На заднем сиденье «Запорожца» сидели она и лейтенант милиции — участковый инспектор.
У дома, где жила теперь Нюрка, стояла новая «Волга», на которой их вчера догоняли.
Возле подъезда ждали двое понятых: старики отставники. По данному случаю один даже был при всех многочисленных медалях, значках и одном ордене, врученном на сорокапятилетие Победы. Рядом с понятыми стоял молодой милицейский лейтенант. Лейтенанты отдали друг другу честь.
Лейтенант, который приехал с нею и Борисом, заканчивал составление протокола.
— На основании статей… — он вписал в протокол номера статей Уголовного кодекса, — собака по кличке Нюра у вас изымается и передается законной владелице Анне Николаевне Журавлевой. Распишитесь, Спирин.
Спирин — теперь уж бывший владелец Нюрки — ответил пренебрежительно:
— И не подумаю. Завтра же я подам на вас в суд. Это же полное беззаконие. Я покупаю бродячую собаку, выхаживаю её, откармливаю, содержу несколько месяцев.
— Я готова вам за все заплатить. — Она достала кошелек. — Я все оплачу.
— Я сам готов приплатить, чтобы никогда вас не видеть. Но не советую радоваться. Я еще не сказал своего последнего слова, — предупредил Спирин.
Лейтенант молча дал подписать протокол понятым, положил в папку. Она взяла Нюрку за поводок. Нюрка глянула на своего бывшего хозяина. Тот молчал. Нюрка заскулила, пошла за нею, оглядываясь на Спирина, не понимая, почему люди молчат, что с ними происходит, почему люди так сумрачны и непримиримы.
Они вышли во двор… Отъезжая, Борис глянул в зеркало заднего обзора и увидел Спирина и парня, который их преследовал вчера. Сегодня они молча смотрели вслед удаляющемуся «Запорожцу».
Она открыла дверь своей квартиры. Нюрка ворвалась, бросилась на кухню к месту, где всегда стояла ее миска, потом обежала квартиру, поскулила над своим мячиком, легла у ее ног и тут же уснула от нервного перенапряжения.
Они ужинали все вместе.
— Я тебе благодарна на всю жизнь, — говорила она. — Без тебя бы я ее никогда не нашла. Меня все бросили. И он, и мои подруги. Только ты остался верным. Ты мне с каждым днем все больше и больше нравишься…
— Ты мне тоже… очень нравишься. — Борис даже несколько смутился от такого признания.
— Говори мне, пожалуйста, об этом каждый день. И тогда каждый день я буду счастливая, веселая, обаятельная, добрая. Я тебе буду служить, как верная собака.
Он смутился еще больше. Сказал:
— Спасибо! Все было очень вкусно, — и засобирался к себе домой.
— Я тебя провожу, — сказала она. — И Нюрка ведь не догуляла.
Они вышли втроем. Он подошел к «Запорожцу». Все четыре баллона были спущены. И не просто спущены. Покрышки были взрезаны и не подлежали уже никакому ремонту.
— Они нас все-таки выследили, — сказал Борис.
Она огляделась по сторонам. Нюрке передалась тревога, и она тоже насторожилась.
— Я боюсь, не уходи сегодня хотя бы, — попросила она. — А если они ворвутся? Мою дверь можно вышибить просто плечом.
Она не могла уснуть, ворочалась. Не спал и он. Она услышала, как он прошел на кухню, как щелкнула зажигалка. Она тоже встала, накинула халат, вышла на кухню и попросила у него сигарету.
— Дурацкое положение, — сказал он.
— Почему? — спросила она. — Нормальное. В таком положении оказываются миллионы мужчин и женщин каждый день, вернее, каждую ночь, — поправилась она. — Но как бы мужчина не нравился женщине, первым должен проявить инициативу мужчина.
Он улыбнулся, подошел к ней, обнял…
Утром они завтракали вместе. Он с удовольствием наблюдал, как она быстро приготовила гренки, кофе.
— Приводи в порядок машину, — сказала она, одеваясь. — Она нам потребуется. Ты замечательный. — Она поцеловала его. — Повезет же какой-нибудь австралийке.
— Ты считаешь, что повезет? — спросил он.
— Конечно. До вечера, — сказала она.
— До вечера. — Он обнял ее и нежно поцеловал.
