– Тэ-тэ-тэ! – сказал мистер Уэсс, осторожно извлекая из пыли corpus delicti и обдувая его.
– Тэ-тэ-тэ!!. – с еще большим одушевлением повторил он, заметив на тесте след от перстня.
– О-о-о! – На тонкой полоске, вдавленной в тесто, выпукло рельефилась надпись.
Мистер Уэсс завернул обветрившийся кусок теста в бумагу и опустил в карман.
– Милиционер!
Ни звука.
– Милиционер!!. Спит, ракалия..
Мистер Уэсс твердо решил разбудить блюстителя порядка, перешел улицу и еще раз в самое ухо крикнул… Результат тот же.
…Тонкая-тонкая струйка крови, как красная ниточка, через нос делила лицо милиционера на две части. Кровь – совсем свежая. На лбу – рубиновая капелька, от нее и начиналась струйка…
Мистер Уэсс вынул из кармана убитого свисток, через платок взял его в рот и резко свистнул три раза.
Расписание было составлено заново и опять чуть не разлетелось на куски.
– Ванна – десять минут. Крепкий кофе – пять минут. Переговоры с дворником – пять минут. В милицию к 7 часам. От половины восьмого до половины девятого – сон. К 9-ти на заседание. В 10 быть дома. В 11 лететь в Англию вместе с В. В. Ипостасиным. Закусить – между делом.
– Роберт!
– Есть, сэр…
Что-то надут сегодня Роберт сверх нормы; неряшлив и небрежен, как никогда: ливрея не застегнута на все пуговицы, и из-под жилета торчит клок нижней рубашки.
– Роберт, приготовьте мне ванну и сварите крепкого кофе… Ну, что же вы, Роберт?.. Мне очень некогда…
Зажевал тонкие сухие губы молодой Роберт; длинные белесые ресницы опустил на глаза; и ресницы дрожат, и губы, и самому, видно, сильно не по себе.
– Я хотел… с вами… сэр… поговорить…
– Ну, говорите, Роберт… Но помните: мне очень некогда…
– Я, сэр… у вас… больше не служу…
Усмехнулся мистер Уэсс; недурно складываются обстоятельства. Заявление слуги не было неожиданностью; давно замечал, как прогрессировал Роберт в самоотравлении большевизмом.
– Хорошо, Роберт, я вас отпущу… Но вы ведь не откажетесь пробыть у меня до 11-ти утра этого дня?.. В одиннадцать я еду в Англию…
Вот уж никогда не ожидал Роберт столь быстрой и легкой развязки. Вспыхнул, просиял, уподобившись новенькому полтиннику.
– Хорошо, сэр!.. Спасибо, сэр!.. – и опрометью кинулся в ванную.
– Что же вас толкнуло, Роберт, на столь серьезный шаг? – спросил мистер Уэсс, нежась в прохладной воде.
– Если вы, сэр… – зажевал Роберт тонкие губы, – будете улыбаться, сэр… я вам… не отвечу…
– Нет, нет, Роберт. Я улыбаюсь не над вопросом… Меня сильно располагает ко сну ванна, а спать мне никак нельзя. Вот над чем я улыбаюсь… Вы уж ответьте, пожалуйста…
– Я, сэр, понял, что коммунистическая партия, коммунистическая партия… Я, сэр, записался кандидатом в ячейку… и буду работать над собой…
– Но, Роберт, вы ведь не знаете русского языка – это во-первых, а во-вторых, коммунистическая партия есть и в Англии… с большим успехом вы могли бы записаться в ячейку у себя на родине!..
– Я здесь недолго пробуду, сэр… Я поработаю над собой, сэр… Язык мне не помеха… А в Англию мы еще приедем. Мы скоро приедем, сэр.
– О-о… – сказал мистер Уэсс, выпрыгивая из ванны. – Позовите ко мне дворника.
Дворник, конечно, не выспался. Был всклокочен, как разодравшаяся овчарка, глядел исподлобья. Но мистер Уэсс действовал по-английски:
– Вот вам, Степан, на расходы. Вы должны будете справиться в адресном столе о местожительстве В. В. Ипостасина… и отнесите ему это письмо.
– Ответ надо, что ль? – спросил Степан, хладнокровно пряча кредитку и письмо и поворачиваясь к выходу.
– Нет, ответа не надо… Только вы сейчас же поезжайте. Срочно нужно. Поняли?..
Дворник постоял у дверей – спиной к мистеру Уэссу, – потом повернулся.
