— Ты был прав, — задумчиво проговорил магистр Ной, когда я не без гордости поставил перед ним работающий рашшер. — Наверное, я все же не зря с тобой…
Он вдруг осекся, а я сообразил сделать вид, что не расслышал. Хотя мне было страшно любопытно, что именно было «не зря». И еще больше хотелось узнать, по какой причине великий магистр Ной взял себе ученика, выбравшего такую сложную и редкую специальность как артефакторика? Для чего так старательно его растил и воспитывал? И почему до настоящего времени ни словом, ни делом не обмолвился, что интересуется запрещенными артефактами?
— Да, — тихо вздохнул старый маг, оторвав взгляд от древнего рашшера. — Тебе и впрямь пора двигаться дальше, мой мальчик.
Я спокойно встретил его пристальный взгляд и так же спокойно кивнул:
— Я готов.
Из дома великого магистра Ноя я вышел ближе к обеду, до предела нагруженный информацией, собственными догадками и теми намеками, на которые учитель только издали указал и которые, похоже, мне придется подтверждать самостоятельно.
О причинах своего интереса к магии разума он, разумеется, не сказал. Но, наверное, в этом и не было необходимости — знания «барьерников» будоражили магическое сообщество уже много лет. И тот факт, что их официально запретили, ничегошеньки не менял. Даже напротив, интерес к их тайнам запреты только подстегнули. Так что сейчас самое время было задуматься, а не является ли многоуважаемый глава столичной гильдии магов одним из тех самых отступников, за которыми Ковен так рьяно охотился?
А что? На роль пожилого злодея магистр Ной подошел бы прекрасно: умный, со связями, интерес к запрещенным артефактам проявлял, сами запрещенные артефакты у него тоже имелись, да и высокая должность могла бы отвести от него подозрения.
А еще великий магистр иногда отступал от буквы закона (и в том числе поэтому Таор считал, что и ему это позволено). У него имелась собственная лаборатория, где он мог заниматься незаконными вещами. Но если магистр и был отступником, то злодей из него получился какой-то необразованный. Про шкатулку сразу не понял, монету в потайной нише не нашел… а ведь, по идее, отступники были людьми, которые сохранили знания «разумников» и умели ими пользовался. Теми, кто знал все их фишки, в том числе способы хранения энергии.
А еще меня смутило другое: сколько я ни слышал баек про отступников, но никто и никогда не мог четко сказать — а какая у них цель? Зачем им создавать шайенов? Лезть за барьер? Экспериментировать с некко? Просто чтобы заработать денег? Вернуть былое величие? Насолить Ковену?
Мне это казалось очень сомнительным занятием — срубить бабла можно и более простыми способами. А воевать за мифическую справедливость… ну-у, с натяжкой… может быть. Но даже если и так, то великий магистр Ной уж точно не был похож на фанатика. Скорее, на увлеченного исследователя, экспериментатора и человека, который искренне сожалел об уходе «разумников» и о потере их невероятных, крайне полезных, хоть и опасных знаний.
Что изменилось сейчас, и почему он вдруг решил допустить меня до этой информации, я тоже не знал. Быть может, постигшее магистра глубочайшее разочарование при виде пустой шкатулки его подкосило. Вновь замаячившая надежда на лучшее, когда я нашел в тайнике монету-аккумулятор… кто знает? Но факт в том, что сегодня я удостоился гораздо большего доверия, чем настоящий Таор за долгие годы ученичества. Более того — завтра учитель велел явиться снова, пообещав отдать на изучение те немногочисленные книги и свитки «барьерников», что ему удалось добыть.
Об изменении характера наших отношений говорило также и то, что великий магистр всерьез озаботился моей безопасностью и предложил в качестве средства передвижения по городу свой экипаж. Якобы там защита была получше. И конструкция более надежная. Но я посчитал это лишним, поэтому не только не сменил карету, но еще и по городу вдосталь накатался, навестив сперва лабораторию Таора, затем несколько лавок с артефактами, где он числился среди постоянных покупателей. После чего пешком прогулялся по Старому городу, проведя несколько утомительных ринов на жаре. Уже ближе к вечеру вернулся домой и, стащив сапоги, со вздохом растянулся на постели.