Что-то в ней сегодня было особенное. Она шла по коридору управления — стремительная, счастливая, уверенная. Мужчины останавливались и оглядывались ей вслед.
…И работала она быстро, четко, уверенно, чего нельзя было сказать о ее сослуживицах. Одна из них разорвала уже просчитанные сводки.
— Сколько можно переделывать! — с яростью выпалила она и выскочила из комнаты.
В комнату зашел начальник, на этот раз без бодрого приветствия, и направился к ней.
— Анна, — попросил он, — мы задерживаем другие отделы. Помоги.
— Нет. — Она улыбнулась начальнику. — Каждый должен нести свой чемодан. — И, больше не обращая внимания на начальника, продолжила свою работу.
Он постоял несколько секунд рядом и побрел обратно.
Она сидела рядом с Борисом в его «Запорожце».
— Куда? — спросил он, выруливая из переулка.
— Туда, где мы были вчера.
— Зачем?
— Хочу извиниться, — сказала она.
…Они въехали во двор дома, где вчера нашли Нюрку. Она вышла из машины. «Волга», на которой их вчера преследовали, стояла у подъезда.
— Посиди в машине, — попросила она.
Она подошла к «Волге», достала из сумки большое шило, с трудом, но все-таки проткнула баллон.
Он увидел это, выскочил из «Запорожца». Вдоль дома шли двое мужчин. Он подошел к ней, когда она пыталась проткнуть второй баллон.
— Что ты делаешь! Что ты делаешь! — спросил он с ужасом, прикрывая ее, чтобы не заметили мужчины.
— Что! Что! — передразнила она. — Помог бы женщине. — Второй баллон она никак не могла проткнуть.
Он взял у нее шило, мгновенно проткнул.
— Боже, — сказал он, — что я делаю!
Она взяла у него шило и подошла к третьему баллону. На третий баллон сил у нее уже не было. Он выхватил у нее шило, проткнул оставшиеся два баллона, схватил ее за руку.
— Все! Все! Мы отомстили. Уезжаем!
— Подожди. — Она достала из сумки бутылку с мутноватой жидкостью и вылила часть этой жидкости на капот. Краска вдруг пожухла и начала трескаться. Оставшуюся часть жидкости она вылила на багажник и пошла к «Запорожцу».
Он сел за руль и не мог вставить ключ в замок зажигания.
— Успокойся, — сказала она.
Наконец он вставил ключ.
— Посиди немного, — попросила она. — Тебе надо успокоиться.
Но он уже рванул с места.
…Он гнал машину по Кольцевой дороге. Она молча сидела рядом. Наконец он не выдержал и сказал:
— Ты бандитка.
— Нет, — возразила она. — Я добрая, замечательная женщина. Но меня довели.
— Ты же испортила машину. Чем ты ее полила?
— Я не знаю, — ответила она. — У меня есть подруга-химик. Я попросила ее приготовить такую смесь, чтобы прожигала двухмиллиметровое железо.
— Зачем? — спросил он. — В конце концов, четыре старых баллона моего «Запорожца» — неравноценная плата за испорченную новую «Волгу».
— А как оценить унижение! — выкрикнула она. — А меня унизили, меня оскорбили и тебя, кстати, тоже, — добавила она уже спокойнее.
— Не гневи Бога, — попросил он. — Нюрка нашлась, и будь благодарна. Они тебе этого не простят. Они или убьют Нюрку, или ее отравят.
— Значит, я тоже или убью их, или отравлю.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Успокойся, — сказала она. — Я думаю, до убийства не дойдет. Но они за все ответят… Я это сделаю… Я придумаю как… Успокойся, ты в этом не будешь участвовать… Я справлюсь сама. Я же понимаю, тебе перед отъездом совсем ни к чему влипать в какие-то истории.
— При чем здесь мой отъезд? — рассердился Борис. — Они же с тобой расправятся!
— Наверняка, — согласилась она. — Если я не буду сопротивляться.
Она вышла из магазина, подошла к подъезду своего дома. Возле подъезда ее поджидал бывший уже теперь хозяин ее Нюрки и владелец испорченной «Волги». Он двинулся за нею.
— Спирин, если вы попытаетесь войти в мою квартиру, я вызову милицию, — предупредила она.
