Упомянем еще и о том, что владыка ввел в Шанхае литургию св. Иакова (18 января 1938 года владыка Иоанн присутствовал на богослужении, когда эта служба впервые совершалась по-славянски в русской церкви в Белграде)84. Эта литургия была впервые переведена на церковнославянский за границей и была издана стараниями Русской Зарубежной Церкви. Остались воспоминания и других современников владыки Иоанна о том, как он совершал богослужения. За проскомидией он поминал необыкновенное множество имен; современники свидетельствуют о необычайной силе молитвы святого во время литургии. Его молитва буквально изливалась на всех присутствующих, как утверждает один из верующих, присутствовавший на его службе в Европе: «Сила и проникновенность службы архиепископа Иоанна захватывает все молящиеся души. При его служении явственнее ощущается, что в святые литургийные часы стирается грань между небом и землею и тварный мир в эти часы живет божественной жизнью, отрываясь от земной жизни – “всякое ныне житейское отложим попечение”»85. Другая свидетельница из Шанхая пишет: «Владыка Иоанн всё и вся забывал вокруг себя (во время Божественной литургии). Он горел любовью ко Христу, он пламенел сердцем в горячей молитве, весь отдаваясь ей, и этот молитвенный подъем передавался и нам, богомольцам. А как он провозглашал: “Твоя от Твоих”!»86. Скажем еще и о том, что в алтаре владыка никогда не произносил ни одного лишнего слова, при этом обязательно отвечая на все вопросы, которые касались правильного хода службы.

Еще одно свидетельство оставила нам монахиня Августа. Она познакомилась с владыкой Иоанном в 1939 году; дочь присылала ей полные безысходности письма, так как ее брак находился на грани распада. И вот мать, попав на литургию, которую совершал владыка Иоанн, стала свидетельницей чуда. Вот ее рассказ: «Я ходила ежедневно в собор в Шанхае, но моя вера стала колебаться. Решила больше не ходить в церковь, а пойти к знакомым, а потому не торопилась встать раньше. Мой путь лежал мимо собора, и вот я услышала во храме пение. Зашла в храм. Служил владыка Иоанн. Алтарь был открытым. Владыка произнес молитву: “Приимите, ядите, сие есть Тело Мое” и... “Сия есть Кровь Моя... во оставление грехов” и после этого опустился на колени и сделал глубокий поклон. Я увидела в это время чашу со Святыми Дарами непокрытой, и в это время, после слов владыки, сверху спустился огонек и опустился в чашу... Никогда в жизни своей не думала, что я увижу действительное огнем освящение Даров. Загорелась снова у меня вера»87. Это свидетельство подтверждается афонским монахом Агафоном († 2002), который познакомился с владыкой Иоанном в Лондоне в пятидесятые годы. Тогда еще мирянин, он прислуживал владыке в алтаре. В момент произнесения эпиклезы, когда епископ Иоанн осенил крестным знамением Святые Дары, отец Агафон почувствовал, как какая-то сила пронзила всё его существо88. Позднее румынский епископ Феофил, который был хиротонисан во епископа святителем Иоанном, передавал: «Когда владыка Иоанн возложил на меня руки, я действительно почувствовал необыкновенную силу Святого Духа»89. Лидия Лю свидетельствует, что во время молебна, который святитель служил в Гонконге, «видела свет, окружавший владыку до самого аналоя; сияние вокруг него было шириной в фут. Это продолжалось довольно долгое время»90.

