— Только два места! Только два места! — закричали из вагона.
Ребята переглянулись. Никто не стал спорить. Алюта и Травка полезли в вагончик. А в вагончике и всего восемь мест. Проходы между скамейками забили шелком парашюта, но все-таки весь парашют не уместился. Пришлось закутать в него троих незнакомых пассажиров. Они не ворчали. Им было интересно смотреть на пионерку в таком странном слоновом костюме и октябренка, который помогал ей изо всех сил.
Вдруг раздался очень громкий рев:
— Возьмите меня на самокаточку-у-у… Я давно не каталась на самокаточке-е-е… Хочу к Алюте на самокаточку-у-у… Почему Травка едет, а я не-е-е-ет?..
Это ревела Тюка. Она успела уже подружиться с Алютой. А может быть, ей просто захотелось покататься — неизвестно. Только ребята быстро решили, что Тюка помочь все равно не сумеет, она маленькая, а помешать нечаянно может. А потом и мест в вагончике больше не было. Солнечка постаралась все это объяснить Тюке. Тюка всхлипнула несколько раз и перестала плакать.
Электричич выключил электромагниты, вагончик ринулся с места и покатился вниз по рельсам все быстрее и быстрее. Потом рельсы снова начали подниматься кверху. Вагончик так разогнался, что сам собой поднялся в гору, с размаху взлетел на следующий дом, перекатил через будочку-станцию и снова ринулся вниз. Было очень весело смотреть по сторонам: дома то вдруг вырастали на несколько этажей, то снова будто уходили в землю.
Когда вагон спускался вниз, у Травки все-таки захватывало дух. Он хотел вместе с Алютой спеть для храбрости считалочку и спросил ее:
— Тебе не страшно?
Алюта только улыбнулась в ответ.
— Вот, погоди, выучу тебя прыгать с парашютом, и тебе не будет страшно.
Травка представил себе, каково было Алюте падать вниз, когда у нее не раскрывался парашют. Он ухватился за поручни вагончика и почувствовал, какой вагон прочный и тяжелый, как уверенно катится по рельсам. И оттого, что вагончик катился сам, без всякого мотора, как санки с ледяной горы, Травке стало особенно весело, и не понадобилось никакой считалочки от страха. Можно было спеть песенку с радости, но колеса вагончика вдруг тихонько запищали, вагон замедлил ход и примагнитился на Свердловской площади.
Алюта и Травка сошли с самокатки. Перед ними открылся широкий и торжественный Ленинский проспект. Он напоминал широкую реку с длинным зеленым островом посредине. С берегов на остров были перекинуты высокие полукруглые мосты.
По проспекту не ходили трамваи. Автомобилей тоже не было видно. Вместо трамвайного громыхания и звона, вместо рева автомобильных гудков стояла осенняя тишина. Только музыка была слышна в тишине да ровно рокотали движущиеся ленты улицы.
Их шум не мешал музыке. Невидимые скрипки радовались и торопились куда-то. Трубы пели молодыми голосами. Казалось, они выговаривали радостные и бодрые слова.
Остров посреди проспекта оказался зеленой аллеей. Дети спустились туда.
Два пионера работали у дерева. Они увидели, что Травка и Алюта еле волокут свой багаж. Багаж был интересный — разноцветный и шелковый. Да и Алюта была интересно одета.
Пионер спросил:
— Помочь вам, ребята, что ли?
Алюта не ответила. Она опустила скомканный парашют на песок, подошла к дереву, у которого работали пионеры, обошла его со всех сторон. Потом она пошла к другому дереву и быстро оглянулась на пионеров. Пионеры рассматривали парашют. Алюта потянула к себе оранжевый шарик, висевший на дереве, поскребла его ногтями, понюхала пальцы.
Из темнозеленой блестящей листвы выпорхнула серая остроносая птичка и уселась на той самой ветке, которую покачнула Алюта. Алюта стояла без движения. Птичка тоже не улетела, только повернулась к девочке боком и смотрела на нее черной бисеринкой глаза.
— Ты что, никогда не видела соловья? — спросил пионер за Алютиной спиной.
Алюта обернулась на голос. Птичка перелетела на другое дерево.
— Нет, я видала соловья. А это разве соловей? А потом — это какое яблоко, какой сорт?
— Да это же не яблоко, вот чудачка! — заговорил пионер так, как говорит иногда большой с маленьким, если маленький задает уж очень смешные вопросы. — Это не яблоко, это мандарин.
Алюта сама по запаху догадалась, что это не яблоко, но она совсем забыла, что в Москве растут мандарины. Я, может быть, просто не знала. Ей было неловко, что она такая незнайка.
Пионер заметил, что девочка краснеет и не может ничего сказать. Он громко расхохотался.
— Ты что думаешь, я неправду говорю, что ли? У нас еще мало мандаринов, а ты посмотрела бы, что у мичуринцев делается! У них на каждом дереве не меньше, чем по сто штук. Мичуринцы — это такое звено, имени Мичурина.
Пионерка, работавшая вместе с пионером, давно уже прислушивалась к их разговору, а теперь подошла поближе.
— А зато у нас соловьев больше. Это мы им дали в прошлом году четыре гнезда. А то бы у них и совсем не было соловьев.
Алюта слушала и ничего не понимала.
— Да ты что, в первый раз в Москве, что ли? Или с луны свалилась? — не выдержал, наконец, пионер.
Алюта решила промолчать пока что насчет луны и лучше расспросить ребят побольше про Москву. Но пионера не пришлось и спрашивать. Он сам заговорил таким голосом, каким говорил Алютин папа, если она приносила из школы плохие отметки.
— Ведь это же всякий октябренок знает. Все сделано очень просто. Ты, когда спускалась на самокатке, не заметила разве, что на крышах лежат рядами черные трубы?
— А я думала, что это фабричные трубы, — ответила Алюта. — Такие они закопченные. Подумала еще, почему их так много на каждой крыше?
— Вот так фабричные, вот так фабричные! — засмеялась пионерка. — Разве фабричные трубы лежат?
Пионер перебил ее:
— Это трубы, собирающие тепло. Солнце нагревает в них воду. По ночам горячая вода перекачивается глубоко под землю. Там устроены такие громадные термосы, в которых вода не может остыть.
Пионеры наперебой стали рассказывать Алюте, как это все устроено. Они постоянно жили в Москве и разговаривали с Алютой, как ученые. Алюта даже пожалела, что ленится слушать радиогазету, в которой, наверное, про все это рассказывали. Она стояла перед товарищами, как маленькая глупая девочка. Оказывается, за лето солнце согревает так много воды, что уже десять лет тому назад все московские дома стали отапливаться солнечной водой. А потом инженеры решили провести трубы с горячей водой прямо под землю. Земля перестала промерзать зимой, и на улицах Москвы появились пальмы, мандарины и совсем уж диковинные деревья со сливами величиной в кулак и с цветами, которые красовались на деревьях круглый год. Пионеры повели Алюту дальше по аллее. Они показывали ей цветы, деревья и домики из проволочной сетки, в которых летали красные и зеленые птицы.
