…
Сверкнули на солнце сабли….
Только вот рубить уже было некого — пастухи, не дожидаясь развязки, со всех ног бросились в разные стороны: Гаарча с Хуридэном — в овраги, Баурджин и Кэзгерул — к пастбищу.
— Вот шушера! — рассердился предводитель чужих и тут же жёстко приказал: — Догнать и прикончить. Быстро!
Всадники хлестнули коней. Дуурчум вызверился на чужаков с лаем, кинулся… и был насквозь пронзён сразу тремя стрелами. Упав в траву, жалобно заскулил, истекая кровью.
Баурджин побежал вперёд, отвлекая погоню, а Кэзгерул нырнул в тень ограды, затаился, пропуская врагов. А тех было двое, и славно — Гаарче с Хуридэном будет легче скрыться от одного.
Пропела стрела. Баурджин, не оглядываясь, стал метаться по сторонам — сначала влево, потом вправо. Помнил: если слышишь свист стрелы — она не твоя, свою не услышишь. Вопьётся между лопатками — и поминай как звали. Помня это, Баурджин петлял, словно заяц. Однако долго от конного не побегаешь. И всё же юноша вовсе не чувствовал усталости. Специально свернул к глубокому оврагу, метнулся, вроде как из последних сил… и остановился на краю, быстро подобрав с земли камень. Так и держал его за спиной, сзади. Одно тревожило — чужак сейчас запросто мог достать его стрелою. Правда, здесь куда удалей было бы действовать саблей. Махнуть с оттягом, чтоб отделившаяся от тела голова несчастного пастуха, подскакивая, покатилась по кочкам! Милое дело!
И чужак рассудил так же! Ну а как ещё-то? Одно дело — ударить стрелой издалека, не видя глаз жертвы, не ощущая её боли и пьянящего запаха крови; и совсем другое — саблей!
Разгоняя коня, всадник завертел над головой сверкающий на солнце клинок… Вот, сейчас… Сейчас-сейчас… Вжик, и…
От сабли не уйдёшь в сторону — слишком уж коварное оружие, особенно в умелых руках. Бежать бесполезно… кинуться влево или вправо — тоже. Враг, торжествуя, отлично осознавал это.
Терзая пожухлую траву, били копыта. Звеня уздечкою, хрипел конь. Вжик — свистнула сабля…
И в этот момент Баурджин резко рванулся в сторону, одновременно кидая камень в голову чужака. Попал! И, слава Господу, тот оказался без шлема, видать, лень было надевать.
Удар оказался силен и меток. Вскрикнув, вражина выронил саблю и, медленно отклоняясь назад, завалился в овраг вместе с не успевшей остановиться лошадью!
Ну, вот! Баурджин потёр руки. Вот тебе! А не надо быть таким самоуверенным. Однако где же второй?
Юноша быстро огляделся — второго всадника не было. Вернее, была одна лошадь, без всякого всадника… И торжествующий Кэзгерул Красный Пояс! Вон он высунулся из-за ограды, потрясая луком.
— Молодец, парень!
Баурджин побежал к приятелю, помня, что врагов осталось ещё двое и недооценивать их не следовало. Подбежав, лишь спросил:
— Главного или второго?
— Второго, — кивнул Красный Пояс. — Там наши.
Да, конечно, ни Хуридэн, ни уж тем более Гаарча не были уважаемыми людьми, но всё же это товарищи, с которыми прожит не один день, — им следовало помочь в первую очередь. А главный… Что главный? Пусть ждёт. И — конечно — дождётся!
Вражину, преследовавшего Гаарчу с Хуридэном, парни обнаружили на дне одного из оврагов. Спешившегося. Лошадь лениво жевала траву рядом со склоном, а воин, поигрывая саблей, ухмыляясь, посматривал на пастухов. Бежать тем было некуда — уж больно крутыми оказались в этом месте каменистые склоны оврага.
Баурджин с готовностью схватил камень. Однако враг оказался в шлеме. Хороший шлем, надёжный. Железный, выпуклый, с назатыльником из буйволовой кожи. Такой не пробьёшь каменюкой — скользнёт, отскочит. Звон только будет — и все.
— Ну, что стоишь? — натягивая тетиву, усмехнулся Кэзгерул. — Коль уж взялся — заканчивай начатое!
— И впрямь!
Хохотнув, Баурджин с силой метнул камень и, конечно же, попал в шлем. Ну и звону же было! Казалось, на все пастбище!
Пошатнувшись от неожиданности, вражина устоял на ногах, обернулся… и получил тяжёлую стрелу в левый глаз!
— Вот. — Кэзгерул негромко рассмеялся. — Вот что бывает с теми, кто недооценивает опасность. Ишь, сабельками помахать захотелось, кровь почувствовать, страх. Если б они не были столь беспечными, вряд ли мы б сейчас смеялись. Эй, парни! — Он посмотрел вниз. — Вы там долго стоять собираетесь?
— У нас остался ещё один, — оглядываясь, напомнил Баурджин.
И тут вдруг где-то в отдалении послышался протяжный звук рога. Парни напряжённо застыли, Кэзгерул вскинул к груди лук, в любой момент готовый послать в появившегося врага десяток метких разящих стрел. Однако никто не появлялся. Парни простояли так довольно долго и, устав от ожидания, осторожно двинулись к шатру.
