Но убийство подняло всех, и корабль ожил раньше обычного. Об этом и думал Зяблик, шагая к корме. Сердце его, только что трепещущее от восторга, болезненно сжалось, когда Зяблик увидел десяток заключенных, собравшихся вокруг кого-то, молчаливого и беззащитного. Он услышал слова Кречета про дождь и сообразил, что к чему. Этого он допустить не мог.
— А ну, отстали от него!
Зяблик сам поразился тому, как прозвучал его голос, обычно тонкий и смешной. Сейчас он прогремел, будто раскат грома, и все повернулись. Даже Кречет, торопливо завязывая штаны, уставился на Зяблика. Но быстро сообразил, кому принадлежит этот голос, и руки его замерли.
— Ошалел, что ли? — фыркнул Кречет. — Иди проспись! А то сам под дождик попадёшь.
Остальные смотрели зло, с вызовом, и Зяблик понял, что этой выходки ему не забудут и не простят. Мало было воронского «присмотра», теперь ещё и эти начнут поколачивать. Оставалось два пути — вверх и вниз. Зяблик, сжав кулаки, принялся карабкаться вверх.
— Если я под дождик попаду — ты рядом с Чибисом ляжешь, — сказал он.
— Ты, что ли, душу у него высосал? — усмехнулся Бекас. — Мы тебя тогда в Русалку переназовём. Работы прибавится, мне первому показывать будешь.
Зяблик вспомнил шёпот. Вспомнил прикосновение холодных губ к шее.
— Покровительница тебе покажет, — улыбнулся он Бекасу.
Улыбка вышла страшноватой, Зяблик и сам это почувствовал. Воспоминание о Покровительнице наполнило его душу спокойной уверенностью и холодной страстью. Зяблик не ведал, что именно это чувство до него испытывали сотни и тысячи людей, именуемых фаворитами вампиров. Но в этот самый миг он догадался назвать вещи своими именами. Сначала произнес это мысленно и, не найдя в сердце ужаса — только сладкую истому — повторил вслух:
— Она — вампир, и она меня защищает.
Бекас, Сокол и Кречет, как и все остальные, расстроенные закончившейся забавой над Нырком, заключенные, слышали сказки о вампирах. Знали, что сказки стали явью, и что двое из этих непонятных тварей ответственны за их поход на Запад. Знали, что на Западе вампиры почти уничтожили людей, и поэтому необходима война. Но вот чего они никогда не слышали, так это чтобы вампиры защищали тюремных птенцов.
На Зяблика двинулась хмурая толпа. Он стоял, мелко дыша от страха, и прикидывал, как сильно его изобьют, и сможет ли он после такого работать. Зяблик не сомневался, что Покровительница отомстит, но это будет после. Днём он почти не ощущал её силы, только слабое присутствие где-то в недрах корабля.
Кречет шёл первым, разминая кулаки. Он уже занес руку для удара, когда вдруг замер и уставился на что-то за левым плечом Зяблика. Остальные тоже остановились.
«Покровительница!» — возликовал Зяблик и быстро обернулся, надеясь увидеть свою возлюбленную… Но увидел Ворона. Одноглазый убийца подкрался, как всегда, незаметно.
— Разбежались, — процедил он сквозь зубы.
— Ворон, да ты слышал, что он брешет? — возмутился Кречет. — За такие слова…
— Пальцем его не тронешь, если шкура дорога, — перебил Ворон. — Всех касается.
Он положил руку на плечо Зяблика и улыбнулся:
— Малыш теперь под моей защитой. Пока. Разбежались, сказал.
И заключенные, переварив услышанное, прыснули в разные стороны. А Ворон подтолкнул Зяблика:
— Иди к своему другу. Ты ведь к нему шёл.
Зяблик, не чуя под собой ног, шагнул вперед. В этот миг край Солнца появился над горизонтом, и коленопреклоненную фигуру Нырка озарило сияние. Он расправил плечи и, казалось, вдохнул первый луч. Встал, поклонился светилу и свернул коврик.
— Эй! — шепнул Зяблик, оглядываясь. Ворон отошел в сторону, они остались одни. — Ты слышал? Нам теперь…
— Нам? — в полный голос переспросил Нырок, не глядя на Зяблика.
— Ну, в смысле, мы…
— Какие «мы», Зяблик? — Теперь Нырок смотрел ему в глаза, и взгляд его жёг душу. — Нет больше «мы».
Впервые Зяблик чувствовал от друга холод отчуждения.
— Но почему? — воскликнул он. — Почему? Ты ведь слышал!
— Слышал, — кивнул Нырок. — Всё до последнего слова слышал.
— И что? Ты хотел, чтобы этот… — Зяблик грязно выругался, чего раньше никогда не позволял себе в присутствии друга. — Что бы он отлил на тебя?
— Если бы этим я мог вернуть тебя…
— Но я здесь!
— Нет, — покачал головой Нырок. — Ты поклонился Реке.
— Неправда!
— Кто твоя Покровительница?
Зяблик промолчал. Нырок кивнул и прошёл мимо Зяблика. Тот обернулся ему вслед, но встретил лишь насмешливый взгляд Ворона.
— Добро пожаловать в мир сильных, — каркнул тот.
Зяблик остался в одиночестве на опустевшей корме. Солнце всходило, и лучи его резали глаза.
Новости и слухи разлетались по кораблю стремительно. Уже когда расселись на палубе к завтраку, вокруг Зяблика образовался широкий круг. Одни побаивались, потому что слышали историю с Покровительницей. Другие опасались, потому что до них долетели слова Ворона: «Малыш теперь под моей защитой». Третьи, судя по взглядам, прикидывали, нельзя ли с Зябликом подружиться и выгадать чего полезного. Но эти не торопились. Они знали, что когда кто-то стремительно взлетает, он нередко ещё быстрее падает, увлекая за собой тех, кто подошел слишком близко. А ещё знали, что в далеком детстве остались те времена, когда можно было просто подойти и предложить дружить. Теперь нужно что-то предложить, доказать, что дружба с тобой — полезна.
Пока же Зяблик оставался в одиночестве. Его это полностью устраивало, если бы не два огорчающих обстоятельства. У него не было ножа, чтобы вырезать картинку. У него не было друга, которому можно было бы на это пожаловаться. Нырок сидел, скрестив ноги, поодаль. Зяблик видел, как Кречет, проходя мимо, пнул его миску, и добрая половина похлебки выплеснулась в лицо Нырку. Тот замер на мгновение. Потом, отерев лицо, посмотрел на Солнце и силой заставил себя улыбнуться, как делал всегда.
