Василь Рагуля, депутат и сенатор Сейма 2-й Речи Посполитой, в своей книге «Успаміны» основываясь на достоверных источниках, раскрывает механизм расправы с неугодными Москве белорусскими политиками. В качестве примера можно проанализировать судьбу Михаила Ивановича Гурина (Морозовского), автора идеи единой Беларуси и единой компартии, независимой от Москвы и Варшавы. Родился он в 1891 г. в д. Еремичи Столбцовского уезда в белорусской семье. В 1912 г. окончил Псковский учительский институт. С 1920 г. — находится в БССР на советской работе. В 1924 г. его направляют на подпольную работу в Западную Беларусь, где М. Гурин становится в КПЗБ одним из лидеров группировки, которую в Москве окрестили «сецессией» (отщепенцами).
Видя опасность, исходящую из СССР, национальное крыло КПЗБ (Гурин (Морозовский), Томашевский (Старый) и др.) усиленно проводит курс на создание самостоятельной и единой компартии. «Раскольники» полагали, и, надо заметить, небезосновательно, что белорусы, живущие по разные стороны границы, установленной Рижским договором, одинаково лишены национальной свободы. Свои надежды они возлагали на народное восстание в Западной Беларуси осенью 1924 г. Оно и только оно, по их мнению, могло освободить западных белорусов от польской оккупации. Лубянка, получив по своим каналам взрывоопасную информацию, отреагировала незамедлительно. Узнав, что Гурин организовал подпольную типографию и наладил выпуск газеты «Красное знамя», кремлёвские эмиссары, появившиеся в Польше, спешно вошли в контакт с «детищем» Москвы — Польской коммунистической партией, чьи ряды кишели партийцами, стоящими на денежном довольствии советских секретных фондов. «Товарищи по борьбе», а точнее спецаппарат внешней разведки Советского Союза разгромил, предав огню, типографию Гурина. Сам он оказывается в тюрьме г. Белостока. Сидеть, правда, долго не пришлось. Вскоре Гурин, понятно, не без усилий Лубянки (свидетельство совместных действий польских и советских спецслужб) оказался на свободе, где его уже поджидали агенты НКВД. Зная это, Гурин на судебном процессе в Варшаве, состоявшемся в феврале 1928 г., дает показания против белорусских политических лидеров, называя их предателями национального возрождения. Этого ему простить не могли. Гурина убили в марте 1928 г. в Вильно. Убийца — агент НКВД Устинович{12}.
Надо отметить, что такой метод, как физическое устранение, применялся и по отношению ко многим другим «неугодным» белорусским политикам…
На Старой площади старательно отслеживали процессы, происходящие в среде верующих Западной Беларуси, где на то время, согласно данным В. Новицкого, автора исследования «Канфесіі на Беларусі», существовало 500 приходов{13}. Влияние церкви, особенно православного духовенства, предполагалось использовать для проталкивания коммунистических идей на Запад. 19 апреля 1925 г. на закрытом заседании Бюро ЦК КП(б)Б рассматривается «Белорусский вопрос за кордоном». И это не было случайностью. Ввиду выявившихся проколов в закордонной белорусской политике и необходимости изменить существующее положение в сторону большей активности и планомерности «дальнейшей работы» было решено «поручить т. Ульянову[5] выявить значение и силу влияния православного духовенства в Западной Беларуси и возможность использовать это влияние в нашу пользу, обсудить вопрос о возможности открытия в Минске Польской Католической Епископской кафедры, обсудить вопрос о некоторых шагах Мелхиседека, в частности, связанных с Белорусским вопросом»{14}. В качестве конкретных мер, если верить записям стенографистки, предлагалось «выступить с инициативой обмена Смарагла Латышенки, осужденного в Польше на 12 лет каторжных работ за убийство митрополита Георгия, предоставить возможность переезда в СССР епископу Пантелеймону (П. Рожновскому), не признавшему самостоятельность польской православной церкви и содержавшемуся за это в монастыре на Волыни»{15}.
Подчиняясь решениям 1-й Белорусской национально-политической конференции (сентябрь 1921 г., Прага), провозгласившей Польшу и Советскую Россию оккупантами, эмигрантское правительство Вацлава Ластовского в Ковно взяло курс на вооруженное восстание в БССР. Однако реальная подготовка восстания стала возможна только против Польши.
