Ибрагим-паша — «человек родовитый», двор которого включает «скопище рабов», унаследованное еще от отца и деда, — сам по внешности не менее фантастичен, чем тот «музей уродов», который его окружает.

Но этот больной, умный и мрачный человек собрал вокруг себя и людей незаурядных, таких, например, как Тахир-бег — «правая рука и перо в руке визиря». Тахир-бег «своими знаниями и умом делился щедро и бескорыстно, как человек, обладающий этим в избытке и привыкший давать, ничего не требуя взамен. Он одинаково хорошо знал и мусульманское право, и военное дело, и финансы. Владел персидским и греческим языками. Прекрасно писал, и у него был сборник стихов, которые султан Селим знал и любил». Однако этот мудрый государственный деятель — физически калека, и энергия его питается наркотиками. И его отнюдь не смущает та чудовищная жестокость, с какой — по приказу Ибрагим-паши — чинится расправа над восставшими сербскими крестьянами.

Для Давиля общение с окружающим его миром почти исключительно ограничено «правящей верхушкой» Травника.

Дефоссе — это представитель «сыновей», или, как говорят «отцы», «анамализированного» поколения, — человек без рефлексии, без сомнений и без колебаний, прагматист по всем своим устремлениям.

На первый взгляд может показаться, что он гораздо ближе, чем Давиль, подошел к познанию окружающей его действительности.

Дефоссе учит язык «простолюдинов» Боснии, он не прочь потолкаться в толпе на базаре, он с интересом просвещенного этнографа изучает внешнюю сторону жизни страны. Дефоссе — человек умеренный, лично порядочный, бескорыстный, лишенный страстей и противоречий Растиньяка или других героев классического романа Франции XIX века. Дефоссе доброжелателен, в отношениях с женщинами он отдаст дань юношеской наивности и неискушенности. И вместе с тем такое сочетание буржуазного прагматизма с уравновешенностью, как мне кажется, не очень соответствует исторической и социальной сущности поколения «сыновей».

Прагматизм принимает в ту пору формы очень агрессивные. Что же касается бескорыстия и порядочности, то они обычно рождали ту «рефлексию», то сомнение в «прагматической правде» буржуазного общества, которые лежали в основе характера разочарованных «детей века».

Исторически достоверно воссозданы в романе оба представителя Австрии. И если фон Миттерер — чиновник старой школы — еще обладает многими человеческими чертами, то второй, сменивший его австрийский консул фон Паулич — это уже весьма совершенный бюрократический автомат империи Габсбургов, предшественник тех администраторов, которые через несколько десятилетий принесли в Боснию новые, «европейские» методы гнета и эксплуатации.

Живое очарование роману придает его «активный и существенный фон» — десятки различных человеческих судеб, жизней, протекающих где-то рядом с замкнутым бытом обоих консульств.

Среди этих людей есть и такие, которые, как два толмача консульств — Давна и Ротта, аккумулируют в себе все дурные стороны «Востока» и «Запада». Есть и такие, как юная Йелка — воплощение женственности и простоты, героиня несостоявшегося романа «молодого консула» Дефоссе, или такие, как врач Лука Дафинич, бескорыстный помощник всех страдающих, столь страстный защитник жизни, что он не смеет посягнуть даже на мышь, поедающую его снадобья, — ведь и она тварь господня.

Этот пестрый, движущийся мир простых тружеников-чудаков — их Иво Андрич всегда изображает с большой любовью, — людей самых разных и странных профессий, своей упрямой, почти «растительной» волей к жизни, труду, мирному существованию живыми волнами как бы омывает две «крепости», где засели представители двух держав, пытающихся в своей деятельности, как говорит автор, выдать бурю в стакане воды за битву гигантов.

В общем, после падения Наполеона оба консульства закрываются. Всем консулам — и французам и австрийцам — уготована в дальнейшем вполне благополучная судьба.

Дефоссе напишет толковую, богатую информацией книгу о стране, где он прожил несколько не очень легких лет.

Фон Миттерер — вместе со своей супругой, увядающей и истеричной красавицей, — продолжит в другом месте свой труд на пользу старым австровенгерским традициям.

Блестящую карьеру на стезе нового бюрократизма сделает фон Паулич.

Все сложится удачно и для Давиля. Талейран де Перигор, всемогущий князь Беневентский, вспомнил о нем и предоставил ему хорошую должность. Супруга консула — трудолюбивый муравей — будет и в другом месте воспитывать детей, вести дом, выращивать белые гиацинты и зеленый горошек.

А сам Давиль? Сколько бы мягкой иронии ни вкладывал автор в изображение исторической ограниченности, отвлеченности, порою почти комических сторон характера французского консула, все же он один способен думать о будущем, пытается заглянуть в будущее человечества и человека. Вот в ночь перед отъездом он разбирает и укладывает свои бумаги. «Машинальную работу сопровождала, как навязчивая мелодия, неопределенная, но настойчивая мысль: должен же где-то быть этот «настоящий путь», на поиски которого он потратил всю свою жизнь; когда-нибудь человек найдет этот путь и укажет всем. Он сам не знал — как, когда и где, но его обязательно найдут либо его дети, либо его внуки, либо его более далекие потомки. Эта неслышная внутренняя мелодия облегчала ему работу».

Консулы уезжают — Босния остается. И уже до их отъезда старики беги, собравшись, как всегда, в кофейне, изрекают устами самого старшего — Хамди-бега — свой приговор: «Травник очистится от консулов. Память о них удержится какое-то время. Дети будут скакать верхом на палочках, играя в консулов и телохранителей, но и они забудут о них, словно их и не было. И все опять по воле божьей пойдет, как шло спокон веков».