Свой сладкозвучный глас[134]
Подав с ограды, птица
Заставила вечор
Меня с дороги сбиться:
Дошел я до кустов,
Пойдя на птичий зов,
И пеням внял тотчас
Трех дев, поющих в лад
О том, что дар отрад
И благ понес урон;
Их пеньем привлечен
И за живое взят,
Спросил, зачем скорбят:
"Чем, девы, омрачен
Сей песни вашей тон?"

Плащ распахнув, рассказ
Так начала девица
Умнейшая: "Позор
Весь на вельмож ложится:
Путь юных полон ков;
На тех из смельчаков,
Кто славен без прикрас
И вежеством богат,
Все худшие спешат
Напасть со всех сторон.
И вас, кто вдохновлен
По сути иль на взгляд
Отрадой, так язвят,
Чтоб дух ваш стал смущен,
Коль нет к тому препон"

– Да, дева, впрямь сейчас
Перевелись те лица,
В ком, на благое скор,
Дух к радости стремится
И песню чтить готов.
Не слышу добрых слов
И я: ко мне угас
Их интерес, молчат,
Как будто я заклят.
Ограблен я, в загон
Попав меж трех корон;
В том, что удал был хват,
Мой чалый виноват –
В недобрый, знать, сезон
Он был мне в дар вручен.

– Сеньор, в грехах погряз
Тот, кто чужим живится,
Чей привлекают взор
Изящная вещица,
Ткань, яства; давший кров
Такому – сам таков.
Воришек и пролаз,
Которые хитрят
И источают яд,
Принявший в дом патрон
Едва ли кем почтен;
Его, пусть наугад,
Но правильно винят:
Всяк за такой уклон
Быть должен обличен.

– Подруга, пир для глаз –
Весна; но кто воззрится
На сад, тех мысль – про сбор
Плодов; а что певица
В ветвях – рад птицелов;
Мир, право, нездоров:
Мил юношам отказ
От истинных услад,
Но лезут год подряд
В турнирах на рожон,
Перчатки – в дар от жен
Приняв; то вдруг лишат
Вас дружбы с тем, чтоб фат
Мог показать фасон,
Хоть чести сам лишен.

– Стен замковых каркас
И каждая бойница,
Где зреет зло, сеньор,
Встают, чтоб нам лишиться
Приемов и даров:
Тот, дескать, бестолков,
С чьих башен напоказ
Баллисты не торчат;
Везде за всем пригляд;
Средь ночи пробужден,
Устроить всем разгон
Рад скаред: "Где шумят?"
Встают и стар, и млад:
Коль спите вы, вменен
В вину вам будет сон.

– Иль благ, подруга, час
Теперь, чтоб мне сердиться?
Иль слабый мой укор
Воспримет вереница
Отпетых наглецов?
Юнца, чей нрав суров,
Взмах разве бы потряс
Прута, каким грозят,
Чтоб шли дела на лад
И стал он умудрен?
Даяний долг с персон
Достойных на год снят
Бывает: их страшат
Просящие вдогон –
И есть на то резон.

– Друг, не спасет коль нас
Сеньор Бордо[135], десница
Чья прекратить разор
Сумела б, развалиться
Мир может до основ;
Всяк прочий – празднослов,
В ком вежества запас
Иссяк, притом заряд
Отваги – маловат;
Нет мира там, где тронЛьстецами окружен,

Ни веры – где впопад
Владыке петь хотят:
Коль чтит веселье он –
Все чтут, таков закон.

– Превыше-Всех[136] рулад
Моих не любит: рад
Свой оборвать трезвон
До лучших я времен.

– Сеньор, но вам внушат
Бертрана два[137], что спад
В слагании кансон
Беспочвен и дурен.

– Тот, дева, кто влюблен,
Но не любим, – смешон.

7. РАЗО ШЕСТОЕ

Когда Ги, виконт Лиможский[138], ограбил дом Гираута де Борнеля, все его имущество захватив и книги, и понял тот, что пала честь, опочила радость, куртуазное обращение погибло, доблесть себе изменила, вежество потеряно, а благородные повадки превратились в неучтивость; когда понял он, что обман захватил уже обе стороны – как влюбленных дам, так и их поклонников[139] – тогда пожелал он все же вновь вежество обрести, радость и честь, и такую сложил кансону, в каковой говорится:

Как хотелось бы мне[140]
Доблесть вновь возродить,
Радость вновь пробудить,
Опочившу во сне,
Тщусь бесплодно, зане
Рок нельзя победить,
И вовеки не быть
Мне с собой наравне, –
Чем более к былому я стремлюсь.
Тем пуще давит душу горький груз[141]

IX
АРНАУТ ДАНИЭЛЬ

1. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Арнаут Даниэль родом был из тех же мест, что и эн Арнаут де Марейль[143], из епископата Перигорского, из замка под названием Риберак[144], и был он дворянин.

Он отлично обучился наукам и обрел утеху в трубадурском художестве. Науки он, однако, оставил и стал жонглером, а песни свои принялся сочинять с рифмами самыми изысканными[145], почему и кансоны его понять и выучить не так-то просто.

