Что же вы подумали?
— Да прямо не знал, что и подумать. Больно уж чудно было. Испугался, по правде-то говоря. Стараюсь взять себя в руки — и не могу. Сердце бултыхается, дышу через силу. Еще бы не испугаться: думал, все померли. Но тут как раз услышал — ребенок кричит, значит, все да не все. А потом генерала увидел...
— Генерала?
— Да нет, это мы его просто так называли. Никакой он не генерал, только был на войне и любил, чтобы все про это помнили. Постарше моего. Хороший мужик, Питер Арнольд звать. Крепкий такой, самостоятельный, а тут стоит у себя на крыльце и вырядился в военную форму. Стемнело уже, зато лупа вышла, так он меня заметил на улице и спрашивает: «Питер, это ты?» Мы, понимаешь, тезки. А я отвечаю: да, мол, я. А он говорит: «Что тут творится? Япошки пришли, что ли?» А я себе думаю: что за чушь он несет. А он говорит: «Сдается мне, что это япошки. Всех теперь перестреляют». А я спрашиваю: «Питер, ты что, чокнулся?» А он говорит, что неважно себя чувствует, и пошел в дом. Должно, все-таки чокнулся, ведь после сам застрелился. Да и другие тоже чокнулись. А все эта зараза...
— Откуда вы знаете, что зараза?
— Да разве тот, кто в своем уме, себя сожжет или утопит? До того вечера у нас в поселке все были в своем уме и на здоровье не жаловались. А тут все сразу будто рехнулись...
— Ну и что же вы сделали?
— Я про себя подумал: Питер, это тебе все спится. Ты перебрал. Так я тоже пошел домой и лег спать. Утро, думаю, вечера мудренее. Только часов в десять слышу: машина идет. Вышел посмотреть, кто же это. Гляжу — грузовик крытый, военный фургон, а в фургоне двое. Подхожу к ним, а они, чтобы мне лопнуть, тут же замертво. Жуть, и только. Но ведь чудно..,
— Что чудно?
— А то, что за весь вечер это была всего вторая машина. Обычно их, знаешь, сколько проходит!..
— Значит, была еще одна машина, до фургона?
— А как же! Уиллис, патрульный дорожной полиции. Проехал, ну, может, за полминуты перед тем, как это все началось. Правда, не останавливался. Он ведь по графику ездит, так если опаздывает, то и не останавливается...
Джексон помолчал, вздохнул и откинул голову на подушку.
— А теперь, если не возражаешь, я сосну чуток. Выдохся я что-то...
Он закрыл глаза. Холл прополз по туннелю-шлангу обратно в лабораторию и долго сидел там, глядя через окно на Джексона и на ребенка рядом с ним.
Зал был громадный, размером с футбольное поле, и на всем этом пространстве лишь кое-где стояло несколько столов. Гулко перекликались техники, раскладывавшие по полу обломки «Фантома». Комиссия воссоздавала катастрофу — куски искореженного металла размещались в тех же положениях, в каких они были найдены в песке. Только после завершения этой процедуры можно было начинать настоящее расследование.
Майор Мэнчик, усталый, с воспаленными глазами, пристроился в углу, держа чашку кофе в руке, и наблюдал. Десяток людей в длинном, выбеленном зале, запятых реконструкцией аварии,— сцена казалась Мэнчику совершенно сюрреалистической...
К нему подбежал один из биохимиков и помахал у пего перед носом прозрачным целлофановым мешочком.
— Только что получил из лаборатории...
— Что это?
— Ни за что не догадаетесь!
Глаза у биохимика горели от возбуждения. «Ну и ладно,— подумал Мэнчик раздраженно.— Пусть не догадаюсь...»
— Так что это все-таки?
— Деполимеризованный полимер,— сообщил биохимик, причмокивая от удовольствия.— Только-только из лаборатории...
Какой еще полимер?
Полимер — это многократно повторяющая себя молекула, построенная из тысяч одинаковых частиц — вроде цепочки костяшек домино. Большинство пластмасс, нейлон, вискоза, клетчатка и даже гликоген, синтезируемый печенью,— все это полимеры.
— Тот самый полимер — пластик, из которого на «Фантоме» изготовлен воздушный шланг, ведущий к маске пилота. Да и сама маска тоже...
