Двенадцатилетний Иисус, который возрастал в премудрости, летах и в благодати и о котором Мария, возвращавшаяся из Иерусалима, думала, что Он находится среди родственников и соседей, жил в гуще людей — ремесленников, подобных Ему, пахарей, виноградарей, рыбаков с озера. Эти люди толковали о семенах и овцах, о сетях, лодках и рыбе, следили за закатом солнца, чтобы предугадать ветер или дождь.

Уже с той поры Он знает, что будет понятен простым людям, если станет говорить с ними словами, обозначающими вещи, которыми они каждый день пользуются, говорить о том, что они собирают, сеют и жнут в поте лица своего. А все то, что выходит за пределы обихода, может быть понято бедными людьми лишь через сравнение со знакомым, по аналогии: вода из колодца, вино, горчичное зерно, смоковница, овца, закваска, мера муки, — и этого достаточно, чтобы самые простые люди поняли Истину.

Иисус-юноша

Двенадцатилетний иудей считается уже вышедшим из детского возраста. Иисус, удивлявший учителей, в глазах назарян, должно быть, выглядел очень набожным мальчиком, хорошо знающим Тору. Но между этим происшествием, случившимся во время посещения Иерусалима, и Его вступлением на широкое поприще служения людям проходят наиболее загадочные восемнадцать лет. Ребенка Иисуса можно представить, ибо детство бывает столь чистым… Но Иисус-юноша? Иисус-мужчина? Как проникнуть в эту тайну?

Он был всецело человеком и, кроме греха, облек Себя всеми нашими слабостями — и нашей молодостью тоже, но, конечно, без ее смут, бесплодной безудержности и сердечных тревог. В тридцать лет Ему достаточно будет сказать: «Оставь все и следуй за Мной», чтобы человек встал и пошел за Ним. Женщины будут оставлять безрассудства, чтобы поклоняться Ему. Враги станут ненавидеть в Нем человека, который очаровывает и соблазняет. Ведь люди, которых не любят, считают других обольстителями. Возможно, власть над сердцами еще не проявлялась в Юноше, строгавшем доски и размышлявшем над Торой среди близких Ему ремесленников, земледельцев и рыбаков… Но что мы знаем об этом? Как бы ни укрывал Иисус огонь, который пришел зажечь на земле, не пробивался ли он в Его взгляде, в Его голосе? Может быть, тогда Он приказывал какому-нибудь юноше: «Нет, не вставай! Не следуй за Мной».

Что говорили о Нем? Почему Сын плотника не брал Себе жены? Несомненно, набожность охраняла Его от пересудов. Непрерывная молитва, хотя и не выражается словами, создает вокруг святых атмосферу сосредоточенности и богопочитания. Мы все встречали людей, которые, занимаясь повседневными делами, непрерывно находятся в присутствии Бога — и даже самые порочные чтят их, смутно ощущая это Присутствие.

И действительно, Тот, кому будут повиноваться и ветер и море, обладал властью воцарять в сердцах великий покой. Он обладал силой, запрещавшей женщинам испытывать волнение при Его виде. Он усмирял начинающиеся сердечные бури, ибо тогда в Нем поклонялись бы не Сыну Божиему, а человеку среди людей.

3. Последние дни безвестной жизни

Молва о проповеди Иоанна Крестителя достигла Назарета. Если в пятнадцатый год правления Тиберия существовал на земле такой уголок, где люди знали, что единый Бог ждет и требует от каждого из нас не жертвы всесожжений, а внутренней чистоты, сердечного покаяния, смирения, любви к бедным, — то это была Галилея, находившаяся под властью тетрарха Ирода Антипы, и ее народ, презираемый римлянами и греками. Афины и Рим не знали себе равных ни в могуществе, ни в философии, ни в наслаждениях. Здесь же небольшой народец развивался в противоположном направлении, отказываясь от погони за властью, насыщением, удовлетворением плотских желаний. На берегах Мертвого моря в посте и воздержании жили ессеи, заботившиеся только о душе.

Можно представить себе мастерскую в Назарете и в ней Человека, ожидающего приближения Своего часа. Возможно, Мария рассказывала Ему об Иоанне, сыне Ее родственницы Елисаветы и о его таинственном рождении. О том, как священник Захария и его бесплодная жена Елисавета достигли старости; как Захарии, когда он остался один в Храме для каждения, пока народ ждал снаружи, открылось, что родится у него младенец мужского пола, который будет исполнен Духа Святого. Но Захария на мгновение усомнился в чуде и за то был лишен дара речи, пока пророчество не свершилось и Елисавета не родила сына. Тогда, вопреки советам соседей, отец написал на табличке: «Иоанн имя его». И тотчас разрешился язык его. Мария помнила, как шесть месяцев спустя посетила родственницу. Но прошло столько лет, и Ей уже не вспоминалось славословие, которое Она произнесла у порога: «Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей; ибо отныне будут ублажать Меня все роды» Нет, тишина последних часов их безвестной жизни не могла быть нарушена гимном радости. Мария понимала, что час настал: Она уже чувствовала, как в Ее сердце шевельнулось то оружие.

Ибо Предтеча, о котором рассказывали, что носит он кожаный пояс на чреслах своих и одежды его сделаны из верблюжьего волоса, а питается он акридами и диким медом, не только проповедовал с угрозами покаяние и крестил в воде; он возвещал неминуемый приход какого-то неведомого Человека: «Я не достоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его. Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым… Стоит среди вас Некто, которого вы не знаете».