И вот полюбил он некую знатную гасконку, жену эн Гильема де Бувиль[146], однако никто не считал, что она даровала ему какую-либо усладу по любовному праву. Оттого говорит он:

Стал Арнаут ветробором[147].
Травит он борзых бычком
И плывет против теченья.

Долгое время хранил он эту любовь и сложил в ее честь множество прекрасных кансон, как вы сейчас услышите:

Из слов согласной прямизны[148]
Сложу я песнь в канун весны.
Дни зелены,
В цветенье бор
И скаты гор,
И сладостного грома
Лесных стихир
И птичьих лир
Поли сумрак бурелома.

Весь бурелом – как звон струны;
Словом же мной огранены[149],
До белизны
Их мыл и тер,
Чтоб сам Амор
Не мог найти излома;
Прям их ранжир,
Он командир,
Я в роли мажордома.

Но мажордом – что живодер,
Коль так устроил, что позор
Узнал сеньор,
Чей стал мундир
Протерт до дыр,
Сам – как от костолома;
Впрямь, те больны,
В жару, грустны,
Кому любовь – истома.

Не томен, Дама, но хитер
Я и, что чей-то там партнер,
Плету узор[150];
Проведай клир
Лихих проныр,
Что к вам душа влекома, –
Вам хоть бы хны,
А мне видны
Все ковы их приема.

Любой прием, хоть пышный пир,
Отвергну, или сердцем щир:
Вы мой кумир;
Разлучены
Мы, но верны –
И в душах нет надлома;
Слезится взор,
Но все остер –
Мной в неге боль искома.

Иском, хоть я не из придир,
Мной в страсти благодатный мир,
В любви я сир;
Стезя войны,
Измен, вины
От Каина ведома,
Но (чтя раздор)
Как в нас, с тех пор
Не знала страсть подъема.

О прелесть, будь вы дома,
Не как фразер
Арнаут в ваш двор
Придет стезей подъема.

* * *

Когда с вершинки[151]
Ольхи слетает лист,
Дрожат тростинки,
Крепчает ветра свист
И в нем солист
Замерзнувшей лощинки –
Пред страстью чист
Я, справив ей поминки.

Морозом сжатый,
Спит дол; но, жар храня,
Амор-оратай
Обходит зеленя,
Согрев меня
Дохой, с кого-то снятой,
Теплей огня, –
Мой страж и мой вожатый.

Мир столь прекрасен,
Когда есть радость в нем,
Рассказчик басен
Злых – сам отравлен злом,
А я во всем
С судьбой своей согласен:
Ее прием
Мне люб и жребий ясен.

Флирт, столь удобный
Повесам, мне претит:
Льстец расторопный
С другими делит стыд;
Моей же вид
Подруги – камень пробный
Для волокит;
Средь дам ей нет подобной.

Было б и низко
Ждать от другой услад,
И много риска:
Сместится милой взгляд –
Лишусь наград;
Хоть всех возьми из списка
Потрембльский хват[152]
Похожей нет и близко.

Ее устои
Тверды и мил каприз,
Вплоть до Савойи
Она – ценнейший приз,
Держусь я близ,
Лелея чувства, кои
Питал Парис
К Елене, житель Трои[153].

Едва ль подсудна
Она молве людской;
Где многолюдно,
Все речи – к ней одной,
Наперебой;
Передает так скудно
Стих слабый мой
То, что в подруге чудно.

Песнь, к ней в покой
Влетев, внушай подспудно,
Как о такой
Арнауту петь трудно.

* * *

Гну я слово строгаю[154]
Ради звучности и лада,
Вдоль скорблю и поперек
Прежде, чем ему стать песней,
Позолоченной Амором,
Вдохновленной тою, в ком
Честь – мерило поведенья.

С каждым днем я ближе к раю
И достоин сей награды:
Весь я с головы до ног
Предан той, что всех прелестней;
Хоть поют метели хором,
В сердце тает снежный ком,
Жар любви – мое спасенье.

Сотнями я возжигаю
В церкви свечи и лампады,
Чтоб послал удачу Бог:
Получить куда чудесней
Право хоть следить за взором
Иль за светлым волоском,
Чем Люцерну[155] во владенье.

Так я сердце распаляю,
то, боюсь, лишусь отрады,
Коль закон любви жесток.
Нет объятий бестелесней,
Чем у пут любви, которым
Отданы ростовщиком
И должник, и заведенье[156].

Царством я пренебрегаю,
И тиары мне не надо[157],
Ведь она, мой свет, мой рок,
Как ни было б чудно мне с ней,
Смерть поселит в сердце хвором,
Если поцелуй тайком
Не подарит до Крещенья.

От любви я погибаю,
Но не попрошу пощады;
Одинок слагатель строк;
Груз любви тяжеловесней
Всех ярем; и к разговорам:
Так, мол, к Даме был влеком
Тот из Монкли[158] – нет почтенья.

Стал Арнаут ветробором[159],
Травит он борзых бычком[160],
И плывет против теченья.