Мэнчик хмуро поглядел на черные крошки в мешочке.
— Полимер, говорите?
— Ну да. Полимер деполимеризовался. Разрушился. Вибрация тут ни при чем. Воздействие было биохимическое, чисто органическое.
Мало-помалу Мэнчик начинал понимать.
— Вы хотите сказать, что какая-то внешняя сила разрушила пластик?
— Можно считать и так. Это, конечно, упрощение, однако...
— Что же такое могло его разрушить?
Биохимик пожал плечами.
— Какая-то химическая реакция. Кислота, или сильный нагрев, пли...
— Или что?
— Или какой-нибудь микроорганизм. Если существует микроорганизм, поедающий пластик. Вам, наверно, непонятно...
— Нет, почему же,— ответил Мэнчик.— Кажется, мне понятно.
Он вышел из зала и направился на телеграф, расположенный в другой части здания. Написал телеграмму на базу «Лесной пожар», передал телеграфисту и заодно спросил:
— Ответа еще не было?
— Ответа, сэр?..
— От «Лесного пожара»,— сказал Мэнчик. Казалось просто невероятным, что никто не реагировал на аварию «Фантома». Ведь она так явно связана...
— От «Лесного пожара», сэр?..
Мэнчик протер глаза. Он переутомился; следовало бы получше помнить насчет языка за зубами.
— Да нет, это я так,— сказал он.
После беседы со своим пациентом Холл направился к Бертону. Тот был в секционной и просматривал срезы, сделанные накануне.
— Нашли что-нибудь? — поинтересовался Холл.
Бертон оторвался от микроскопа и вздохнул:
— Пока ничего...
— Я все думаю об этих сумасшедших. Разговор с Джексоном напомнил мне о многом. В поселке в тот вечер несколько человек сошли с ума. И большинство из них — люди пожилые...
Бертон сдвинул брови*
— Ну и что?
— Пожилые люди вроде Джексона. У них множество всяких недомоганий. Организм разрушается по-разному. У кого легкие не в порядке, у кого — сердце. Поражение печени. Склероз сосудов...
— И все это меняет ход болезни?
— Очень может быть. Я все думаю: отчего человек может мгновенно сойти с ума?
Бертон неопределенно покачал головой.
— И еще одно,— продолжал Холл.— Джексон вспомнил, что один из погибших перед смертью воскликнул: «Ой, голова!..»
— Перед самой смертью? — переспросил Бертон, глядя в пространство.
— Да.
— Вы думаете, кровоизлияние?
Холл кивнул:
— Похоже. Во всяком случае, стоит проверить.
Действительно, если штамм «Андромеда» каким-то образом вызывает кровоизлияние в мозг, то он может и мгновенно вызывать самые необычайные психические расстройства.
— Но мы же знаем, что смерть наступает от свертывания...
— Да,— ответил Холл,— у большинства людей. Но не у всех. Некоторые выживают, а другие сходят с ума...
Бертон кивнул задумчиво — и вдруг пришел в возбуждение. Предположим, «Андромеда» поражает кровеносные сосуды. Поражение стенки сосуда дает толчок свертыванию крови. Стоит поранить, порезать, прижечь стенку сосуда, как начинается свертывание. Сначала вокруг пораженного места собираются тромбоциты, защищая его, не допуская потери крови. Затем скапливаются красные кровяные тельца. Затем фибриновая масса связывает все вместе. И, наконец, сгусток затвердевает.
Таков нормальный процесс. Но если поражение обширнее, если начинается оно в легких и распространяется по сосудам до...
— Я начинаю думать,— сказал Холл,— не поражает ли наш микроб стенки сосудов. Если да, то вот вам и начало процесса свертывания. Но если свертывания почему-либо не происходит, тогда штамм, продолжая разъедать сосуды, вызывает кровоизлияние...
— И сумасшествие,— отозвался Бертон, спешно перебирая свои срезы. Нашел три среза мозга и тут же просмотрел их. Сомнений не оставалось. Патология была очевидна. Во внутреннем слое стенок мозговых сосудов виднелись мелкие зеленые вкрапления. Бертон не испытывал и тени сомнения, что при большем увеличении зелень распадется на шестиугольники...
