Столь же неоднозначно обстоит дело с изучением вопроса о причинах и обстоятельствах последнего похода Романа Мстиславича, закончившегося его гибелью летом 1205 г. у польского города Завихоста. Древнерусские, польские и западноевропейские источники содержат весьма противоречивые сведения на этот счет, что обусловило наличие множества разноречивых и порой взаимоисключающих предположений у исследователей.

Часть современных историков на основании сообщения Хроники Альбрика из монастыря Трех Источников (Шампань, Франция) склоняется к мысли о том, что поход Романа в действительности был направлен в Саксонию и что галицко-волынский князь тем самым намеревался принять участие в борьбе за верховную власть в Священной империи между Вельфами и Штауфенами. Другие исследователи сомневаются в достоверности подобных сведений и отдают предпочтение сообщениям древнерусских и польских источников, в особенности «Истории» Яна Длугоша, объясняя события 1205 г. исключительно в контексте польско-русских отношений.[17]

Особого упоминания заслуживают известия Длугоша и Густынской летописи о бегстве в Галицкую землю к Роману Мстиславичу византийского императора Алексея III из осажденного крестоносцами Константинополя. Эти известия еще не получили всестороннего научного изучения. Аргументы Н.Ф. Котляра и И. Грали, доказывающих, что подобного факта в действительности не могло быть,[18] на наш взгляд, требуют пересмотра.

Также требует более тщательного изучения вопрос о русско-византийском военно-политическом союзе конца XII — начала XIII вв., скрепленном династическим браком между галицко-волынским князем и одной из родственниц василевса. Идентификация «византийской» супруги Романа Мстиславича, оставившей заметный след в истории Руси, представляет, на наш взгляд, важную исследовательскую задачу, решению которой посвящен один из разделов настоящей работы.

«Византийское» наследие Романа Мстиславича и «великой княгини Романовой» находит яркое выражение в политике, титулатуре, атрибутах власти и священных реликвиях галицко-волынских князей, в их совершенно не типичном для Рюриковичей именослове, а также в обширной строительной и учредительной деятельности.

Родственные связи Евфросинии Галицкой предопределили возникновение нового направления внешней политики русских князей — австрийского. Родством с Бабенбергами по женской линии объясняются участие Романовичей в борьбе за «австрийское наследство» и, в частности, попытка Романа Даниловича овладеть австрийским престолом в 1252–1253 гг.

Высокое происхождение и родственные связи «великой княгини Романовой» обеспечили широкое международное признание ее сыновьям и внукам и обусловили их участие в важнейших делах мировой политики середины XIII в. Многие факты такого рода до настоящего времени остаются практически не изученными, как, например, отношения Даниила Галицкого с германским императором Фридрихом II и правителями Никейской империи, а также роль галицко-волынского князя в судьбе австрийского герцога Фридриха II Воинственного.

Без учета «византийского» фактора внешней политики Даниила Галицкого невозможно правильно определить значение его коронации в 1253 г., а также церковной унии с Римом, на которую согласился князь. Эти события явились частью более широких экуменических процессов, инициированных папой Иннокентием IV и никейским императором Иоанном III Ватацем. Сближение с Римом галицко-волынского князя в значительной мере было обусловлено задачами внешней политики Никеи по возвращению Константинополя и возрождению Византийской империи и прекратилось в связи с отказом Никейского двора от курса на компромисс с Западом.

Таким образом, мы видим, что история взаимоотношений Руси, Византии и Западной Европы в конце XII — середине XIII вв. нуждается в дальнейшем изучении. Требуют определенного пересмотра вопросы, традиционно обсуждаемые в литературе, и, вместе с тем, должен быть поставлен ряд новых вопросов, не ставших еще предметом изучения историков.