Пришлось бы драться. И дрался бы, будьте уверены. И, скорее всего, пришибли бы вашего юного друга за милую душу.
Так что Вакса – в самый раз.
Кроме того, меня погоняют Малым. Не знаю, как правильно писать: с заглавной буквы, или прописью, потому что это вроде бы и не кличка. Роста я невеликого, статью не вышел, да и возраст… ну вы уже поняли: малой.
Людское моё имя – Анатолий Андреевич Пороховщиков. Для друзей просто Толя.
С Дедом я познакомился зимой. Уходил в прошлое год двухтысячный. Весело уходил, как положено: с искристым снежком, незлым морозцем и долгими звёздными ночами, когда всё честное христианство любит «посидеть». Посидеть, крепко закусить, да и «ваксу» обычно вниманием не оставляли.
Насчёт христианства-то я не оговорился. Везде, где крепка советская власть, к религии относятся спокойно, но никто в здравом уме не станет говорить про общество «христиане». Иное дело «обчество», сиречь разбойники. Суеверный это народ. Почти все таскают кресты на шеях, и каждый отпетый душегуб любит на людях помянуть Бога или положить поперёк груди широкое, размашистое крестное знамение. Это считается хорошим тоном и должно приносить удачу.
Декабрь двухтысячного случился беспокойным.
На Склады занесло целую бригаду блатных. Не урождённых «вольными людьми», не прибившихся к бандам навроде вашего рассказчика, а именно блатных. Настоящий, исколотый куполами и звёздами, материал тюремной выделки. Всех остальных, за редким исключением, они за людей не держали.
Да, да, именно за людей, так как «человек» по их понятиям – это свой, уголовник. Остальные подразделяются на многочисленные категории: бакланов, шнырей, мусоров, сук, баранов и прочая. Ну какой, скажите на милость, из барана человек? А тем более из мусора (сотрудника милиции то есть).
Эти были особенно лютые.
Эти ломанулись с этапа при переводе из Лыткаринского гарнизонного КПЗ в Победоград, перебив мрачное число конвойных. Их было семеро. Все поголовно ранее осуждённые, рецидивисты. Закон с такими не церемонится – пуля в затылок, и вся недолга. По этой причине они почитали себя «отморозками», которым терять особо нечего. И теперь искали места под зимним солнышком, чтобы, значит, приобрести, что можно потерять. Авторитетная и многочисленная банда складских (нас, грешных), по мнению их старшего – Рыбака, подходила лучше всего.
«Рыбак», чтобы вы понимали, значит, что хозяин погремухи не раз и не два «валил краснопёрых» – сотрудников охраны порядка, солдат и милиционеров. Тот ещё персонаж, если говорить коротко.
Уйдя в бега, бригада натворила дел в округе. Теперь, уже почти неделю, они пропивали награбленное и ждали, что по их поводу решит Ферзь.
Когда в шестьдесят втором из-за той заварушки на Кубе полетели ракеты и бомбовозы, на месте Складов были… склады. Какие-то мобилизационные запасы третьестепенной важности. Их охраняла рота срочников, затерянная среди тысяч куда более значительных воинских частей необъятной нашей Родины.
ВЧ с утраченным для истории номером не досталось ни грамма ядерной взрывчатки – ну ещё бы! – такая «завидная» мишень для плана Объединённой группы штабов НАТО! Тем не менее роту бросили в огонь последней войны, где она и пропала без следа.
После… что было после – знают все.
Мы победили.
Да только правы оказались говорившие, что победителей в ядерной войне не будет.
Сперва по стране расползлись чёрные пятна с выжженными до стекла кратерами в центре. Когда-то там были города, заводы, порты, а потом только радиация и смертоносный пепел, напоминавший о неугасимых многодневных пожарах.
Пока танки и пехота, затянутая в комплекты ОЗК, рвались через очаги поражения к вражескому горлу, пока бились в воздухе стаи истребителей, а корабли и подводные лодки вонзали огненные кинжалы друг в друга и цели на суше в порядке убывания приоритетов, никто не задумывался, как жить дальше. Ведь война.
«Жить дальше» вышло непросто. Для кого не вышло вовсе, а для остальных наступил кошмар, когда воистину живые позавидовали мёртвым. Страна в руинах. Линии связи и снабжения разрушены. Та первая послевоенная зима унесла многих, очень многих. Счастливчики, оказавшиеся вблизи уцелевших стратегических объектов, скованные железной волей партии, принялись поднимать из развалин то, что ещё можно было поднять.
