— А ты изменился, — сказал Энрек после, когда мы покинули нервно рыдающие «останки» губернатора и вернулись во временный кабинет, оборудованный для иннеркрайта здесь же, в префектории. — Что-то в тебе, наконец, прорезалось на тему высшего командного состава. И голубой кровью теперь за парсек несёт.
— Сплюнь. Нет во мне никакой голубой крови. Как был выродком, так выродком и помру.
— Да ну вас с командующим вместе. Что вы с ним зациклились на этих выродках? Я что-то ему сказал про кровь, и он вот так же ощерился. Если ты не в курсе — и я не сам себе в вены ковшиком подливал.
— Не знаю, Энрек, причём тут кровь, но и среди своих нам хреново. В меня ещё в школе пальцами тыкали. Рост спасал, и утилизация навоза. Машина не везде достанет, отец использовал нас с братом регулярно, и в школе меня руками трогать побаивались, только языками, да и то поначалу. Не то, чтобы я совсем другой, но у людей болит одно, а у меня… Я многое понимаю иначе и всё тут. Помню, какой-то классический стишок изучали, про то, что он умирает, а она нет, и вся природа плачет по нему — ветер, деревья. Училка спрашивает: о ком пишет автор, кого он любит? Я говорю — мать-природу любит. Она потом до выпускного на меня косилась, думала — издеваюсь. А я и сейчас так думаю…
Я кончился, а ты жива
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу,
Не каждое отдельно,
А вместе все дерева…
При чём тут, скажи, бабы?
Энрек пожал плечами:
— Знаешь что, Агжей, ты зови меня наедине Рико, как отец. В Энреке слишком много церемоний.
Он помолчал, видимо, поэзия никак не срасталась в его голове с реальностью:
— Давай бумажки полистаем? Я должен принять у тебя дела. И… Попрошу если проблемами губернатора позаниматься — не откажешь? Литий отцу сейчас нужен, а там, кроме грязной сделки, ещё что-то есть, чую. И пустота эта странная… Похоже, губернатора обрабатывали специально. Словно… дыру в нём кто-то проел… Не из-за лития же заварили эту бодягу? Ты приглядись. Интуиция у тебя богатая, я знаю. А вдруг?
Я вспомнил про свою новую идентификационную карточку и фыркнул, кивая.
Энрек не заметил. Он что-то просматривал на экране и на пластике разом, да ещё и со мной говорил.
— У местности дикое какое-то название, — бурчал он. — Цэрык. Литиевые озёра и гранитные выходы. Знаешь, давай даже так: я тут войду в курс дела и посплю. А ты — слетай на этот хэдов Цэрык?
— Ну, если ты сначала поспишь…
— А ты ведь тоже… — Энрек оглянулся, пытаясь оценить моё состояние.
— А я в катере посплю. Пока лететь будем. Штабом сейчас старичок такой командует, Абрагам Игаристис, его суфейшество, советник губернатора по вопросам морали. Я на него вполне надеюсь. Дядька дотошный, аккуратный. Ты поспи.
Энрек не очень уверенно кивнул.
Сержант Летс дремал у дверей Префектории стоя, но меня не упустил, живенько проморгался и стал пожирать начальство глазами.
— Ужинали, сержант? — Вот и день кончился…
— Так точно!
Врёт и не краснеет.
— Ну, идёмте, компанию мне составите. Имя вам мама давала в детстве?
— Так точно!
— Ну и что оно обозначает, имя ваше?
— Не могу знать.
— Что, старинное, или новодел? Звучит-то как? — А ведь такой хороший собеседник был, пока не вбил себе в голову, что кровь у меня голубая.
— Линн, господин капитан.
— Не-ет, — протянул я. — Это, вроде, не земное?
— Не могу знать.
— А что можешь? — я рассмеялся. — Цэрык где, знаешь?
— Так точно.
— А про имя — не знаешь?
— Никак нет.
Ну чего я издеваюсь? Парень просто не в состоянии нормально со мной разговаривать. Думает: не дай бог он при мне чего…
Энрек, свалившись на Кьясну вчера ближе к полудню, уже к ужину устроил всем здесь полный карачун и промывание мозгов.
Я сначала не без удовольствия наблюдал, как чинуши от него разлетаются, а потом потихоньку перекрывать его начал.
И это был вообще-то не злой Энрек — раздражённый и измученный — да, но не злой.
Зашли в малоприметное кафе на соседней улице, я заказал выпить на двоих и поесть. Сержант Летс взирал с испугом.
Пришлось включить звукоизолирующую завесу столика и честно ему сказать, что достал он меня за эти дни, таскаясь сзади, как хвост.
И жрать в моём присутствии — это ему персональное наказание за все мои мучения. А то щас встану и просто пинка выпишу, если он и тут будет стоять, как коровой облизанный.
Сержант вдохнул и неловко втиснулся за столик.
— Вот-вот, — пробормотал я с набитым ртом. — И не вздумай сказать, что ты — вегетарианец.
Я заставил парня немного выпить, и он поплыл. Спал, похоже, не больше меня, грешника. Но у меня в «не спать» — опыта-то поболее будет.
Вот налью сержанту ещё граммов сто, и наступит ему цэрык. А сопровождать меня кому? Другого взять зануду?
Я смилостивился. Решил больше не спаивать, подождать, пока мальчишка справится с едой и осоловелостью, но переоценил его навыки.
