Первое крупное выступление зелотов против римлян и их добровольных и невольных пособников из числа обитателей Палестины произошло уже в 12 году н. э., когда римский наместник-прокуратор Колоний устроил там перепись, чтобы установить размер дани, которой следовало облагать местных жителей. В ответ тогдашний лидер зелотов, уроженец исторической области Галилея Иуда Гавлонит поднял восстание. По мнению Иуды, Израиль вообще не должен был признавать никакой земной власти, только Бог был вправе царствовать над ним. «Народ, — писал потом Флавий, — с восторгом внимал речам зелотов». Гавлонита открыто поддержала группа фарисеев во главе с раввином Цадоком. Собрав под свое начало многочисленные отряды крестьян-ополченцев, Гавлонит взбунтовал Иерусалим, учинив резню «габаев» — еврейских мытарей-налоговиков, собиравших имперский налог для Рима. Но хорошо обученная полумиллионная армия Римской империи быстро и жестоко подавила восстание Иуды. Сам он пал в сражении, однако в живых остались его сыновья, верные зелотскому духу.
Подспудное влияние «ревнителей» продолжало расти тем сильнее, чем больше давило Палестину бремя римской оккупации. Римские прокураторы, главной задачей которых был сбор и отправка в метрополию ежегодной дани, взимали с покоренной страны поистине грабительские налоги, оставляя себе все собранное сверх установленной суммы. Дабы обезопасить себя от религиозного возмущения правоверных иудеев, римляне присвоили себе право назначать первосвященников Израиля, представлявших евреев перед Богом во время храмовой службы, из числа коллаборационистов. В кишевших римскими шпионами городах Палестины народ до поры безмолвствовал, опасаясь новых репрессий. «Многие граждане, частью открыто, частью тайно, были уведены в крепость Гирканион и там замучены, — отмечал Иосиф Флавий. — Повсюду в городах находились шпионы, которые подстерегали всякие сходки». Но в 20—30-х годах н. э. все больше разорившихся крестьян, ремесленников, торговцев покидало города и с оружием в руках пополняло отряды зелотов, развернувших в Галилее, а затем и в других областях Палестины партизанскую войну против римлян и их сторонников.
«Шайки зелотов держали под контролем караванные пути, нападая вначале только на греков и римлян. Однако вскоре они перестали щадить и еврейские караваны, считая, что заниматься торговлей в дни угнетения и бедствий могут одни предатели и вероотступники, — писал о зелотах проримски настроенный современник. — Если до зелотов доходили слухи, что какой-нибудь еврейский землевладелец или еврей-помещик благорасположен к римлянам, они нападали на его дом и вырезали всех до одного обитателей. Без кровопролития не проходило и дня» [4].
К 30-м годам н. э. движение зелотов распространилось настолько, что, согласно Евангелиям, один из его участников даже вошел в число первых двенадцати апостолов — учеников Иисуса Христа. Звали его Симон Зилот (Зелот), причем Евангелия от Марка и Матфея упоминали его прозвище Кананит, представлявшее собой искаженное слово «каннаим», т. е. «ревнитель». После казни и воскресения Спасителя апостол Симон Зилот отправился проповедовать христианство в Вавилонию и Персию, где и принял мученическую смерть — палачи сначала распяли его на кресте, а затем еще живого расчленили пилой. После этого апостол Симон сделался святым покровителем лесорубов. Уже эти детали жизни и смерти Зилота свидетельствуют о его бесстрашии и стойкости духа.
Этих качеств хватало и былым товарищам Симона по борьбе, которые, в отличие от Зилота, проповедовавшего непротивление злу насилием, с прежней яростью сражались против римлян и тех земляков-иудеев, которых считали сторонниками Рима. К началу 40-х годов н. э. вслед за сельской Палестиной волнения охватили и ее города, где тогда появились самые радикальные из зелотов — сикарии. Это имя было присвоено ими как символ их любимого оружия — легко скрываемых под одеждой коротких мечей и кинжалов, объединенных общим названием «сика». Согласно Иосифу Флавию, излюбленным методом борьбы сикариев был индивидуальный политический террор. Чаще всего они атаковали свои жертвы средь бела дня, когда улицы и площади Иерусалима были заполнены толпами людей и нельзя было понять, кто из них мог нанести соседу роковой удар, приблизившись к нему вплотную.
Эти внезапные и незаметные со стороны убийства чаще совершались по базарным дням, а вскоре стали обычным «приложением» к политической жизни Иерусалима: «Когда Синедрион (древнееврейский парламент с ограниченными полномочиями — М. Т.) хотел одобрить какой-либо законодательный или политический акт, он созывал на одну из больших площадей до пятнадцати-двадцати тысяч человек. Вскоре сикарии начали тайком проникать на эти собрания: спрятав ножи под одеждой, они высматривали свои жертвы — не только тех, в ком они видели пособников римлян, но и тех, кто при голосовании мог оказаться противниками самих сикариев. Всякий раз, когда толпа расходилась, на площади оставалось лежать несколько трупов»[4].
Примечательно, что «врагами номер один» для сикариев, в отличие от породивших их зелотов, изначально являлись не римские поработители, а сотрудничавшие с ними представители еврейской родовой и священнической аристократии. Ради возможности уничтожать их, попутно прибрав к рукам имущество «предателей», сикарии были готовы идти даже на контакты и компромиссы с оккупантами. К примеру, правивший в Иудее в 52–60 годы прокуратор Антоний Феликс фактически «сдал» сикариям тогдашнего еврейского первосвященника Ионафана: «Первосвященник Ионафан содействовал назначению Феликса прокуратором, вследствие чего он был ненавистен сикариям. С другой стороны, Феликс начал тяготиться Ионафаном, неоднократно укорявшим его за жестокие и несправедливые действия, и хотел от него освободиться. С этой целью прокуратор вошел в соглашение с сикариями, которые, хотя и были врагами Феликса, тем не менее, предоставили свои услуги в его распоряжение для убийства одинаково ненавистного им первосвященника». В итоге Ионафан был заколот средь бела дня на Храмовой горе. Его убийц, разумеется, не нашли, да особо и не искали до тех пор, пока алчный, сладострастный и нерешительный Феликс не окончил свою службу в Палестине в 60 году.
Его преемником в должности прокуратора Иудеи стал человек совсем другого склада — волевой, жестокий и честолюбивый Порций Фестус. «Когда Фестус прибыл в Иудею, он нашел страну, бедствующую от разбойников, которые предавали грабежу и пожарам все селения, — писал Иосиф Флавий. — Эти разбойники носили название сика-риев. Их расплодилось тогда очень много… Они смешивались во время праздников с народною толпою, отовсюду стекавшуюся в город для отправления своих религиозных обязанностей, и без труда резали тех, кого желали. Нередко они появлялись в полном вооружении во враждебных им деревнях, грабили и сжигали их»[5].
Всего за два года Фестусу удалось покончить с крупнейшим «полевым командиром» зелотов и виднейшим из союзников сикариев Элеазаром, действовавшим в окрестностях Иерусалима более 20 лет. Подчиненные Фестусу легионеры захватили Элеазара и отправили его в Рим. В самом Иерусалиме было арестовано несколько десятков вожаков сикариев, причастных к убийству Ионафана. Их оставшиеся на свободе товарищи тщетно пытались запугать Фестуса, зарезав одного из его слуг-вольноотпущенников прямо у ворот дворца прокуратора. Однако в 62 году в разгар своей деятельности по умиротворению Иудеи прокуратор Фестус внезапно скончался — по одной из версий, от яда, подмешанного ему в вино тайным агентом зелотов.
