— Этот отель уже несёт на себе знак успеха, — сказал Льюис, обращаясь к двум тысячам собравшихся, — поскольку, друзья мои, Чикагский Барон — это не здание, а человек.

Авель с удовлетворением выслушал рёв восторга и внутренне улыбнулся. Его консультант по связям с общественностью ещё неделю назад вставил эту фразу в текст, который сенатору подготовил его спичрайтер.

Авель непринуждённо общался с крупными бизнесменами и маститыми политиками. А Софья так и не смогла свыкнуться с переменами в жизни мужа и смущённо держалась на заднем плане, выпив слишком много шампанского. Она исчезла, не дождавшись ужина, под надуманным предлогом, что ей необходимо посмотреть, хорошо ли спит Флорентина. Авель проводил раскрасневшуюся жену в молчаливом раздражении. Софье был неинтересен успех мужа, она не понимала, в чём его суть, и предпочитала оставаться в стороне. Она прекрасно знала, как это раздражает Авеля, но всё-таки не могла удержаться, чтобы не сказать, садясь в такси:

— Можешь не торопиться домой.

— И не буду! — ответил он.

Авель вернулся в отель и в фойе встретил ожидавшего его депутата муниципального собрания Генри Осборна.

— Наверное, это высшая точка в вашей жизни, — заметил Осборн.

— Высшая? Мне только что исполнилось тридцать, — сказал Авель.

Он обнял высокого обаятельного политика, и тут же засверкали вспышки фотоаппаратов. Авель улыбнулся фотокорреспондентам и сказал достаточно громко, чтобы его могли услышать:

— Я построю отели «Барон» по всему миру. Я хочу стать для Америки тем же, кем для Европы стал Цезарь Ритц. Держитесь рядом, Генри, вы получите незабываемое удовольствие!

Они вместе вошли в ресторан, и, как только оказались вне досягаемости для чужих ушей, Авель добавил:

— Пообедаем завтра вместе, Генри, если у вас есть время? Мне надо с вами кое-что обсудить.

— С удовольствием, Авель. Простой депутат муниципалитета всегда готов встретиться с Чикагским Бароном.

Они оба весело рассмеялись, хотя ни одному, ни другому замечание не показалось особенно забавным.

В тот вечер Авель в очередной раз приехал домой поздно и прошёл прямо в свою спальню, чтобы не разбудить Софью. По крайней мере, так он сказал ей наутро.


Когда Авель появился на кухне, чтобы присоединиться за завтраком к жене, Флорентина сидела на своём высоком стульчике, с энтузиазмом размазывая по лицу хлопья с молоком и таща в рот всё, до чего могла дотянуться, даже если это было несъедобно.

Доев вафли с кленовым сиропом, Авель поднялся со стула и сообщил жене, что обедает сегодня с Генри Осборном.

— Мне не нравится этот человек! — заявила Софья.

— Да я и сам от него не в восторге, — ответил Авель. — Но не забывай, что он занимает солидный пост в муниципалитете и может быть нам полезен.

— А также может причинить немалый вред.

— Не придавай этому слишком большого значения. Предоставь Осборна мне, — сказал Авель, погладил жену по щеке и повернулся, чтобы идти.

— Президанк, — произнёс голос за его спиной, и оба родителя уставились на Флорентину, которая показывала пальцем на мохнатого Франклина Рузвельта, валявшегося на полу.

Авель засмеялся, поднял плюшевого мишку и посадил его рядом с Флорентиной, которая потеснилась на своём высоком стульчике.

— Пре-зи-дент, — произнёс Авель медленно и отчётливо.

— Президанк, — повторила Флорентина.


