Признание известий Татищева о проекте Романе достоверными требовало более детальной разработки вопроса об их источнике. Вопрос этот поднимался Б.А. Рыбаковым, решавшим его не без некоторых колебаний. В одной из работ историк указывал на фольклорный характер предполагаемого источника: «…рассказ о программе "доброго порядка" входил в состав фольклора о Романе Храбром».[25] Затем, однако, пришел к заключению, что известие о проекте 1203 г. восходит к «одной из недошедших до нас летописей, использованной В.Н. Татищевым».[26]
По мнению В.А. Петрова, татищевское известие о проекте Романа опирается на «летописные памятники, содержащие достоверные исторические реалии».[27] К вопросу о возможном источнике известия о проекте еще раз вернулся Б.А. Рыбаков в работе о политических идеях русских летописцев: «Время и место его первоначального написания следует, по всей вероятности, связывать с княжением в Новгороде Константина Всеволодовича в 1205–1207 гг., когда при дворе этого князя, удостоившегося прозвища "Мудрый", писал книжник, хорошо знакомый с киевскими событиями 1203 г.».[28]
В ином направлении пошел Н.Ф. Котляр, предположивший, что искомым источником Татищева «была недошедшая до нашего времени начальная часть Галицко-Волынской летописи за первые пять лет XIII в.», в которой «должно было содержаться жизнеописание Романа Мстиславича в качестве галицко-волынского князя».[29]
«Остроумным предположением» называет гипотезу Н.Ф. Котляра А.П. Толочко. Это предположение «отыскивало единственно возможное место для Романового проекта в домонгольском летописании».[30]
Подобные доводы удовлетворили большинство новейших исследователей, использующих сведения Татищева об инициативе Романа как вполне надежный исторический факт.[31] «Факты из жизни Южной Руси и из биографии Романа начала XIII в., — отмечает А.Б. Головко, — дают дополнительные аргументы в пользу реальности создания Романом нового политического устройства Руси. Система "доброго порядка" не противоречила конкретной деятельности галицкого князя и полностью согласовывалась, в частности, с его действиями после второго похода против половцев, когда он осуществил на юге Руси "мироположение в волостех, кто како терпел за Рускую землю"».[32]
Находят подтверждение и тесные контакты Романа Мстиславича со властями Священной Римской империи, некоторые элементы политического строя которой могли явиться образцом для реформаторских идей галицко-волынского князя. В частности, Роман Мстиславич был союзником швабского короля Филиппа Штауфена и, по-видимому, тюрингского ландграфа Германа, посещал его столицу Эрфурт, пожертвовав 30 марок (около 7 кг серебра) в пользу располагавшегося там бенедиктинского монастыря Св. Петра.[33] По сведениям французского хрониста Альбрика из Труафонтен, Роман принимал непосредственное участие в борьбе за верховную власть в империи Штауфенов и Вельфов, что в конечном счете стоило русскому князю жизни.[34] Тем самым, делает вывод Л.В. Войтович, «программа Романа Мстиславича была достаточно реалистичной, отвечала требованиям времени и настроениям части элиты, в частности связанной со Священной Римской империей, где такая программа именно в это время приближалась к своей реализации».[35]
Изучив форму и содержание татищевского известия о проекте Романа с помощью дипломатического анализа, О.А. Купчинский пришел к выводу, что грамота галицко-волынского князя «принадлежит к ряду уставных грамот». Этот документ был заимствован Татищевым из «какого-то древнерусского сборника», имевшего, очевидно, новгородское происхождение.[36] Исследователь отмечает, что «мотивы отдельных статей из текста проекта напоминают источники XI–XII вв.», в частности завещание Ярослава Мудрого с содержащимся в нем предупреждением об опасности междоусобиц, установлением принципа майората, с требованием оберегать и не нарушать вновь установленный политический порядок. Определенные аналогии грамоты Романа прослеживаются «с документальными памятниками XII в. <…> в отношении формулировок клаузул, например обращения».[37]
И тем не менее, давая общую оценку проекту Романа, О.А. Купчинский отказывается признавать его подлинность: «…исследуемый документ не вызывает однозначно позитивной оценки в отношении своей аутентичности. На это указывают обстоятельства его появления, а также анализ внутренних признаков документа». К таковым исследователь относит отсутствие важных структурных элементов документа, в котором «не достает почти всех клаузул вступительного протокола, датирующей формулировки и др.», а также «ряд модификаций и переделок текста, замену отдельных слов даже в ранних протографах».[38]
Большую работу по изучению текста Романова проекта, его происхождения и достоверности содержащихся в нем известий провел в последнее время А.П. Толочко.[39] Взгляды этого исследователя отличаются, пожалуй, максимальной степенью скепсиса. Это касается большинства оригинальных известий Татищева и его предполагаемых источников. Подход новейшего исследователя трудно даже назвать критическим, его скорее можно было бы оценить как нигилистический, ведущий к полному неприятию всего содержащегося в «Истории Российской» фактического материала, не имеющего прямых параллелей в аутентичных древнерусских источниках.
В истории Романова проекта А.П. Толочко подвергает сомнению прежде всего обстоятельства выдвижения, а также предлагаемый Романом способ обсуждения и принятия программы «доброго порядка» как несоответствующие реалиям древнерусской эпохи.
