Хромой танцор открыл академию танца. Он заставлял учеников подвязывать одну ногу к плечу под тем предлогом, что плясать на двух ногах отвратительно.
«Ты — мой, и я сокрушу тебя, если захочу», — говорила ему мать. Когда она умерла, он ощутил удар в грудь, ее кукольное тело повалилось наземь, рассыпавшись на куски, и он остался один, превратившись в пятидесятилетнего господина.
— Учитель, различие — самое прекрасное из всего, что есть в мире. Поэтому я думаю, что Бог должен предаваться отчаянию: все неотличимо от него.
— Счастье для него, что ты ни в чем его не напоминаешь.
Он решил сделать шаг вперед — и наткнулся на невидимую стену. Он решил сделать шаг назад — то же самое. Он пощупал сверху, снизу, сбоку: оказалось, он заключен в хрустальную клетку. Он стал наносить удары, не теряя надежды, бил несколько раз в одно и тоже место; наконец, послышался треск, кулак его прошел сквозь холодную поверхность стены. Он стал прокладывать себе дорогу — и вышел наружу. Счастливый, улыбающийся, свободный, он шагал, пока лоб его не уткнулся в невидимую стену. Он внутри клетки размером побольше! Тогда, утешая себя, он подумал: «По крайней мере, эта клетка больше и все еще растет! Однажды она разрастется настолько, что исчезнет!». Но клетка не росла: уменьшался он сам.
Он пересекал пустыню. Он не знал, принадлежит ли ему тело, несущее его. Телу не надо было приказывать: оно двигалось по прямой, мерными шагами, в неизменном ритме. Пустыня простиралась до горизонта. Горло его пересохло, язык распух, но эта боль не была его болью. Он вдруг проснулся внутри чужого организма, шедшего по пустыне без всякой одежды. Может быть, если снова заснуть, то удастся вырваться. Он попробовал. Безуспешно. Он захотел, чтобы шаги прекратились. И опять ничего. Он напрягся, пытаясь сконцентрироваться в едином атоме, чтобы меньше соприкасаться с этой телесной тюрьмой. Это получилось. Пройдя бесчисленное количество километров, тело чихнуло. Он вылетел через ноздрю. Его поглотил песок, миллионы миллионов кубометров песка. Теперь его тюрьмой стала пустыня, бесконечная, плоская, без животных и растительности, — одно только человеческое тело вышагивало по прямой.
Он пытался упаковать живого слона, но шкура все время рвала бумагу. Ему посоветовали убить животное, на что он возразил: слон испортится, а он намерен хранить его всю жизнь.
— Учитель, где Бог?
— Прямо здесь.
— А рай?
— Прямо здесь.
— А где ад?
— Прямо здесь. Все здесь. Настоящее, прошлое будущее, — все это прямо здесь. Здесь жизнь и здесь же смерть. Здесь сходятся противоположности.
— А где же я?
— Ты — единственное, что не находится здесь.
У ребенка в руках стакан с водой, но он не хочет ее никому давать: «Это мое!». Его дед, взяв кувшин, полный драгоценной жидкости, улыбнулся: «Одолжи мне свой стакан». — «Хорошо, только верни его быстро». Старик вылил воду из стакана в кувшин и протянул его внуку: «Если сможешь сказать, какая вода здесь твоя, забирай ее назад».
Он пятился и поэтому думал, что возвращается. На самом деле он двигался вперед, только спиной.
Он попытался соорудить себе тюрьму, но стены треснули, крыша обвалилась, балки переломились. Он захотел надеть на себя наручники, но замки заржавели, металл рассыпался в прах. Он связал себя веревками — они сгнили. И все же, тщетно стараясь удержать все в целости, он возглашал: «Свободы нет!».
Неизвестно почему пауки забыли, как ткать паутину. Они сильно оживились, лапы их заметно окрепли, и пауки начали рыть себе подземные жилища. Но такая подпольная жизнь им не нравилась. Они ощущали неистребимый зуд в лапках, беспрестанно двигали ими, словно плетя сети. И вот пауки стали ткать паутину не круглую, не липкую, не прозрачную, непригодную для ловли насекомых и гордо назвали ее «Тайной паутиной». Ее хранили в музеях, потом в храмах. Наконец, один из пауков обрел память и, укрывшись в уголке центрального туннеля, стал плести паутину круглую, липкую и прозрачную. Сородичи устроили ему грандиозный скандал, уничтожили «кощунственную сеть», а самого паука бросили в каталажку за попытку загрязнить город.
То был упрямый гуру: умирая, он каждый раз затем возрождался в собственном трупе.
Он доставал голубей из цилиндра, хотя и не был фокусником. Новый Мессия не мог жить, не творя чудес; и вот, чтобы его не убили, он прикинулся цирковым магом. Публика аплодировала, когда он превращал воду в вино и умножал количество хлебов и рыб, ибо верила, что это трюки.
Жили-были женщина, переодетая женщиной, и мужчина, переодетый мужчиной. Когда они встретились, оба поверили в эту комедию и сошлись друг с другом. Лжемужчина и лжеженщина путем невероятных усилий достигли тяжелого наваждения, которое и посчитали счастьем. Подлинные мужчина и женщина так и не познакомились.
После смерти святого тело его не разложилось. Ему отрезали ногу, язык, извлекли поджелудочную железу и несколько костей, дабы отправить эти реликвии в различные храмы. Труп начал рыдать не переставая. Жалобы его сделались такими громкими, что уже не было слышно ни проповедей, ни обеден. Пришлось собирать части тела по церквям. Это вызвало подлинные сражения, ибо прихожане не желали отдавать столь почитаемые останки. В одной из таких схваток поджелудочную железу, упавшую на пол, пожрали собаки. Нетленное тело теперь было не восстановить во всей целости. Искалеченный святой по-прежнему предавался жалобам. Ему заткнули рот кляпом, но его громкие стоны сотрясали стены храма. В конце концов, его переодели дьяволом и выставили у входа, приковав к ноге победоносной каменной Мадонны. Верующие, входя в церковь, посылали ему плевки и проклятия.
Земля поглотила кровь Авеля, сохранила ее в своих внутренностях и после потопа произвела на свет лозу. Ной сделал вино и, выпив его, приобщился к тайне несчастного. В опьянении он постиг наслаждение смертью, которая есть Божья ласка.