Приехав на работу, Авель всё утро решал проблемы нового отеля. Один из пассажирских лифтов не работал; на кухне подрались два официанта, причём дело дошло до ножей, и Джордж уволил обоих ещё до прибытия Авеля. Список повреждений и пропаж, обнаруженных после церемонии открытия, выглядел подозрительно длинным. Авель должен был проверить, не виной ли тому воровство официантов. Ни в одном из своих отелей он ничего не пускал на самотёк: ни клиентов, остановившихся в президентских апартаментах, ни заказывания восьми тысяч свежих булочек, которые нужны были отелю еженедельно.

Авель провёл утро, расправляясь с проблемами, принимая решения, и остановился только тогда, когда секретарша сообщила ему, что пришёл Генри Осборн.

— Доброе утро, барон! — Генри покровительственно назвал Росновского по семейному титулу.

В молодые годы Авеля, когда он работал младшим официантом в «Плазе», этот титул вызывал на лицах окружающих презрительную усмешку. В «Ричмонде», где он работал помощником управляющего, он слышал это прозвище в шепотках за своей спиной. В последнее время все произносили это слово с уважением.

— Доброе утро, депутат! — Авель бросил взгляд на часы на столе. Они показывали пять минут второго. — Закусим?

Авель проводил Осборна в соседнюю комнату, служившую ему столовой.


Сторонний наблюдатель не увидел бы в Генри Осборне родственную Авелю душу. Генри постоянно напоминал Авелю, что закончил Гарвард, а во время мировой войны служил в морской пехоте. Метр восемьдесят ростом, с пышными чёрными волосами, едва тронутыми сединой, он выглядел гораздо моложе, чем того требовала история его жизни.

Двое мужчин в первый раз встретились после пожара в отеле «Ричмонд». Генри тогда работал в страховой компании «Грейт Вестерн», которая страховала отели группы «Ричмонд» с незапамятных времён. Авеля застало врасплох предложение Генри Осборна за небольшую сумму наличными обеспечить быстрое прохождение документов через головной офис компании. У Авеля тогда просто не было «небольшой суммы наличными», но Генри поверил в него и обеспечил продвижение документов.

К тому времени, когда Генри Осборн был избран депутатом муниципалитета Чикаго, Авель уже мог позволить себе небольшую сумму наличными, и разрешение на строительство нового отеля «Барон» прошло через муниципалитет как по маслу. Когда Генри объявил о намерении выставить свою кандидатуру на выборах в Палату представителей Иллинойса, Авель одним из первых направил в его избирательный фонд чек на солидную сумму. Он с опаской относился к своему новому помощнику, но понимал, что прикормленный политик может оказаться очень полезным группе «Барон». Авель внимательно следил за тем, чтобы нигде не фиксировались небольшие выплаты наличными, которые он даже не считал взятками, и был уверен, что сможет разорвать свои отношения с Генри при первой же необходимости.


Интерьер столовой был выдержан в тех же пастельно-зелёных тонах, что и весь отель, только большая тиснёная буква «Б» в оформлении не использовалась. Мебель была антикварная, девятнадцатого века, вся из дуба. На стенах висели портреты маслом того же периода, все — из Европы. Невозможно было представить себе, что за стенами этой комнаты существует иной мир — мир быстро развивающегося современного отеля.

Авель занял своё место во главе красивого стола, за которым могли бы разместиться восемь человек. В тот день он был накрыт на двоих.

— Немного напоминает Старую Англию, — заметил Генри.

— Я уж не говорю о Польше, — ответил Авель, а официант в ливрее подал им копчёную лососину и налил в бокалы «Шабли».

— Теперь я понимаю, почему вы так быстро набираете вес, барон! — Генри посмотрел на полную тарелку перед ним.

Авель нахмурился и сменил тему.

— Вы пойдёте завтра на игру «Кабс»?

— Какой смысл? Их рекорд по проигрышам на своём поле не удалось побить даже республиканцам. Зато у «Трибьюн» не будет повода описывать матч как встречу почти равных соперников, — что никак не подтвердится счётом, — или говорить, что, сложись обстоятельства иначе, «Кабс» могли бы выиграть.