И тогда наружу полезло то, чему долго не находили названия.
Многие поражённые зоны превратились в зоны аномальные или, как говорят умные люди, ОПДФ – области патологических девиаций физики. Из отравленных водоёмов и лесов стали появляться невообразимые монстры, которых за неимением лучшего именовали просто: мутантами.
Среди волн разбушевавшейся природы крепко стояли такие города, как Победоград – подземная столица СССР. А между ними воцарился хаос. Разбежавшийся контингент исправительно-трудовых учреждений составил ядро будущих «вольных людей», которые исправно терроризировали выжившее гражданское население, что осталось на территориях «условного контроля советской власти».
С той поры утекли годы.
Ватаги вольных присмирели. Как же иначе? Жить-то надо всем, а у вольницы уж третье поколение народилось. Особо буйные сложили головы в драках за сферы влияния или нарвавшись на железный обух регулярных частей армии и внутренних войск. Передавили бы всех – это будьте благонадёжны. Государство не терпит конкурентов в области насилия.
Да вот незадача: силёнки у советского государства после войны оказались не те. А те, что оказались, уходили на борьбу с распоясавшейся природой. Посему банды опредметили себя на карте бытия. Те, разумеется, которым достало ума и такта.
Одна такая банда набрела на покосившиеся заборы и дребезжащую жесть заброшенной воинской части, где оказалось чем поживиться. Ибо в масштабах СССР те самые третьестепенные запасы хоть и были чем-то пренебрежимо малым, но для сотни людей среди разрушенного мира – это настоящее неизмеримое богатство. Тонны медикаментов, тушёнки, круп, армейских рационов, тысячи ящиков с патронами, оружие, порох, генераторы, топливо… и крепкое место, в котором можно жить, а не существовать.
Так на полотне нового мира появилась метка «Склады», а её новые хозяева стали именоваться складскими.
Первый голова складских, некто Гвоздь, умер от скучного гепатита, так как по ту пору в банде не оказалось «лепилы» (доктора то есть). Следующий, Королёк, пропал без вести. Поговаривали, что попался в лесу каким-то особо злотворным мутантам. Сожрали его, наверное, как же ещё?
Поговаривали и вовсе странное. Будто бы видели Королька и его ближайшего подручного Писаря на дороге за Гарнизоном. Будто лицо, да и общее обличье обоих было… неправильным. Не человеческим.
Но это уж точно брехня! Кто в такое поверит?
Старшие Складов перессорились. Васёк Трубач убил Тугрика, Жид – Васька, а Петруха Нетопырь – Кислого и Жида, став, таким образом, новым головой. Царствовал он недолго, лет пять или семь. Потому что на сходе, или, как его называют, «решалово», напоролся на Ферзёву пику. Так что атаманом теперь стал Ферзь. И к исходу века сидел на Складах прочно.
Кабак Сёмы Кухмистера располагался на складской площади, по зимнему времени заваленной снегом. Располагался удачно и со значением – прямо напротив Терема, где квартировал сам атаман.
Фонари по углам площади не горели, напоминая о своём существовании унылым дребезжанием и не менее унылым воем ветра в проводах. Метель расшалилась не в шутку, по каковой причине на улицу никто не казал носа. Кроме часовых и патруля, только что протопавшего через белую мятущуюся мглу.
В кабаке, напротив, было вполне уютно. Гудела в углу русская печка, которую только что накормила дровами Семёнова баба. За стойкой, изредка оглядывая залу, сидел сам Кухмистер, читавший по своему обыкновению книжку. Над ним висел плакат системы «киноафиша», с которой улыбалась миру Любовь Белова. Где Семён её раздобыл?