Наиболее интенсивно партизанское движение велось на Белосточчине и Гродненщине, где, как и в других районах «крессов всходних», в различное время действовали белорусские вооруженные формирования А. Цвикевича, В. Прокулевича, Г. Шиманюка (Скоморох), В. Разумовича (Хмара), В. Масловского, Черта, Хоревского, Силюка, Мухи, Шершени, И. Угрюмого, П. Каско, А. Тарасюка, С. Хмары (Искра) и многих других. Например, повстанческий комитет во главе с В. Прокулевичем насчитывал четыре партизанских группы, которые помимо Польши действовали на территории Литвы и СССР — в Ковно, Утянах, Аранах и местечке Меречь. Для оперативного руководства национально-освободительным движением был создан Главный штаб белорусских партизан, которым руководил полковник Успенский. В подчинении Главного штаба только на Гродненщине находилось 12 отрядов, в каждом по нескольку десятков человек.
О том, что партизанское движение, чьи ряды, по версии З. Шибеко, автора «Нарысаў гісторыі Беларуси 1795–2002», насчитывали около 10 тыс. человек (по другим данным — 15 тыс.){16}, было подлинно белорусским и носило организованный характер, свидетельствует следующий документ:
«Телеграмма:
Начальнику Польского Государства Г-ну Пилсудскому в Варшаве
Копия Г-ну Председателю Лиги Наций в Женеве.
От Окружного Атамана Белорусских Партизан гражданина Германа Скомороха.
Ультимативные требования.
Ввиду раскрытия польскими властями нашей Белорусской военной организации, которая поставила своей целью освободить Беларусь от векового насилия и гнета и настоящей оккупации, уже не тайна, что мы являемся врагами польской оккупационной власти в Белорусском крае, но отнюдь не врагами польской власти в Варшаве.
Мы уполномочены от 15 тысяч партизан и всего крестьянства уездов Белостокского, Бельского, Брест-Литовского, Волковысского, Пружанского и др. обратиться к Вам, Г-н Пилсудский, и через Вас ко всему Польскому Народу о признании наших нижеуказанных законных требований, а именно:
1. Во имя соблюдения справедливых человеческих прав отказаться от притязания на Беларусь и признать ее право самоопределения как нации.
2. Немедленно прекратить жестокие репрессии ко всем беларусам, а также прекратить опечатывать православные храмы[6], аресты священников, обыски, избиение политических деятелей в ваших тюрьмах и признать неприкосновенность всего белорусского. […]
3. Немедленно прекратить рубку лесов и вывозку их в Польшу[7], а также прекратить вывозку разного материала, как-то: машин, лесопилок, машин ж. д. разных ж. д. частей и др. […]
Если вышеуказанные требования не будут признаны Польским Правительством и Польским Народом, а еще более усилятся репрессии, аресты и гонения на Белорусский Народ, то мы во всеуслышание заявляем: за последствия, какие они ни произойдут, мы не отвечаем.
Мы не хотим угрожать Вам, а предупреждаем, что непризнание наших законных требований повлечет за собою ужасные последствия. Мы заставим заговорить о себе весь мир. Мы применим самые уничтожающие средства, и так как с регулярной армией нам бороться трудно в открытом бою, то мы применим наше изобретение…[…]
Атаман Гродненщины Г. Скоморох[8].
С подлинным верно: районный атаман И. Угрюмый.
Действующий штаб Белорусских Партизан.
30 марта 1922 г.»{17}
Активность белорусских повстанцев не осталась без внимания Кремля. Особый интерес в этом отношении имеет исследование белорусского военного историка А. Тараса, автора книги «Малая война». Согласно этим исследованиям еще в 20-х годах ЦК ВКП(б) создал при штабе РККА «нелегальную военную организацию», нацеленную на Польшу. Западная Беларусь на секретных картах была методически поделена на «участки». Применительно к ней в Москве оперировали такими понятиями, как «западный фронт» и «боевая работа». Но и это не все. Как утверждает автор, боевики, финансируемые советской стороной, прорывались в Польшу, где «поднимали волну гнева трудящихся». На это Варшава неоднократно заявляла протесты, которые советская сторона каждый раз отклоняла{18}.
Практически то же писал З. Шибеко: советские эмиссары в Лощице[9], под Минском, готовили спецотряды, которые летом 1924 г., пройдя подготовку, переходили границу и действовали в Западной Беларуси, имея постоянное убежище на советской территории{19}. Подобная деятельность — диверсионное движение — получила название «активная разведка». При этом, надо заметить, что деятельность Разведупра по активной разведке с лета 1921 года была настолько тщательно законспирирована, что о ней не знали даже органы ОГПУ.
