— Вот не знал, что спутников так много,— заметил Холл.
— Вероятно, их гораздо больше. Специалисты из ВВС считают, что вокруг Земли летает множество всякого лома — гайки, болты, куски металла — и по довольно стабильным орбитам. Конечно, совершенно стабильных орбит, как вам известно, не бывает. Без регулярных коррекций спутник в конечном счете сойдет с орбиты и начнет по спирали снижаться к Земле, пока не сгорит в плотных слоях атмосферы. Но с момента запуска до гибели спутника могут пройти годы и даже десятилетия. В общем ВВС ориеyтировочyо оценивают общее число объектов, летающих по орбитам спутников Земли, тысяч в семьдесят пять...
— Так «Скуп» мог и столкнуться с каким-нибудь мелким обломком?
— Вот именно. Вполне мог.
— А с метеоритом?
— Такая возможность тоже есть, и Ванденберг отдает предпочтение именно ей. Случайное событие, вероятнее всего, метеорит...
— Были в эти дни метеоритные ливни?
— Судя по всему, нет. Но это отнюдь не исключает столкновения с метеоритом-одиночкой...
— Хм,— прокашлялся Ливитт,— не забудьте, что есть еще одна возможность...
Стоун поморщился. Он знал, что микробиолог наделен богатым воображением и что это качество составляет и силу и слабость Ливитта как ученого. По временам предположения Ливитта ошеломляли и от них захватывало дух, иногда же они вызывали просто раздражение.
— Не слишком ли фантастично предполагать,— сказал Стоуп,— что спутник обязательно наскочил на обломок внегалактического происхождения? Скорее все же...
— Согласен,— перебил Ливитт,— это фантастично. Гипотеза, что называется, притянута за уши. Но думаю, что и забывать о ней мы не имеем права...
Раздался глухой удар гонга. Вкрадчивый голос уже знакомой Холлу мисс Глэдис Стивенс из штата Омаха тихо сказал:
— Господа, вы можете проследовать на пятый уровень.
Степы тут были окрашены в спокойный голубой цвет, и комбинезоны тоже были голубые. Бертон показал Холлу все помещения.
— Этот уровень в плане выглядит так же, как и другие: кольцо, вернее несколько концентрических колец. Сейчас мы с вами во внешнем кольце — здесь мы живем, здесь же кафетерий, спальни и все такое. В следующем кольце — лаборатории. А за ними — герметически изолированная от нас центральная часть. Там-то и находятся сейчас спутник и оба выживших...
— Так они от нас изолированы?
— Совершенно верно.
— Как же мы до них доберемся?
— Вы когда-нибудь пользовались защитной камерой с перчатками? — спросил Бертон.
Холл покачал головой. Бертон объяснил, что так называются прозрачные камеры для работы со стерильными материалами. В стенках камер прорезаны дырки с герметически закрепленными перчатками. Всунешь руки в перчатки — и работаешь с материалом в камере, прикасаясь к ним пе пальцами, а стерильной поверхностью перчаток.
— Мы пошли еще дальше,— продолжал Бертон.— У нас целые комнаты представляют собой гипертрофированные защитные камеры. Там уже не рукавицы, а комбинезоны из пластика, куда можно влезть целиком. В общем увидите...
По дугообразному коридору они подошли к двери с табличкой «Главный контроль». Ливитт и Стоун уже были там и молча работали. «Контроль» представлял собой довольно тесную комнату, забитую всевозможной электронной аппаратурой. Одна степа была стеклянной, и сквозь нее можно было видеть все, что делается в соседнем помещении.
Холл, никогда раньше не видевший капсулу «Скуп», с интересом следил сквозь стекло, как механические руки подняли ее и бережно опустили на стол. Она оказалась меньше, чем он ожидал,—всего около метра длиной; один ее конец был опален и оплавлен при вхождении в плотные слои атмосферы. Механические руки откинули маленький ковшеобразный лоток на боковой поверхности капсулы и открыли доступ внутрь.
— Ну вот,— сказал Стоун, снимая пальцы с рукояток управления. Рукоятки были похожи на медные кастеты. Оператор вставлял в них свои руки, и манипуляторы за стеной в точности повторяли любое его движение.— Следующая наша задача — определить, сохранились ли в капсуле биологически активные агенты. Какие будут предложения?
— Крыса,— ответил Ливитт.— Черпая норвежская крыса.
Черпая норвежская крыса на самом деле совсем не черпая: название просто обозначает породу лабораторных животных, вероятно, самую знаменитую в истории науки. Когда-то, разумеется, крыса эта была и черной, и норвежской; по за многие годы, что ее разводили искусственно, она постепенно сделалась белой, маленькой и совершенно ручной. «Биологический взрыв» создал огромный спрос на генетически однообразных животных, и за последние тридцать лет было выведено более тысячи «чистых», специально лабораторных пород. Теперь любой ученый в любой стране может ставить на черной норвежской крысе любые опыты с полной уверенностью, что другие ученые в других странах могут проверить или продолжить его работу на практически идентичном материале.
— И повторить па резусе,—добавил Бертон.—Рано или поздно придется перейти к приматам...
Возражений не последовало. Программа «Лесной пожар» предусматривала, что наряду с опытами па мелких животных может возникнуть необходимость использовать низших и даже высших обезьян. Вообще говоря, с обезьянами работать очень нелегко: приматы слишком враждебны, слишком быстры и сообразительны. Особенно не любят ученые южноамериканских обезьян с хватательными хвостами: во время укола обезьяну держат три-четыре лаборанта и все же та ухитряется цапнуть шприц хвостом и зашвырнуть в другой угол лаборатории..
