Он не сказал Аолли, пожалуй, главного, что его беспокоило: многокожих было намного, действительно очень намного, больше, чем всех аиллуэ вместе взятых. Даже в этом аиллоу жило их намного, очень намного больше, чем в родном аиллоу Уаиллара и Аолли. А ведь были и другие, если верить тому, что он понял из разговоров Старого с его соплеменниками. И пусть далеко не каждый самец в поселениях многокожих был воином, и пусть воинов в этом поселении было не больше, чем в клане Уаиллара — было ясно, что народ этот куда более многочисленный, чем аиллуэ, и задавить любой клан количеством для него не составит труда.

А кланы редко, очень редко удавалось собрать вместе для общих действий.

Уаиллар не знал ещё, зачем ему это надо и как он сможет это использовать, но ему больше всего на свете хотелось научиться в воинских искусствах всему, что умеют многокожие. И прежде всего — действовать совместно с другими воинами, что было для многокожих естественно, как дыхание (тут он на самом деле ошибался, это достигалось длительными тяжелыми тренировками) — и совершенно непривычно для аиллуо.

Самое трудное было объяснить многокожим, что Уаиллар хочет научиться работать в «строю». Он просто не мог выговорить это слово, а иносказания поняли далеко не с первого раза. И снова воин аиллуо удивился тому, что его согласились учить. Он всё не мог привыкнуть, что их с Аолли воспринимают не как врагов, а как своих, как будто они были членами клана. Между тем Уаиллар чувствовал, что стал для Старого, его младшего друга, уолле-вождя, а с ними и других многокожих — тем, кому можно довериться и кого следует защищать.

И это было действительно так. Воин аиллуо успел в этом убедиться.

Как-то раз, когда они в сопровождении ‘Аллэ и еще одного круглоухого с непроизносимым именем ходили по городу, они столкнулись со странным многокожим: совершенно седой, завернутый в какой-то необычный балахон (Уаиллар уже привык к тому, как одеваются многокожие — этот был одет не как все), тот начал кричать на них, размахивая руками. Понимая язык многокожих через два слова на третье, Уаиллар, однако, смог уловить, что странный считает его врагом, представителем чего-то ужасного, и подлежащим немедленному уничтожению. Стала собираться толпа, и воин хорошо чувствовал, что толпа эта враждебна.

Но ‘Аллэ ответил странному твердо и решительно, и в ответе звучали имена Старого и его молодого друга. И ещё какие-то имена. И имя уолле-вождя. А второй сопровождающий грубо закричал на странного. И тот вдруг сжался, потом сплюнул на землю, покрытую круглыми камнями, отвернулся и быстро ушёл.

Уаиллар понял, что его только что защитили от очень больших неприятностей. Он не знал, в чём дело, но чувствовал нутром: если бы не ‘Аллэ, вступившийся за него как за своего, его бы, скорее всего, убили.

И вот это было очень странно и необычно. Среди аиллуэ никогда не могло бы случиться, чтобы чужака защищали от соплеменников. Чужака из другого клана, разумеется: круглоухих вообще не считали за разумных.

5

Каждый день альвам приносили плоды — те, которые растут в Лесу, и те, которые там не растут. Так что Уаиллар с Аолли не голодали, хотя, конечно, качество пищи было несравнимо с тем, что у них дома: круглоухие не умели заговаривать плоды от порчи и потери свежести. Но есть было можно, хотя и не всё — некоторые плоды, пока добирались до альвов, портились необратимо, становясь вредными для здоровья.

Вечерами, когда светило уходило с неба и становилось прохладно, многокожие иногда выходили во двор, чтобы вместе принимать пищу. Круглоухие, которые не были воинами, приносили сделанные из мёртвого дерева помосты высотой почти по грудь Уаиллару — на них ставили что-то вроде корзин, только из обожжённой земли, наполненных пищей: опалёнными растениями и мёртвой плотью животных, свежими плодами, знакомыми или незнакомыми, зеленью. Приносили сосуды с водой, соками растений и какими-то другими напитками, которые пахли сильно и странно, напоминая сок испортившихся фруктов. Заливали кипящей водой сушеные листья с непривычным ароматом.

Вожди многокожих усаживались вокруг этих помостов — их называли «столами» — на деревянные подставки, наподобие привычных для альвов ллураа[3], на которых обычно сидят возле Великого Древа по вечерам. Они разговаривали, обсуждали какие-то дела, причём говорили напряжённо, в голосах у них чувствовалось беспокойство. Приходил, хромая, уолле-вождь, который тоже принимал живое участие в разговоре. Глядя на него, Уаиллар сочувствовал: было видно, что не быть ему уже никогда воином, такие увечья до конца не вылечиваются. В любом клане ему подарили бы быструю и безболезненную смерть, и увечный уолле был бы этому только рад.

В общем, то, что происходило вечерами, напоминало посиделки на площади у Великого Древа у народа аиллуэ, когда воины обсуждают разные дела, только аиллуо не едят при этом, и к темноте уже расходятся — а люди в это время только собирались.