И тем самым поставил на грань жизни и смерти не только всех Балков, но их близких родственников, судьбы которых были переплетены со знатными дворянскими семействами. И что самое паршивое — так то, что узнай о его предательстве на Кукуе, то проблемы будут самые горестные, отнюдь нешуточные по последствиям.
Соплеменники отнесутся к ним очень плохо, ибо предательство бросает на жителей слободы подозрение и так крайне взволнованных переворотом москвичей. А ведь и патриарх может выступить с гневным обличением — и вот тут надо упредить события во чтобы-то не стало, и спасать семью, самому избавившись от паршивой овцы в стаде.
Жаль брата, но своя рубашка ближе к телу, как говорят русские!
— Скачи в Звенигород и скажи ему как шурин деверю чтобы арестовал заговорщиков и падал на колени перед царем! Если откажется, то арестуй его, не мешкая. А будет сопротивляться, то кричи «слово и дело»! Ежели оружием решит сопротивляться… То убей его!
Балк сделал короткую паузу, видимо решение далось ему нелегко — но закончил твердым голосом, будто сам шпагой лязгнул, выхватывая ее из ножен. Виллим наклонил голову в полном согласии. Выходку младшего Балка он безоговорочно осуждал, а ненависть к царю Петру его просто переполняла — поротой спиной запомнил царскую ласку за службу верную.
И жаждал мести!
Они с сестрой все просчитали — царица томилась без мужской ласки, ибо ее муж от постоянного пьянства и хворостей, что на него обрушились, к выполнению супружеского долга относился наплевательски. А его супруге он пришелся по сердцу — солдатская шлюха, ставшая царицей к величайшему удивлению всех европейских дворов. Там посчитали такой брак русского монарха прямым оскорблением, моветоном, нарушением вековых традиций и неписаных правил. Да и само русское боярство и дворянство было ошеломлено таким выбором Петра Алексеевича.
Но страх и желание выслужиться заставляли знатнейших князей, ведущих свой род от легендарного Рюрика, целовать ручку Екатерине Алексеевне, а так как все просекли, что камер-секретарь имеет на нее влияние, то к Виллиму Монсу двинулись с подарками — без стыда и с мольбою совали ему деньги, драгоценности, утварь, породистых коней. А царица ни в чем не могла отказать своему фавориту и галанту, познав его неистовую любовь. Правда, он сильно испугался, когда посмотрел на новорожденного царевича Петра Петровича — многие заподозрили, что настоящим отцом наследника престола явился смазливый камер-секретарь.
О чем и донесли царю полгода тому назад, и катастрофа разразилась. Спас глава Тайной Канцелярии Толстой, который не стал пытать его по всем правилам — Виллим бы просто не выдержал истязаний на дыбе. А так все обошлось — жестоко выдрали кнутом за взяточничество, конфисковали имущество, но капитанского чина не лишили, выслав в Москву для службы в гарнизонном полку. Зять моментально устроил его к себе адъютантом, но когда из Петербурга приехала его жена Матрена, старшая сестра Виллима, тоже выдранная кнутом, всем москвичам стало ясно, что генерал-поручика Федора Балка вскоре выгонят в отставку, и будет хорошо, если дадут маленький пенсион за ту долгую службу и полученные раны.
А потому они оба с радостью откликнулись на предложение поддержать царевича Алексея — теперь снова появился шанс устроить карьеру и поправить дела. Молодой царь оказался к ним добр — Виллим получил чин подполковника, а Федора Балка щедро наградили, облагодетельствовали поместьем и деньгами, причем он стал правой рукой фельдмаршала Шереметева, и чин генерал-аншефа подошел, достаточно одержать победу, пусть маленькую. Виктория возможна — в армии «подменыша» растет дезертирство, десятками бегут служивые.
И оба ждали победной баталии, но тут выходка Николая Балка, которая все их старания крест-накрест перечеркнула!
— Нарочного его я приказал в кандалы заковать и в Москву к самому князю-кесарю направить. Грамоту царю Алексею написал, об измене предупредил, и с гонцом отправил. А ты скачи, не мешкая, в Звенигород, вот тебе мой приказ, — Балк протянул перевитый шнурком свиток. — Конвоем тебе эскадрон конных стрельцов, у них заводные лошади — к вечеру прибудете на место. А там поступай, как условились — если изменники выступили, то покончи с ними, никого не жалея. А ежели нет — всех под караул взять, отдашь письмо фельдмаршалу — пусть сам решает, что его царскому величеству отписать. Кого казнят, кого помилуют уже не наша забота — мы свой долг исполнили полностью, как присяга велит!
