Мое решение было принято. Я добился позволения у своей семьи отсрочить мое поступление на службу и лихорадочно набросился на всевозможные сочинения по оккультизму и алхимии. Вскоре я убедился, что возможность превращать металлы в золото отнюдь не является басней. Ганс Глюксбергер, несомненно, владел этой тайной. Он мог сообщить формулу кому-нибудь из своих венецианских адептов. С удвоенным рвением продолжал я свои поиски и внезапно напал на след.
Среди учеников немецкого алхимика называли известную графиню Барбару Гриманелли. Эта женщина отличалась большим умом и, по словам современников, в несколько лет восстановила расстроенное состояние своей семьи. По ее инициативе был перестроен дворец Гриманелли, славящийся фресками художника Пьетро Лонги. Я больше не сомневался: очевидно, графиня Барбара знала чудесный секрет, с помощью которого ей удалось разбогатеть. Законным наследником магической формулы был ее внук, Одоардо.
Лицо графини Барбары мне было знакомо. Я не раз видел фреску Лонги, где художник изобразил всю семью Гриманелли за игорным столом. Сцена была написана очень живо и производила сильное впечатление. В самом центре композиции, среди игроков стояла графиня Барбара. Ее величественная фигура дышала энергией и силой. В левой руке она держала какую-хо бумагу, исчерченную кабалистическими знаками. Удивляюсь, как эти знаки раньше не навели меня на след.
Теперь мне стал понятен и образ жизни, который вел Одоардо со дня своего совершеннолетия. Всем было известно, что отец его растратил все состояние, и несмотря на это, спустя два года, Одоардо реставрировал старый дворец Гриманелли и поставил его на широкую ногу. Он не останавливался ни перед какими затратами и проживал крупные суммы денег во время своих поездок в Лондон и Париж. Не было ли это доказательством того, что он владел секретом графини Барбары и Ганса Глюксбергера?
И этот чудесный секрет я решил вырвать у него во что бы то ни стало. Я проник в тайну Одоардо, и он должен будет разделить ее со мной.
Но как добиться своей цели? Прежде всего, мне нужно было увидеть Одоардо. В то время он жил в Венеции, и на следующий же день я отправился во дворец Гриманелли.
Меня провели как раз в ту самую галлерею, где находилась фреска.
Одоардо долго не выходил. Поджидая его, я внимательно рассматривал картину Лонги. Только одна фигура интересовала меня — это была графиня Барбара. Ее высокомерный угрожающий вид поразил меня. Левая рука ее, казалось, с гневом сжимала кабалистическую рукопись, стараясь скрыть ее от взгляда непосвященных.
Приход Одоардо прервал мои размышления. Повидимому, он был рад меня видеть, и вскоре мы болтали с ним, как старые друзья. Одоардо рас сказал о своей поездке в Лондон и засыпал меня вопросами о моей жизни. Выбрал ли я себе наконец какое-нибудь занятие? Я уклончиво отвечал на его расспросы. Страсть копаться в архивах оправдывала мою нерешительность в выборе профессии.
Одоардо слушал меня с любопытством. Для него единственный интерес жизни заключался в путешествиях, игре И женщинах.
— Я охотно согласился бы с тобою, мой друг, — сказал я, — если бы к этим развлечениям мог прибавить еще и научные исследования. Работа в архивах увлекает меня. Так, например, на днях я раскопал любопытные данные о твоей бабушке, графине Барбаре.
И с этими словами я указал ему на портрет. Мне показалось, что Одоардо слегка смутился, но через минуту он уже громко хохотал.
— Дорогой мой, я уверен, что ты наткнулся на какие-нибудь похождения моей почтенной родственницы. Все вы, ученые, одинаковы. Представь себе, недавно в Париже появилась брошюра какого-то молодого французского исследователя, где он обещает опубликовать компрометирующую переписку графини с известным авантюристом Казановой.
И он искоса взглянул на меня. Я в свою очередь расхохотался.
— Меня это нисколько не удивляет, дорогой мой Одоардо! Очень возможно, что как раз Казанова и познакомил твою бабушку с алхимией и магией. Венеция в то время была битком набита кабалистами. Сюда приезжали даже из-за границы.
Одоардо уже не смеялся. Видимо, ему было не по себе, it он резко оборвал разговор. Мы снова вернулись к вопросу о моей карьере.
— Я охотно помогу тебе своими связями; ты можешь располагать мною, — говорил он, позвякивая золотыми монетами в карманчике жилета.
Бедный Одоардо, не того я хотел от тебя! Волей или неволей ты вынужден будешь открыть мне чудесный секрет превращения металлов. Мне остается только найти способ убеждением или силой вырвать у тебя таинственную формулу!
Несколько недель посвятил я изыскиванию этого способа. Долгие часы проводил я в храме св. Марка, погруженный в глубокие размышления. Иногда я нанимал гондолу и под тихое журчанье воды в немых каналах обдумывал мельчайшие подробности своего плана. Однажды вечером, когда моя гондола проплывала вдоль старых стен острова Сан Серволо, окончательное решение созрело в моей голове: я попрошу Одоардо назначить мне день и час для делового разговора и, оставшись с ним наедине, заставлю его говорить. Я готов был прибегнуть к насилию для достижения своей цели.
