Для стариков в них таился глубокий смысл. Каждая рогулька означала определенного оленя. Не просто животного, оленя вообще, а конкретного оленя. Поэтому и рогульки были разные. Люди делали эти рогульки сразу же после рождения того или иного олененка. Люди видели только масть олененка, но они уже знали, каким тот будет. Большим или же средним, ездовым или производителем, а может быть, просто пойдет на откорм. Взглянув на каждую из них, почтенный старец и в наше время скажет, какому оленю она соответствует.
Гычгый — это вроде некоего документа на каждого животного. Однако этот документ был не просто деревяшкой. Эта деревяшка связывалась таинственны-ми узами с каждым оленем. Если гычгый сломаешь, уверяли старики, олень умрет. Если потеряешь один гычгый, то потеряется и сам олень, которого эта деревяшка олицетворяет. Если потеряешь всю связку гычгый, то потеряешь все стадо.
— Какой глупый этот парень, сын моей сестры, Эттувье, — жаловалась нам старушка Млили, — своих гычгый-гыргыр отдал в музей в Петропавловск. Тут приезжал один человек из музея, старинные вещи собирал. Он и сказал глупому парню: «Отдай в музей эти гычгый. Зачем они тебе?» Парень и отдал. Я ему говорю: «Зачем ты гычгый отдаешь? Теперь у тебя олени пропадут».
Он мне отвечает: «Ты, мать, ничего не понимаешь». И правда. Теперь у него ни одного оленя не осталось.
— Причем же тут гычгый, бабушка? — перебила старуху девочка-школьница. — Наш Эттувье поехал учиться в Хабаровский сельскохозяйственный институт, — обратилась она к нам, заливаясь жгучим румянцем. — Он своих оленей, которые от родителей остались, роздал всем родственникам и друзьям. Он сказал: «Зачем мне они сейчас, когда я буду пять лет учиться? Пускай они лучше людям пользу приносят. От них приплод будет. За эти пять лет их вдвое больше стать может. Когда приеду, неужели мне никто из родни в праздник оленчика не подбросит? Подбросит!»
— Все равно вышло, как старые люди говорили. Все равно он сначала гычгый-гыргыр отдал, а потом у него оленей не стало.
Старики отпускали рогульке гычгый столько времени жизни, сколько жил сам олень. Когда оленя забивали или же его задирал волк, то гычгый-гыргыр сжигали. Люди считали, что этот олень, его душа, что ли, отправится к верхним людям и там найдет своего хозяина, ушедшего в иной мир, или хозяина его предков. Там олень найдет также стадо своих предков и разной родни, которая была отправлена в верхний мир.
Оленей пасут люди, а гычгый-гыргыр пасут особые существа. Это камешки. Камешки самой разнообразной формы. Если человек находил камешек, который его удивлял, то он знал, что это не простой камень, а сверхъестественный. Камешек знак подал о том, что он и сам не прост, и помочь этому человеку может. Помощь, естественно, предлагалась не задаром. Как и любой пастух, камешек — каменный идол — работал за одежду и за вкусную еду. Самую вкусную. Только за нежный олений осенний жир и за кровь.
Бывало, забросит кто-то на глубоком месте в реке снасть с простенькой блесной (загнутый гвоздь с обрезком латунной гильзы), а на эту снасть чудом попадется камень. Значит — это помощник нашелся. Найдется в рыбе ни с того ни с сего камень — тоже помощник. В оленьей требухе отыщется камень — и это помощник. Такие необыкновенные камешки брали с собой.
Возьмут всех этих «помощников», сошьют им человеческую одежду по размеру и привяжут к связке гычгый-гыргыр. Пусть пасут.
— Совсем этот стал как тракторист замасленный, — ворчала старуха Млили, демонстрируя нам идола — наследие покойного супруга. — Когда-то новенький был.
Кухлянка, плекты (обувь) на каменном помощнике действительно напоминали спецодежду механика-ремонтника. Кормили его, видно, усердно. Сало сочилось из амуниции. Всего на связке гычгый-гыргыр сотни три — стадо самой Млили и ее взрослых сыновей, оно охранялось всего тремя каменными помощниками. Рабочей силы на рогульки хватало с избытком.
— А, вот он, — проскрипела старушка, выпутывая рогатку из общего клубка. — Как я раньше его не выбросила?
— Зачем?
— Еще летом олень потерялся, не пришел, а я его до сих пор не отпустила.
Старуха отвязала рогульку, прямо с порога кинула рогатку и вернулась обратно.
— А если кто-нибудь найдет и подберет гычгый?
— Пускай, — махнула рукой Млили. — Все равно он пропал. Если кто найдет и убьет этого оленя, то лучше будет, чем без толку пропал.
Яша Чейвилькут добежал до входа в корраль и остановился возле него. Стадо совершало обычный оборот. Яша примерился и метнул чаат. Пастухи одобрительно зашумели. Яша откинулся всем телом, преодолевая сопротивление животного. Наконец из стада вырвался довольно крупный бык, припадавший на правую переднюю ногу. Он сопротивлялся недолго. Как только он оказался оторванным от стада, то покорно пошел за Чейвилькутом к месту, где сидели возле костра женщины. Там молодой парень подошел сбоку и резко кольнул быка длинным ножом прямо в бок.
