— Вернешь мне Бориса Петровича живым — генерал-поручиком станешь немедленно. Кавалером шейного креста ордена святого Александра Невского — первым по списку! И всем казакам, что моих генералов из беды выручат, золотые и серебряные кресты самолично вручу, и чины следующие пожалую, с грамотами от моего имени! Хрен с Меншиковым — можете его упустить, но фельдмаршала с генералами возверните!
— Великий государь! Дозволь к полкам ехать, время не терпит!
Шидловский стал напряженным как тетива натянутого лука, и стоило Алексею кивнуть, как сорвался с места, запрыгнул в седло подведенного к нему коня, гикнул своим черкасам, и только перестук копыт раздался, да пыль взметнулась по дороге.
— Это я с нужной карты зашел, — пробормотал Алексей, глядя вслед казакам. — Думаю, он с Алексашкой сторгуется просто, найдет подходец. А денег не жалко — люди мне намного дороже! Нет, какие добрые у казаков кони, куда там драгунским и стрелецким лошадкам…
Печальный вздох вырвался невольно — Сивко удрал прямо от кареты, задрав хвост. Дернул так, что только его и видели, никто не смог удержать. Видимо, умный конь посчитал, что приказ выполнен и решил немедленно возвратиться к сотнику, что скорее был для него не хозяином, но другом. О подобном отношении казаков к своим коням он прежде читал, но не верил, да и не представлял, что копытный может быть настолько умным.
— Пленников немедленно приведите, поговорить с ними хочу, — Алексей повернулся к стрелецкому полковнику, что стал комендантом гарнизона вместо изменника Балка. Одно утешало — к генералу примкнуло лишь полтора десятка изменников, крайне ничтожная величина в сравнении с теми тремя полками, что находились под его командованием. Примерно один из двух сотен служивых оказался иудой — а потому на войска можно уверенно полагаться, хотя паршивая овца в любой отаре найдется.
Бой за город был упорный — все же преображенцы слишком страшный противник, умелый, сплошь ветераны войны со шведами. И что худо — Петр подбирал в свои «потешные» рослых и физически крепких солдат, фанатично ему преданных. Ведь седоусые сейчас вояки были товарищами его детских игр, выросли вместе с царем, многих он знал по имени, был крестным отцом их детей — а такая царская честь дорогого стоила. Потому дрались яростно — сотню трупов насчитали на улицах, да дюжину беспамятных раненных собрали — лекари говорили, что вряд ли выживут. И только двое были схвачены в бою — их скрутили, и то благодаря тому, что кровь пустили.
А вот драгуны лейб-регимента куда «пожиже» оказались — тех в плен полсотни захватили, причем добрый десяток перебежчиками явились, из эскадрона капитан-поручика Огнева, что уже в генеральском чине его охраной командовал. Причем ведь не раз и не два предупреждал и настаивал, только сам Алексей к его словам относился до сегодняшнего дня наплевательски. Потому жестокий урок и получил…
— А ты мне не государь, царевич! Ты супротив собственного отца, кто тебя на свет породил, и царя, коему сам присягал, пошел, измену совершив, а потому каин ты и клятвопреступник! Выблядок!
Кровавый плевок попал Алексею на ботфорт. На преображенца сразу же набросились стрельцы, вывернули руки — тот захрипел от боли, взвыл, пытаясь вырваться — но куда там, держали крепко. Второй гвардеец, окровавленная рука которого висела плетью, ничего не сказал, только всем своим видом показывал презрение к царевичу.
— Если человек клянется Божьим именем, а потом клятву свою нарушает — то кто он? Разве не клятвопреступник? А если такую клятву царь дает, а потом ее нарушает — то достоин ли он царствовать, и всем владети? А если он замыслил убийство собственного сына, на котором вины нет? Вся беда в том, что он встал на дороге выблядка, коего мачеха, что долгое время солдатской шлюхой была, прижила на стороне.
