— Учитель, похоже, она меня обманывает. Я ревную.
— Вот что это такое: другой дает твоей жене то, что ты дать не можешь.
Когда он бежал за луной, та ускользала. Когда он бежал от луны, та преследовала его. Когда он останавливался и смотрел на нее в упор, она была им — но он не был ею.
Некто, летя в самолете, высыпал горсть семян на вершину горы. Семена проросли и стали поздравлять друг друга: «А мы неплохо лазаем! Глядите, куда забрались!»
Он бежал быстро и настиг Смерть. Он брел медленно, и Смерть настигла его. Он пошел ровным шагом и понял, что Смерть — это он сам.
Он путешествовал по всему миру, читал, учился, молился, изменил умственные привычки, испытывал алхимические формулы — и наконец достиг физического бессмертия. «Время поделится со мной своей мудростью, грядущие поколения станут поклоняться мне, я стану властелином мира!». Прошли века. Эволюция человека продолжалась: тело его вытянулось, челюсти сузились, череп увеличился в размерах, кости сделались легче, лопатки превратились в крылья. Бессмертный таскался по миру, прикованный к земле, вызывая у летающих людей гримасу отвращения.
Слепец хотел прозреть, и потому остальные слепцы забили его насмерть палками.
Радиоприемник передавал музыку и думал: «Какой же я великий композитор!». Кот, играя, задел за провод и выключил его. Аппарат жалобно вздохнул: «Что я за глупец: не способен ничего создать!».
Одержав победы повсюду в мире, он вернулся в родную деревню, в глухом уголке между горами и морем. Деревянный дом, где он прожил шестьдесят лет, остался цел. Он купил его, чтобы снести. Доски выдержали удары кирок и кувалд, точно были стальными. Ни экскаваторы, ни большой стальной шар, ни динамит не смогли разрушить постройку. Так она и осталась стоять, незапятнанная, все более прочная и сверкающая, в точности такая же, что и та, запечатлевшаяся в его памяти. Космос звал ее, но упрямые корни не давали вырвать себя. Смирившись, он открыл дверь и вошел внутрь. В спальне мать раздевала умершего отца. «Лучше поздно, чем никогда! Ну-ка быстрее, надень его костюм, дорогой!» Мертвец растворялся в воздухе по мере того, как он одевался. По жилам приятно пошла горячая кровь. Все было прекрасно. Ему больно было сознавать, что, запертый здесь навеки, он никогда больше не увидит неба и звезд, но через пару мгновений он забыл об этом и уселся приводить в порядок свою коллекцию марок, между тем как крупная женщина, напевая, красила себе длинные ногти на руках перед зеркалом, отражавшим только десять красных пятен и скрывавшим остальное тело.
Он жил с большой белой гусеницей. Внутри гусеницы созревала его женщина. Он терпеливо ждал ее. Между тем насекомое пожирало его книги, бумаги, пластинки, одежду. Когда оно хотело поговорить, то придвигалось мордой к его лицу и впитывало его слова с такой же жадностью, как младенец — материнское молоко. Наконец, громадное брюхо разверзлось. Гусеница завыла, как раненый пес, и поспешила спрятаться под кроватью. После жестоких схваток из кокона появилась женщина — прекрасная, светоносная, независимая. На радужных крыльях она облетела спальню, быстро поцеловала мужчину в губы, оставив на них свою сладкую слюну, и вылетела в окно, чтобы затеряться меж звезд. Еле волоча ноги, он обошел дом. Обняв пустую оболочку насекомого, он стонал много часов, потом втиснулся внутрь нее и, съежившись, принялся ждать, когда у него вырастут крылья, чтобы устремиться в небо и встретить там свою женщину.
После ужасной бури судно потерпело крушение у самого берега. Некто хотел было броситься на помощь пострадавшим, но товарищи удержали его, чтобы разъяренное море не погубило еще одного человека. Чуть позже разразилась очередная буря. Наш герой украдкой бросился навстречу гигантским волнам, боролся с ними несколько часов и, будучи уже на грани истощения, достиг берега, счастливый, что наконец спас хоть кого-то.
Слепой младенец сосал молоко, и мать воскликнула: «Бедняжка, он никогда не узнает, что оно белое!». Услышав это, малыш расплакался, с тех пор молоко перестало его питать. Он сосал грудь без передышки, но все же умер от голода.
Ему снилось, что он засыпает, и затем в том, другом сне снилось, что он засыпает, и в третьем сне тоже… И так до бесконечности. Он отчаянно боролся за то, чтобы вернуться к действительности. В предыдущем сне он проснулся. И снова стал бороться. То же самое. Он просыпался вновь и вновь, но не возвращался в тот, первый сон. Надежда покинула его. Он не лег спать, а вышел из гостиничного номера и затерялся в городе, рассчитывая зажить хоть какой-то жизнью. Внезапно он проснулся — и понял, что потерял все, что имел.
