А всё очень даже просто. Долгими зимними вечерами, после кормежки кур да поросят кроит-строчит дама из дефицитного крепдешина да шифона, за пять секунд, что сюжет идет, у карденовских вешалок фасон выглядев в «Международной панораме», а остальное додумав, как лучшей, добавив из подручного, что от приданого осталось.
Для пополнения серого вещества, от обложки до имени ответственного секретаря редакции, штудируется «Советский экран», кривдами и иными правдами подписку выклянчив, что приходит одна на весь район.
И кофэ по утрам зеленый пьет, удивляясь: что в нем люди находят?
Совершенству предела нет.
Помимо поддакиваний и сетований на тяжкую долю сельчан, а также на то, что одним всё, а другим как положено — шиш с маслом и маком, Маныч, попенял на игнорирование подружками наших вокально-инструментальных достижений. Тут же услышал, что в целях благородных впечатлений, визави предпочитают вечера отдыха в санатории, куда дам, кстати, галантно запускают без билета. Обсудив заодно проблемы сегрегации, Маныч услышал и премилую историю про развлечения пенсионеров.
Публика в здешном санатории солидная. Это само собой. Поскольку и профиль учреждения соответствующий. И контингент по-большому — отборный.
Преобладают джентельмены непризывного возраста, предпочитающие покой, обхождение-уважение и разговоры «как молоды мы были». В сторону дам-с голову уже не поворачивают — только глазами.
Но.
Как и в любом паршивом стаде имеются те озорники, которые борозды, в случае чего, никак не испортят.
Один такой резвый дядечка, из отставных военных, крепко полюбив компанию номенклатурных работников, обособленно занимающихся по вечерам рыбной ловлей и обсуждающих политику и государственные секреты, решил повеселиться.
Для начала он нарушил медицинский устав и лечебные предписания, и что называется, хорошо принял.
Этим же теплым вечером «знать», возвращающая по палатам, была остановлена у темного забора беспрекословным майорским голосом. Грозный судия, угрожая водяным пистолетом, произнес обличительную речь о паразитах на чьем-то теле, после чего, согласно приговора, «расстрелял» троицу забортной водой.
Одного уложил с подозрением на инфаркт, двое до сих пор заикаются.
Шутника лишили права на отдых и выставили вон, без права показа на территории. Телега, естественно загромыхала на всех немазанных колесах в его родные исполкомы, профкомы, парткомы, месткомы и прочие омы-ёмы.
Однако поступок сей, нашел резвый отзвук в тонких женских душах и некоторые ценители всё оценить, пожалели, что не познакомились с безобразником поближе.
Но все ж таки, что не скажи, а хай еще живе вильна душа.
Обычно, после окончания вечерней культурно-массовой программы, с собой берется подготовительно-расслабительное в виде всё той же трехлитровой банки, и под цыганские переборы веселой кавалькадой спускаемся на берег, туда, где темный простор, море нетерпеливо дышит, а огни поселка скрыты за горой, что привносит определенную степень романтичности, способствующей делу.
«Какой ты неромантичный» — хуже упрека и придумать нельзя, поэтому все эти зурбаганские штучки должны быть как импортная мебель — без сучка, без задоринки.
Из прокаленного солнцем плавника, когда-то выкинутого штормом на берег, запаливается костер, на огонь которого, да на менуэты, что наигрывает Маныч, сходится, преимущественно, женский народ, обычно достигший половой зрелости и по закону способный отвечать за свои мысли и поступки. Большинство, конечно, наших, туристочек, но есть и вожатые-воспитатели из пионерлагерей, аборигены — дети гор, и даже спортсменки, нагуливающие трапецевидную мышцу на сборах. Пловчихи, парусницы и гребчихи, взлелеиваемые на сметанах и калорийном доппайке, выделяются мощными спелыми округлостями, но казарменный режим не дозволяет им отведать кубанского букета и долгих прогулок перед отбоем и потому, как претендентки, они практически не рассматриваются. Да и выступают эти, с позволения сказать, дамы, обычно не одни, а под покровительством своего коллеги — пловца-гребца с ручищами, свисающими до колен.
Начинаются разговорчики в строю, по граммульке, анекдоты, по второй, любимые песни на заказ, не спугните, ради бога тише, голуби целуются на крыше, ты по этой лестнице унесла любовь[19], по стаканчику, прижимания, пью за здравие Мэри, доброй Мэри моей, винцо, к сожалению, всегда почему-то раньше нужного кончается, гори огонь, как Прометей, но не горит, таки-тухнет, если б ты была со мною, о, моя желанная[20], руку жала-провожала…
Остаются самые заинтересованные и тут уж как само собой, накинуть на плечики свою куртку, тем самым, застолбив золотоносный участок, приобнять деву «для сугреву», да вторую трехлитровочку из-за камушка вытащить. А как же! припасено. Что ж мы, первый день на свете? Необходимое состояние надо соответственно и подготовить.
Апофеоз таких посиделок — купание в чем мать родила. Если на такую невинную провокацию мамзели реагируют адекватно, игре в салочки задается более задушевный настрой. Куда ж она денется, — говорит Минька, — когда разденется. Вот его нехитрый ход порочных мыслей.
А быть может, здесь сходятся тайные помыслы обеих сторон и посему всё это: костер, гитара, винишко — обычный фан-фан тюльпан для соблюдения хотя бы необходимых приличий. Климат и природа способствуют, а ты уж знай, не плошай.
Кто-то умудряется всё проделать непосредственно в воде, как самые доисторические предки, наглотавшись ночной воды, а кто не такой торопыга, уводит мокренькую чуть подальше от общего веселья и там обстоятельно утешает, чему милостиво способствует жирная южная темнота.