Один из «шанхайцев» вспоминает: «Его лицо иногда буквально преображалось во время литургии, особенно в дни Великого поста, сияя неземным светом, а глаза, всегда полные божественной любви, излучали невыразимую радость, недоступную грешникам, и то было знаком присутствия Святого Духа. Я видел его в пасхальную ночь “воспарившим”, как на руках Ангелов, над новопостроенным шанхайским собором и восклицавшим в полноте ликования победоносное: “Христос Воскресе! Христос Воскресе!”»91. В Шанхае в будничные дни владыка часто сам потреблял Святые Дары, оставаясь в глубокой молитве три-четыре часа. Однажды он сказал: «Как трудно оторваться от молитвы и перейти к земному!»92. Вообще после службы он оставался настолько погруженным в священнодействие литургии, что, выходя из алтаря, на все вопросы отвечал рассеянно. Протоиерей Георгий Ларин добавляет: «Никогда не забуду, как он, прежде чем оставить храм, клал земные поклоны перед каждой иконой в огромном соборе, как бы прощаясь на время со своими близкими друзьями-святыми, а я следовал за ним, держа в руках его посох»93. Митрополит Филарет (Вознесенский, † 1985) позже писал: «И какие перемены ни происходили бы во внешней обстановке, во внешних условиях жизни и работы владыки Иоанна, дело молитвы и Божией службы у него всегда было на первом месте, и ничто не могло его от этого оторвать»94. Ольга Ивановна Семенюк, которой, по ее словам, «выпало счастье, когда врачи доверили ей ухаживать за владыкой Иоанном во время его болезни», свидетельствует: «Тогда я в первый раз в жизни увидела человека, всецело преданного Господу. Ни на минуту он не прерывал своих молитв. Предписания врачей им совершенно игнорировались, и никакая сила не могла воспрепятствовать ему служить. Бывало, врачи укладывали его в постель, но проходило несколько минут, и он был уже в алтаре...»95. Тому есть подтверждение: «Однажды от постоянного стояния у владыки тяжко распухла нога, и консилиум врачей, опасаясь гангрены, предписал ему немедленную госпитализацию, от которой он категорически отказался. Тогда русские врачи оповестили приходской совет о том, что они освобождают себя от всякой ответственности за его состояние и даже за жизнь. После долгих уговоров членами совета, которые готовы были даже насильственно госпитализировать его, владыка вынужден был согласиться и утром, за день до праздника Воздвижения Креста Господня, был отправлен в русский госпиталь. Однако к шести часам, прихрамывая, пришел в собор пешком и начал служить. За день опухоль совсем прошла»96. Даже в пути он не оставлял богослужения – он брал с собой все необходимые суточные богослужебные книги, в том числе свои Минеи на греческом языке, если подозревал, что ему придется читать вечерню в зале ожидания на вокзале или служить литургию на корабле. Но, как пишет архимандрит Амвросий Погодин, «о ночных молитвах почившего Владыки и его иных молитвенных подвигах могли бы поведать лишь его келья и храмы, где он молился. Для нас это оставалось скрытым»97.

Ощущая единство Вселенской Церкви, архипастырь в день памяти св. Иоанна Златоуста служил литургию на греческом языке. 25 марта, в день освобождения Греции от османского ига, он также служил по-гречески благодарственный молебен. В день святой Тамары, царицы Грузии, дети из приюта пели некоторые церковные песнопения по-грузински. День памяти св. Саввы, первого архиепископа Сербского, владыка отмечал 27 января вместе с сербами, а не на два дня раньше, как принято в Русской Церкви. В этот день владыка служил по сербскому обычаю службу «славы». В этом вселенском восприятии Церкви владыка не забывал и вверенные ему дальневосточные земли. Поэтому он распорядился, чтобы 24 июня во всех храмах Шанхая на ектениях об усопших торжественно поминались «иерей Митрофан и другие китайские православные, пострадавшие за православную веру»98– мученики, о которых мы говорили в начале главы. Служил святитель панихиды и в день кончины «апостола Японии» св. Николая (Касаткина, † 1912), и св. Ионы Маньчжурского († 1925), когда те еще не были прославлены. Он без колебаний служил на китайском, вознося на нем молитвы к небесному Престолу. Каждый год в день новолетия по китайскому календарю владыка совершал Божественную литургию на этом языке99. Он основал Православное братство великого Шанхая, но позднее с сожалением отмечал, что весьма скорбел, когда «военные события приостановили распространение Православия среди китайского народа, что является основной задачей миссии»100. По одному из его докладов в Синод можно судить о том, насколько пристально он следил за деятельностью священнослужителей-китайцев. В 1946 году он попросил у предстоятеля Русской Зарубежной Церкви «послать молодого епископа, могущего некоторое время посвятить изучению китайского языка и отдаться делу миссионерства среди китайцев, пришедшего в полный упадок», добавив, что «китайское духовенство в большинстве в преклонном возрасте, последние десятилетия были крайне неблагоприятны для миссионерского дела, и приходится с тревогой смотреть на будущее православного дела в Китае»101. К сожалению, различные события помешали осуществиться этому плану. Владыку интересовало и православное миссионерство в Японии.