В болотах воцарился гигантский крокодил, сея кругом панику. Вороны переговаривались: «Он сожрал нашего друга койота, нашу сестру сову, нашу приятельницу рысь! Грязный уголовник!» Вечером хищник заснул с набитым брюхом, и мышь увидела, как вороны выклевывают кусочки мяса, застрявшие между зубов рептилии.
Родился ребенок. Бабушка приспособила его, чтобы тереть свои ноги, ибо страдала ревматизмом. Мать сажала его в туалетной комнате и пользовалась глазами сына как зеркалом. Дед брал ребенка на футбол и заставлял издавать трубные звуки, когда его любимая команда забивала гол. Тетки давали ему таблетки снотворного и клали его, неподвижного, в вертеп, рядом с младенцем Иисусом, ягнятами и другими гипсовыми фигурками. Старший брат водил его вместе с собой на консультации и, поощряемый психоаналитиком, оскорблял мальчика, давал пощечины, пока не чувствовал облегчения. А в это время отец, запертый в собачьей конуре, шептал полное имя сына, — остальные члены семейства сократили его до одного удвоенного слога.
Крестьяне увидели, что защищающая их земли плотина разрушается, и обратились к специалисту. Тот посоветовал заткнуть дыры комьями земли. Когда же плотину прорвало, ему пришлось признаться, что он — специалист по изготовлению башмаков.
Сделав колоссальное усилие, лучник натянул тетиву и послал последнюю стрелу. На его глазах она, удаляясь, исчезла за горизонтом. Он ждал, стоя неподвижно, пока стрела не вонзилась ему в спину.
— Не беспокойся, сынок. Я пришла от источника, с волшебной палочкой в руке. Там я повстречала Верховное Существо. Оно сказало мне: «Ты вылечишь его!».
— Ты не сможешь, ведь я умираю.
— Умершие вылечиваются, рождаясь заново, мальчик мой.
— Наставник, я изучил ваше одеяние. Все в нем преисполнено глубокого смысла. Но есть нечто, для меня непостижимое. На вас надет пояс — что это значит?
— Это значит, что с меня не падают штаны.
— Наставник, я не знаю, что делал бы сам без себя! — Стал бы наставником.
— Я хочу показать, что люблю тебя. Проси чего хочешь!
— Отдай мне свою жизнь!
— Паф.
— Ты солгал, ты оставил меня одну, ты не любил меня!
Он не сознавал, что находится за стенами тюрьмы, а потому прилипал к оконным решеткам и кричал заключенным, спавшим в камере: «Выпустите меня!».
Попугай и воробей с презрением обвиняли друг друга в подражании человеку.
Безумец жаловался, что его следы не идут за ним. Он беспрестанно искал их, пока не умер от усталости.
Он выбежал на улицу, и волосы у прохожих вставали дыбом от его криков: «На помощь! Мое зеркало умирает!».
Не обнаружив сокровища в сундуке, они остались разочарованы… и не поняли, что сокровищем был сам пустой сундук.
Когда настала ночь, он снова ощутил голод, ибо мог переваривать только людские сердца. Он забился в угол и замер в лихорадочном ожидании, что кто-то пройдет мимо. Подошел элегантно одетый сеньор. Точным ударом ножа он вскрыл ему грудь и вырезал сердце, затем вонзил в него зубы. Из оборванных сосудов донесся гнилостный запах, показались черви. Пожиратель сердец сплюнул от отвращения и встал на другом углу. На этот раз шла женщина. Лезвие пронзило шелковистую грудь, не встретив сопротивления. Он вырвал прекрасный орган, но когда укусил, то чуть не сломал зубы, — таким жестким тот оказался. Изголодавшийся, он побрел по улицам. Наткнулся на тучного господина. Вырвал его сердце, громадное, как арбуз. Укусил, истекая слюной. Комок сдулся с хлюпающим звуком, и на зубах пожирателя осталась лишь холодная кожица… Кишки его заныли, он судорожно глотнул воздух и, упав, привалился к дверному косяку. Рядом, укрывшись газетами, спал мальчик. Человек-хищник не колебался ни секунды, вынул сердце и стал медленно смаковать изысканное лакомство. Бесконечный покой объял его. Он поглядел на маленького нищего, словно падший ангел, и впервые в жизни испытал жалость. Глубоко всадив нож себе в грудь, он выхватил оттуда сердце и вложил его в разорванную грудь ребенка, а затем бережно закрыл ее. И удалился весело, будто танцуя. Потом прислонился спиной к стене и начал сползать по ней на бетонный тротуар… Никогда больше он не почувствует голода.