Веки у бедняги потяжелели и всё время пытались придавить в нём искру служения. Придётся-таки брать другого… Опять взвизгивающего по-собачьи и преданно улыбающегося, но, может, уже не от глупости, а от страха, стягивающего мышцы лица…
— А ведь это прямо военный клич какой-то: «На Цэрык!» — подбодрил я сержанта.
Он в последний раз благодарно хлопнул ресницами и уснул с открытыми глазами.
Вот ведь… твою мать!
Ругаться на тему матери меня научили здесь, на Кьясне. Тут все поминали при случае эту самую мать. Не в общине, конечно, в городе. Но при малой я сдерживался, и Айяна пока ещё не знала о расширении нецензурной части моего словарного запаса.
Я поругался ещё немного, выпуская пар, подозвал полицейский катер ко входу в кафе, взвалил на здоровое плечо сержанта Летса, решив, что лучшую компанию он составит мне именно в сонном виде, загрузил его в катер, объявил водителю «На Цэрык»!
И уснул.
Кьясна, Пояс Дождей, территория Содружества
Проснулся я резко и сразу. Катер стоял. Это меня и разбудило.
Сержант Летс спал в реанимационной капсуле, куда я его засунул, место водителя пустовало.
Я разблокировал дверцу и выбрался наружу.
Круглая посадочная площадка, залитая текстурированным резинобетоном, заправка для водородных двигателей, ремонтный ангар, станция связи… Похоже — мы на КП. На автоКП.
А вон и наш водитель — топает к кафешке за ангаром. И солнышко уже встает, мать его, забыл, как оно здесь называется, а в браслет лезть лень.
Это мы что, всю ночь летели?
Водитель утомился, несмотря на автопилота? А будить побоялся, что ли? Вообще-то безобразие. Хотя… это же не военный катер. Может, у них так допускается? А по мне — бардак!
Ладно, пусть поест, потом буду воспитывать. Далеко нам ещё, интересно?
Я глянул вчера по карте — на глаз расстояние было в три с половиной тысячи единиц. А у нас не шлюпка, у нас катер. На водороде… Цэрык, понимаешь. А я уже выспался.
Надо было попросить у Энрека транспорт пошустрее. Не у Дегира же. Хотя… А почему вдруг и не у Дегира?
Я потянулся было к браслету, но очень захотелось отлить. Туалет надо было ещё поискать, а вот кусты вокруг КП казались такими соблазнительными…
Залез в кусты и стал удобрять природу, изучая параллельно макушки модифицированных сосен. Их вывели когда-то из земных семян специально для колонизации. Сосны хорошо удерживают сыпучий грунт, нетребовательны к почве и погодным условиям. Значит, грунт у нас тут сыпучий. Интересно, но непонятно, зачем я это вообще вчера читал…
Хэд, Энрек же просил вникнуть в местную почву-экономику-минералы…
На мысли об экономике мозг превентивно ударил меня в висок. Вот так подёргается-подёргается и сбежит…
Я срастил молнию застежки, почесался. Бросил прощальный взгляд вверх. И только тут заметил яркое пятно на одном из стволов.
Пригляделся — ики! То есть икинамус кариаторик, но Пуговица зовёт так.
Время было, куда торопиться? А ики — очень редкое псевдорастение. Малая давно просила, чтобы я раздобыл ей этот «шарик с ножками и глазками».
Не так-то просто, конечно, влезть на псевдососну. Тем более с больной рукой.
Я вернулся к катеру, прихватил спасательный гравитрос, ну и полез.
Забрался метра на три, когда эта гадина вспорхнула и перелепилась на соседнее дерево.
Квэста Дадди амаи гата!
Поставил импульсник в магнитный режим, на самый минимум. Если ещё раз трепыхнётся, она у меня получит.
Слез. Подкрался со стороны разросшегося дрока. Съел три ягодки. Вкусно, но ведь пить захочется. Опять полез, прячась за стволом, чтобы не спугнуть.
Спугнул. Понял, что бликуют полицейские наклейки на кителе. Скинул китель. Видит ики плохо, только яркие пятна. Опять полез…
И вдруг услышал сочный забористый мат.
Ругались на пайсаке. Я знаю на этом жаргоне сотню слов, но все они нецензурные. А мужской голос выругался и что-то осмысленное сказал.
Вроде:
— Абая рума затех?
— Ишибо дага, — ответил второй, тоже мужской голос.
Я уже нашёл мужиков глазами и понял сказанное без перевода. Потому что мужики смотрели из кустов на пятачок КП. И видели там нечто неприятное для них. Думаю, полицейский катер.
Мужики были чистые, но слегка пожёванные, что ли. Конечно, Кьясна мир спокойный и мирный, тут полисы с нарушителями чаще цветочки нюхают и погоду костерят, но…
Не понравились они мне, в общем. И я прилип к сосне не хуже ики.
Сколько я здесь бывал — ни разу не слышал о громких криминальных историях. Но мужики напрягали. Лицами, энергетикой, ну и пайсаком. Пайсак сродни тюремному жаргону у нас, в Империи. Конечно, многие знают десяток-другой ругательств. Но говорить на пайсаке?
— Дага! — повторил мужик и сплюнул.
И стал пятиться. Видимо, приятели хотели заправиться водородом на автостанции, а тут — полицейский катер. И значит, совесть у них грязная.
Я пополз по стволу вниз. Если я сейчас свалюсь, то попробую задержать обоих и проверить документы. Если не свалюсь — то пригляжусь к ним сначала. Может, дело не в совести? Может, это тоже какая-то секта, вроде эйнитов, и им просто с полисами якшаться не комильфо?