– Понять-то понял, только… куда же я сейчас поеду? Сейчас, поди, только семой час, а адрисный открывается в девять?!..
– Годдэм! – выругался мистер Уэсс. – Что же делать?
– Если вам непременно нужон адрисный стол, то не знаю…
– Тэ-тэ-тэ… Как нехорошо…
– А зачем вам адрисный-то? – спросил дворник, почесывая в затылке.
– Как зачем?! Вот чудак, нужно же мне узнать адрес этого самого В. В. Ипостасина?..
– Василь Василича?.. Чего проще… Я знаю, где он живет. Это бывший дьякон у Полувия… У Никитских он живет…
Дворник ушел. Мистер Уэсс долго смеялся, скаля крупные белые зубы.
Пыхтит самовар, плюется… Сквозь кружевной занавес радостное солнышко зайчиков пускает по белой скатерти. В воздухе пахнет сдобью: дьяконица Настасья пышек напекла к чаю.
– Мать, а мать, ну-ка?.. Ты б самовар-то приглушила, а то как бы не тово. – Пыхтит дьякон над «Известиями ВЦИКа». Никак не найдет отдела хроники.
– Чего ему? – просунула дьяконица в дверь красное от печки лицо. – Вон крышка-то, не видишь?..
Нашел дьякон хронику. Хитро сощурился весь, – благодушествует: откусит пышки, сладким чаем с молоком запьет, в хронику уставится жующим ртом. Во всей газетине только хронику да судебный отдел читает. «ЕЩЕ О ТАИНСТВЕННОМ ГРАБИТЕЛЕ» – интересно, черт!..
Залился дьякон благодушным рокотком… и вдруг откуда-то холодком на душу пахнуло…
– Ах да, милиционер!.. Чтоб его!.. Надо было ему заворочаться… Спал бы себе, дурень, дурень!..
Однако в комнате будто темнее стало. Или, может быть, это приглушенный самовар перестал плеваться?.. Просунулась голова дьяконицы в дверь:
– Вась, а Вась! Спрашивают тебя там…
– Кто б это? Раненько что-то. Ну-ка?..
Письмо было весьма лаконично и не про всякого писано, но дьякон-то понял: стряслась беда… кто-то проник в тайну детрюита.
Забыл дьякон чай, забыл пышки, хронику… Даже свою фамилию забыл…
Побледнел и осунулся за одну минуту, будто в тифу три недели провалялся.
– М… мать… ну-ка?… мне ли это?..
Дьяконица – руками в тесте – конверт взяла и письмо. Взглянув на конверт, беспрекословно решила:
– Тебе!
Развернула письмо, и:
– Ах!!..
«К 10 часам утра сего дня вы должны прийти на Арбатскую площадь, дом № 5, кв. члена английской делегации мистера Уэсса, дело идет о ювелирном магазине и о вашей жизни. Если не придете, все пропало.
– Милые, да что же это?.. – захныкала дьяконица, заметалась. – Иди, иди, Василий!!.. Слышь, иди! Сейчас же иди!.. О, господи! Пропала моя головушка…
Сбросила с себя браслет, перстень. Сережки трясущимися руками из ушей вынула, – об пол… Потом одумалась:
– Куда девать? О, господи!..
Подобрала с пола, зажала в кулак. Заметалась – куда девать?.. В спальню сунулась – под перину? Нет… В умывальник?
– Нет, нет, нет… О, господи…
На погреб побежала, побелевшими губами шепча бо-знать-что…
А у дьякона в животе заурчало, заныло, – скрючило, как от холеры… Понесся и дьякон куда-то, «Известиями» размахивая бестолково…
За полчаса до девяти сидел Василий Васильевич Ипостасин, он же – дьякон-расстрига, в приемной английского делегата.
Мистер Уэсс приехал ровно в десять. Кинул строгий взгляд на гостя. Спросил, ровно камнем о чугун лязгнул:
– Гражданин Ипостасин?
Вскочил дьякон:
– Так точно-с!..
Никогда на военной службе не был, а здесь:
– Так точно-с!..
Усмехнулся англичанин в рыжий, жесткий ус. Сразу понял, с кем дело имеет.
– Пожалуйста.
И с места в карьер:
– Английское правительство покупает у вас ваше изобретение и приглашает вас на постоянную службу… Ваши условия? – И опять жестко усмехнулся.