— Побеседуем здесь. — Он кивнул на скамейки во дворе между двумя домами.
Но скамейки были заняты. На одной сидели старухи, на другой целовалась юная пара. Спирин подошел к молодым.
— Ребята, мне надо поговорить с этой женщиной. — Он показал на Анну. — Я хочу сделать ей предложение.
— Ну если предложение. — Девушка встала. — Пойдем, — сказала она парню. — Когда ты соберешься сделать предложение мне, нам тоже, может быть, уступят место.
Они сели на скамью и со стороны, наверное, смотрелись как счастливая пара. К тому же Спирин, спрашивая, улыбался. Она, отвечая, тоже улыбалась.
— За что вы покалечили мою машину? — спросил Спирин.
— Какое совпадение! — ответила она. — Нашу тоже покалечили.
— Да весь ваш «ушастый» не стоит ремонта, который мне обойдется не меньше чем в две тысячи.
— А вы считали, что вам все сойдет с рук?..
— Что — все? — спросил Спирин.
— Воровство.
— Я купил эту собаку, — сказал Спирин.
— У кого? Где? — спросила она. — Назовите этого человека!
— На Птичьем рынке, — ответил Спирин. — У прохожего.
— Неправда, — сказала она. — Я была на рынке все двадцать четыре воскресенья с момента, когда ее украли. Во что вы превратили собаку? В механизм по производству денег?! Вы же видели, что она еще щенок! Ей еще год надо было расти. Это все равно что заставлять рожать тринадцатилетнюю девочку. К сожалению, в Уголовном кодексе нет наказания за это преступление против животных. Ладно, Бог вас накажет. Я не хотела этой войны, вы мне объявили ее сами, вы ее захотели, вы ее получите.
— Чего ты добиваешься? — спросил Спирин.
— Я добиваюсь, чтобы тебя судили. И я добьюсь, чтобы все узнали, что ты вор. Общественность, я думаю, поинтересуется к тому же, на какие доходы купил инженер Спирин на черном рынке машину, которая стоит не меньше сорока тысяч. А инженер Спирин получает триста двадцать рублей.
Спирин внимательно посмотрел на нее. Она не отвела взгляда.
— Тогда так, — сказал Спирин, вставая. — Если ты не отлипнешь от меня, на тебя случайно наедет машина или однажды тебя найдут в Москва-реке вместе с твоей собакой. Жизнь человека сегодня недорого стоит. А я денег не пожалею. — И Спирин носком ботинка почти незаметно ударил ее по ноге, ударил по голени, по самому болезненному месту, но он не ожидал ее реакции. Она поднялась и ударила его коленкой между ног, удар был мгновенный. Спирин согнулся от боли. Она прошла мимо старух, улыбнулась им. Никто во дворе и не заметил, что произошло.
Она открыла свою квартиру. Ей навстречу бросилась Нюрка. Она присела на пол у двери. Нюрка лизнула ее в лицо, почувствовала знакомый ей вкус слез, застыла в недоумении, потом присела рядом с нею и завыла…
Вечером они с Борисом обсуждали случившееся. Борис прошелся по комнате и сказал:
— Я думаю, на этом все и закончится. Я помню, как мы дрались в детстве. Дерешься, дерешься, видишь, что противник не сдается, и все заканчивается. Каждый продемонстрировал силу, никто не поддался, и наступает мир.
— А я мира не хочу, — сказала она. — Я хочу войны…
— Не надо, — сказал Борис. — Они отравят Нюрку. Она же добрая собака.
— Значит, перестанет быть доброй, — сказала она. — И ты займешься ее дрессировкой. Она должна быть злой, недоверчивой, агрессивной. Если в квартиру входит человек, она должна бросаться мгновенно. Если ко мне подходит на улице человек, она должна быть так же мгновенно рядом со мною. И если рядом стоящий со мною человек только поднимет руку, она должна даже без команды защищать меня.
— Послушай. — Борис сел рядом с нею. — Если воспитать собаку такой, как ты хочешь, то это значит жить в постоянном страхе. Подойдет к тебе на улице подруга, случайно поднимет руку, чтобы, ну скажем, поправить прическу, и собака может броситься. В квартиру войдет почтальон, врач — и нет никакой гарантии, что у нее не сработает рефлекс нападения. Я не хочу превращать нормальную собаку в зверя.