Святитель Иоанн заботился не только о богослужении, но и об образовании клириков. В курсе пастырского богословия, о котором мы уже упоминали, владыка подчеркивал, что «в исключительные времена, когда люди не имеют возможности обычным способом получать знания, Бог дает исключительные дары. Но в мирные времена, когда нет никаких помех, Бог требует от людей самим потрудиться, чтобы достичь всего необходимого с помощью Божьей. Готовящимся стать священниками и пастырями Христовой Церкви нужно хорошо знать богословские науки и вспомогательные дисциплины, необходимые для того, чтобы их труд был полезен. В противном случае на них исполнится пророчество Осии: ...ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною (Ос. 4, 6)»102. Отец Илия Вень вспоминает: «В Шанхае каждый четверг бывало пастырское совещание. Если кто отсутствовал, то владыка от него требовал рапорт-объяснение. На этих совещаниях больше всего времени уделялось вопросам богослужебным. Владыка спрашивал духовенство об особенностях некоторых предстоящих служб, проверяя знания (священнослужителей)»103. Эту строгость архиерея по отношению к клиру некоторые воспринимали в штыки – до такой степени, что какой-то священник во время своей проповеди ругал владыку, указывая на него пальцем. Владыка продолжал стоять на своем месте, нисколько не реагируя на нападки своего священника. Многие возмутились таким недостойным для священника поведением по отношению к своему архиерею и просили владыку наказать его, но владыка ничего не предпринимал, говоря, что это его личное дело104.

Что касается других сторон подвижнической жизни святого, то, как пишет один из близких к нему в те годы клириков, «жизнь праведника является тайной, открытой лишь Богу, владыка жил сокровенной жизнью о Боге»105. Как и в Югославии, так и везде, где бы он ни находился до конца своей земной жизни, он никогда не спал на кровати. Он ежедневно в 4 часа утра принимал холодную ванну, даже зимой. Вкушал он пищу (при этом совсем скудную) всего лишь раз в сутки, да и то вечером. Во время Великого поста можно было видеть, что он не позволял себе даже садиться. Владыка Иоанн носил недорогую одежду китайского производства, тапочки или сандалии без носков, какая бы ни стояла погода. Приютские дети однажды очень удивились, увидев, что носки, связанные ими для владыки, носят нищие на улице.

Такая добродетельная жизнь таит в себе опасности для подвижника. Ведь православной традиции свойственно вполне обоснованное недоверие к чрезмерным аскетическим трудам, особенно у молодых неопытных монахов, рискующих впасть в прелесть. Некоторые архиереи предупреждали об этом молодого епископа в своих письмах. Но владыку Иоанна такие предостережения ничуть не обижали, что говорит о его подлинном подвижническом духе. Он пишет в ответ архиепископу Виталию (Максименко, † 1960): «О моих чрезмерных якобы трудах рассказывают много лишнего, преувеличивая действительность. Мне уже несколько иерархов писало также о том, с глубокою благодарностью принимаю наставления моих старших собратьев и постараюсь поступать благоразумно, как нужнее Церкви»106. Строгий по отношению к самому себе, он всех призывал к рассуждению, которое, согласно святым отцам, является самой большой добродетелью. Одному из священников он написал так: «Ваши труды соразмеряются с Вашими силами, дабы, не напрягши их чрезмерно, совсем потом не быть в состоянии работать»107. Молодым владыка Иоанн советовал избегать крайностей; вот что рассказывает отец Георгий Ларин: «Владыка Иоанн стал для меня идеалом, и я решил во всем ему подражать. Однажды во время Великого поста я перестал спать на кровати, а ложился на пол, перестал обедать со своей семьей, перешел на хлеб и воду и т. д. Мои родители расстроились и привели меня к доброму епископу. Услышав их жалобы на меня, он приказал служителю пойти в магазин и принести болонскую колбасу. В ответ на мои слезы – “сейчас все же Великий пост!” – мудрый архипастырь велел мне съесть принесенную колбасу и всегда помнить, что послушание родителям важнее самовольного поста... Помню, как я сердился, что он не назначил мне какого-нибудь “специального” аскетического подвига»108.

