Первым делом в процессе забоя свиней их «закалывают», пускают кровь, чтобы те умерли прежде, чем попадут в шпарильный чан, где удаляется щетина. Людей, которые «колют» свиней, называют «кольщиками», и часто из-за скорости убойного конвейера кольщики не могут тщательно и наверняка заколоть свинью, из-за чего те дольше истекают кровью, прежде чем умереть. Вместо того, чтобы умереть быстро, иногда свиньи тонут в шпарильном чане. Ван Винкл не уверен, умирали ли животные от ожогов или тонули, но в любом случае это было ужасно жестоко и опасно для рабочих на конвейере, потому как недорезанные свиньи обычно яростно мечутся. В условиях, где люди используют ножи и работают быстро, чтобы поспевать за движущимся конвейером, опасность для работников возрастает. Ван Винкл жаловался начальству, Управлению по охране труда и промышленной гигиене, Министерству сельского хозяйства США, но это не привело к существенным изменениям:
«Вместо того, чтобы действительно заняться этим вопросом, начальство просто выдало нам перчатки из металлической сетки, потому что руки многих работников были изрезаны. Но если взяться такой перчаткой за рукоять ножа, можно просто его засалить. Живые свиньи, бывало, выбивали ножи у нас из рук. Тогда нам выдали кольца, которые надевались на палец и крепились к ножу. Даже если свинья ударит тебя, нож всё равно останется в руке. Так что вместо летающего ножа мы получили обоюдоострое лезвие, которое болтается вокруг руки» [73].
Как пишет Айснитц, Ван Винкл и сам однажды поранился на конвейере:
«Мне перерезало ярёмную вену, — рассказал он. — Мне было страшно, страшно до смерти. Шрамы — обычное дело на бойне. Со шрамами можно жить. Я могу жить, изредка получая порезы. Но я не могу жить с перерезанным горлом.
Когда я порезал шею, я сказал своему начальнику: “Я здесь не для того, чтобы умереть, я больше не стану колоть для вас свиней”. Я пошёл к начальству и сказал: “Вы не можете заставлять меня колоть живых свиней. По закону я не обязан делать ничего, что подвергает опасности мою жизнь. Что ж, моя жизнь в опасности, так что больше я свиней колоть не собираюсь”» [74].
В дополнение к физическим травмам, полученным на подобной работе, люди на бойне получают психический и эмоциональный ущерб. Ван Винкл рассказал, как в людях, работающих в убойном цеху, развивается «способность убивать не задумываясь». Ван Винкл рассказал, как это сказалось на его работе и личной жизни:
«Посмотришь так в глаза свинье, стоящей рядом с тобой в той кровавой яме, и думаешь: “Господи, это ведь вовсе не безобразное животное”. Может, захочешь даже погладить её. Эти самые свиньи в забойной яме подходят, обнюхивают тебя — прямо как щенята. А спустя пару минут приходится их убивать — забивать трубой до смерти. Жалеть не положено.
Работая наверху, потроша свиней, я ещё мог относиться к этому как работник производственной линии, помогающий кормить людей. Но внизу, в забойных ямах, я не помогал кормить людей. Я убивал. Я думал: “Это просто животное. Убей его”.
Иногда я так же смотрел и на людей. Мне хотелось подвесить своего бригадира на конвейере вниз головой и заколоть. Помню, как я пошёл в офис и сказал кадровику, что для меня нет проблем выстрелить в человека: будешь меня трогать — разнесу башку.
У всех моих знакомых кольщиков есть оружие, и каждый способен всадить в тебя пулю. Большинство из них бывали арестованы за нападения. У многих — проблемы с алкоголем. Они вынуждены пить, нет иного способа справляться с жизнью убийцы, избивающего животных день напролёт. Если остановиться и задуматься, доводится убивать несколько тысяч живых существ в день» [75].
Злость и отчуждение, которые рабочие приносят с собой домой, проявляется в виде насилия против членов их семьи и общин, в которых они живут. Это насилие просачивается за пределы бойни. Как и Эд Ван Винкл, Вирджил Батлер заметил, что чем дольше он работал в «Тайсон», тем более жестоким он становился. Те же перемены он наблюдал и среди своих коллег, многие из которых вымещали свою злость на родных. Логика современного производства требует, чтобы животные забивались как можно быстрее, без учёта влияния на людей и животных. Животные страдают, потому что их недооглушили и забили заживо; люди, которые должны совершить это убийство, страдают от того, что им приходится заглушать в себе врождённое чувство неприятия жестокости, которой от них требует работа.