Вздумал было дьякон отпереться: и знать он ничего не знает, и ведать не ведает, и ни о каком изобретении даже не слыхивал… Ему вообще странно, что за письмо и т. д. и т. д. Англичанин сурово прослушал, глядя на часы… Как золотые, зачеканил, стал ронять полновесные слова, взглядом пронзая беспокойную правую руку дьякона.
– Положите ваши руки на колени… Так. Не вздумайте употребить сейчас своего смертоносного оружия. Я не милиционер… и вы так легко не отделаетесь.
Белее снега сделался дьякон.
– Весь материал: об ограблении ювелирного магазина, об убийстве и других ваших милых проделках – находится сейчас у нашего представителя. В случае моей внезапной смерти, этот материал будет немедленно вскрыт и пущен в дело… У вас один выход: согласиться на наши предложения и покинуть Россию. Если вы не дадите согласия или окажете – вот сейчас – сопротивление, рано или поздно вы пропали. Говорите ваши условия, пока я не предложил вам своих – категорических и окончательных.
Чеканная речь англичанина подействовала, как холодный душ. Дьякон пришел в себя; вскочил неистово:
– Это шантаж!.. Вы наговариваете на меня напраслину!.. У меня нет никакого изобретения! Я не знаю никаких милиционеров и ювелирных магазинов!.. В конце концов, – дайте доказательства!..
– До-ка-за-тель-ства? – протянул англичанин. – Это – другое дело. С этого нужно было начать. Они у меня есть, но я боюсь, что, завидев их, вы рискнете на неосторожный поступок… Даю голову на отсечение: ваше смертоносное оружие при вас. – И вдруг, конфиденциально склонившись, он добавил вкрадчиво: – Давайте-ка говорить спокойней и без фокусов…
– Давайте, давайте, ну-ка?..
Англичанин посмотрел на часы и заворковал совсем миролюбиво:
– Дайте мне, друг мой, слово, что, при виде доказательств, вы не станете делать попыток убить меня. Моя смерть равносильна вашей гибели… Дайте мне это слово…
– Даю, даю, ну… – прокричал дьякон и спохватился: – Да что вы?! Нет у меня никакого оружия!..
Англичанин сделал кислую мину:
– Я вас не понимаю, гражданин Ипостасин… Ну, хорошо, имейте в виду, что мои «доказательства» сфотографированы и занесены в общий материал. Это помните твердо…
Он подошел вплотную к дьякону – вполуоборот, и, не спуская с лица его фосфоресцирующих, как у ночного хищника, глаз, медленно-медленно левой рукой стал вытягивать из кармана что-то, завернутое в бумагу.
Дьякон дрожал мелкой дрожью, то бледнел, то краснел…
Правой рукой англичанин развернул бумагу. У дьякона забарабанило неровно сердце, но он успокаивал себя:
«Что ж такое? Тесто, как тесто… Мало ли его на белом свете? Какое ж это доказательство?»
– Вот! – выдохнул вдруг англичанин и колючим взором просверлил дьякону череп. – Смотрите: здесь отпечаток вашего перстня с вашей фамилией…
Дьякон испустил дикий крик, однако в карман не успел слазить. Англичанин резко взмахнул правой рукой, и рука дьякона повисла плетью. То же произошло и с другой рукой. В карман его слазил сам англичанин и торжествующе извлек оттуда смертоносную палочку.
– Вы не знакомы с джиу-джитцей? Тэ-тэ-тэ… – насмешливо проговорил он, отходя на два шага и принимая элегантный вид. – Это японская борьба. Каждому политическому деятелю необходимо знать ее. Вы не политический деятель? Тэ-тэ-тэ… Ничего, ничего: руки ваши через десять минут будут действовать…
– Дьявол! Дьявол!.. – зарычал дьякон, в бешенстве бросаясь на обидчика головой. Тот слегка ударил его под ложечку… Дьякон задохнулся и упал в кресло.
– Роберт! Роберт!!.
– Есть, сэр…
– Дайте русскому джентльмену воды и валериановых капель. С ним дурно.
– Слушаю, сэр…
…Мистер Уэсс что-то говорил. Дьякон ничего не понимал: на него напал столбняк. При помощи Роберта мистер Уэсс привел в порядок его растительность на голове и лице, переодел в ливрею и приготовил к путешествию под видом своего слуги. Настоящий же слуга смотрел на всю эту метаморфозу с большим недоумением, но ничего антикоммунистического не подозревал. Отпустив его, мистер Уэсс обратился к дьякону с короткой речью:
