— Нахер! Придет — хлебало разворочу! — буркнул Артем и нарочито открыто и вальяжно двинулся к переходу между корпусами.
— Куда-а-а… — сдавленно зашипела курьерша.
— И правда — куда? Веди давай.
Курьерша закатила глаза и пошла вперед, держась, однако, у стенки. Воспаленные глазные яблоки на месте камер истерично вращались и подергивались, будто пытаясь закричать.
— И много здесь такого?
— А ты как думаешь? К Инженерам едут со всего света. Они — единственные в своем роде; четверо на все человечество.
— Что-то дохера ты знаешь для девочки на побегушках.
— Я — доставщица! — отрезала девчонка.
На первом этаже, в рекреации происходило что-то наподобие фуршета. На первый взгляд можно было подумать, что здесь происходит встреча одноклассников: под стендами с фотографиями и мозаичным панно с Лениным толпились мужчины в смокингах и дамы в вечерних платьях; хохотали, переговаривались, чокались бокалами и поглощали разнообразные канапе. Разве что черные полумаски, скрывавшие лица, намекали на некое таинство. По помещению разливался ненавязчивый джаз. На длинном столе расположились блюда с всяческой снедью, сновали полуголые — в одних лишь кожаных шортиках на подтяжках и с бабочками на шеях — официанты, тоже все в масках; разносили шампанское на подносах. На фруктовых тарелках вперемешку с арбузами и виноградом лежали какие-то вздутые и красные, будто бычьи сердца, незнакомые фрукты. Некоторые из них, кажется, пульсировали. В огромном чане с ядовито-зеленым соусом лежали, будто в джакузи, «мандрагорки» со свернутыми шеями. Их ручки слабо шевелились, из чана исходил задушенный хрип.
— Ну и трындец! — не сдержался Артем, выглядывая из-за угла. — Народу дохера, нужно смешаться с толпой.
— Стой!
Откуда-то из внутреннего кармана канареечного комбинезона курьерша извлекла одну за другой две черные маски — на шелковых шнурах, с кружевами и перьями.
— Извини, обе женские.
— А чего же ты раньше…
— Надевай! Быстрее!
Артем прижал к лицу обшитый бархатом пластик, и как раз вовремя — бронуовское движение гостей и официантов упорядочилось, разделилось на две шеренги, будто пропуская что-то огромное и медлительное. Послышались тяжелые шлепки босых пяток по кафелю.
— Валим-валим! — пискнула курьерша и потянула Артема за собой — вдоль стола и гостей, ровно в противоположном направлении от того, в котором двигалось через толпу громадное нечто.
Артем не удержался и, уподобившись жене Лота, бросил быстрый взгляд за плечо, но успел заметить лишь покрытый блестящим латексом затылок и широкую спину с тяжелыми валиками жира. Даже на таком расстоянии были видны широкие, в палец, растяжки и опрелости.
— Канапе с мясом аллигатора? — возник будто из ниоткуда официант с подносом. Артем из любопытства цопнул одну тарталетку и забросил в рот. Было похоже на курятину со странной примесью болотной тины и еще, почему-то, яичного белка.
— Сюда! — курьерша втолкнула Артема в какую-то подсобку, больше всего похожую на бывший медпункт; осторожно прикрыла дверь. Помещение разделяла ширма, а за ширмой явно кто-то был. Этот кто-то сосредоточенно покряхтывал; слышалось неразборчивое «внученька, моя внученька». Рука сама потянулась отдернуть ширму. На коленях перед кушеткой стоял неимоверно тощий и голый дед, покрытый синюшным варикозом тюремных наколок. Дед увлеченно вылизывал какую-то ненатурально-огромную мясную дыру в стене. Она как будто слегка свисала — прямо со старого плаката «Мойте руки перед едой» — а с краев черного зева сочилась болезненного цвета жидкость, как демонстрация того, к чему приводит пренебрежение личной гигиеной. Дыра была уже воспалена до красноты — как, впрочем, и лицо деда, исколотое об торчащий по краям короткий ворс, как на липучке для одежды.
«Волоски» — дошло до Артема. А еще до него дошло, что эта гигантская буква «О» в слове «едой» — ничто иное, как естественное человеческое отверстие, увешанное геморроидальными узелками размером с крупные каштаны.
— Мф-внученька моя, внученька! — фыркал дед, буквально погружаясь с головой по уши в эту несчастную пролапсированную дыру.
Артем было думал, что после всего увиденного его уже ничем не удивишь, но, кажется, он достиг какого-то нового, запредельного уровня тошноты — когда блюешь уже даже не желудочным соком, а одним лишь звуком.
— Уэ-э-э-э! — громко оповестило его нутро всех присутствующих, согнув Артема в спазме.
— Кто здесь? — дед с чмоканьем вынырнул из воспаленной дыры; та не спешила закрываться. — Вы кто? Я заплатил, слышите! Я заплатил!
— Слышь, отец, не верещи! — шикнула доставщица.
— Охрана! Охра-а-ана! — взвыл дедок и почему-то героически загородил собой отверстие в стене.
— Ах ты старый хер! — выругался Артем, пихнул старика в чахлую грудь и, кажется, с перебором — тот провалился затылком в объект своей страсти; дыра вдруг хищно заработала перистальтикой, всасывая старика внутрь себя. Завороженный зрелищем, Артем не сразу сообразил, что крики дедка слышал, поди, весь санаторий.
За дверью уже толпились любопытствующие гости и беспокойные официанты. Прорвавшись через неровный строй зевак — не без помощи направленного в лица травмата — Артем было ринулся налево — подальше от фуршета, но девчонка вновь дернула его многострадальную куртку:
— Куда, там тупик! Придется напролом. К лестнице!
До поворота на лестницу оставалось всего ничего — каких-то пару шагов — когда путь им преградила она. Нет, Она. Нет, ОНА. Все равно не то.
ОНА.[править]
— Распорядительница! — обреченно выдохнула курьерша.
Распорядительница и в самом деле преграждала путь своей объемной тушей в самом буквальном смысле этого слова: слоновьи бедра, бугрящиеся целлюлитом заполняли собой все пространство от прохода на лестницу до стены — метра два расстояния.
Перед Распорядительницей Артем застыл в некой смеси благоговейного отвращения и омерзительного восхищения. За прошедшие сутки он насмотрелся разного, где отрезанная сиська покойницы, бесследно исчезающая в центре пентаграммы входит в категорию «обыденное», но вид Распорядительницы откровенно выбивал из колеи. В ее облике более всего ужасало осознание, что перед ним — пускай и громадный, но все же человек.
Под молнией латексной маски на месте рта утробно замычало. Злобно блеснули выпуклые линзы красного стекла. Распорядительница двинулась в сторону нарушителей. Огромные, почти до бедер, бугрящиеся венами груди тяжело качнулись, сбив со стола несколько бокалов с шампанским. Исполинская стопа раздавила стекло, кажется, без малейшего вреда для владелицы. Кожаные портупеи туго перетягивали обрюзгшую плоть, и та выступала над ремнями, как тесто. Шоколадная кожа лоснилась и блестела, похоже, не то от масла, не то от смазки. А, может быть, чудовищная мулатка просто постоянно потела.