Картина была бы неполной, если бы мы не упомянули о тех делах, которые были плодом веры владыки Иоанна. Толкуя слова апостола непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17), он говорил: «Это не значит, что человек должен только молиться и больше ничего не делать. Это означает, что христианин должен всегда иметь молитвенное настроение, каждое мгновение помнить, что он находится перед лицом Божьим, и в душе своей разговаривать с Ним»109. Именно в таком состоянии он совершал дела милосердия. Времени ему только не хватало, чтобы ходить в богатые дома и посидеть за чаем, но можно было его видеть там, где царила нужда,– независимо от погоды и времени. Когда в Шанхае возросла безработица и нищета, владыка, чуткий к человеческому горю, сумел собрать вокруг себя тех, кто был готов вместе с ним совершать дела милосердия, вдохновленные молитвой. В.А. Рейер, член приходского совета шанхайского кафедрального собора в 1941 году, рассказывает следующее: «На всех собраниях председательствовал владыка. Среди членов совета были люди, которые не стали бы сотрудничать друг с другом, если бы это не было по просьбе владыки. Мы все знали, что он позвал нас не для приятного времяпрепровождения, а для содействия возглавляемым им начинаниям. Владыка умел приостановить возникавшую порой между нами личную неприязнь призывом работать для поставленной цели... Слушая сообщения о нуждах того или другого им опекаемого учреждения, [я не замечал], как проходило время. Это не было просьбой сделать что-то определенное. Владыка делился своими заботами, в результате которых появлялось обязательное желание как-то помочь, удовлетворить их. Я ни разу не слышал ни упрека кому бы то ни было, ни порицания чьих-либо действий. Его душевный мир передавался присутствующим во время беседы с ним, отражаясь также в его светлых глазах и в светлой, полной любви улыбке... Его рабочий стол был завален письмами от просителей и пасомых, и когда разговор заходил о ком-нибудь из них, он из груды лежавших перед ним бумаг извлекал нужное ему письмо. Владыка никогда и ничего не просил для себя, все его мысли были направлены на нужды других... Всякая работа, совершаемая по просьбе владыки, как бы защищалась и покрывалась благодатью»110. Когда он обращался к различным благотворительным организациям Шанхая, он всегда просил их не соперничать и не спорить между собой, подчеркивая, что эти дела совершаются только с Божьей помощью. Он писал: «Да вознаградит Господь их делателей и деятельниц и да не ослабнет их ревность при искушениях: без искушений и неприятностей не делается ни одно доброе дело. Да и удивительно было бы, если бы их не было! Неужели можно ожидать, чтобы исконный враг Бога и человечества легко допустил победу над собой? Если люди в борьбе всячески стараются быть победителями и не легко обычно уступают своим противникам, в сколько же раз больше стремится к победе вождь всякого зла и ненавистник добра?

Подобно тому как враждующие государства стараются расстроить ряды противников, вызвав в них внутренние нестроения, и исконный человекоубийца всячески пытается вызвать недоразумения и взаимные неудовольствия между делающими доброе дело, дабы расстроить его. Но, зная, откуда происходят те нестроения, не будем поддаваться искушениям сеятеля вражды и злобы, а будем всячески избегать разделения и хранить мир, любовно снисходя к слабостям ближних»111.