— Две срочные операции за вечер! — воскликнула важно старшая сестра. — Не скажешь, что мы тут бездельничаем. Сколько времени, сиделка?
— Шесть тридцать пять, — ответила Бэнкс.
— Что такое с Харден, сестра? — спросила подменившая сиделка.
— Честное слово, не знаю, — откликнулась сестра Мэриголд.
— Зато я знаю, — мрачно сказала сиделка Бэнкс.
Сестра Мэриголд бросила на нее взгляд, в котором любопытство боролось с сознанием ее высокого ранга. Достоинство победило. К счастью, подменившая сиделка была свободна от условностей.
— Ну-ка, Бэнкс, — потребовала она, — выкладывай! Почему Харден хлопнулась в обморок?
— Она была знакома с пациентом.
— Что?! Она знала сэра Дерека О'Каллагана? Харден?
— Ну да! Их родители были соседями в Дорсете, разве ты не знаешь, — принялась кривляться Бэнкс, передразнивая, как она считала, манеру разговора помещиков-землевладельцев.
От крахмального халата сестры Мэриголд, казалось, исходили волны осуждения.
— Сиделка Харден родом из очень приличной семьи, — сказала она наставительно новенькой сиделке.
— Ох-ох, про-осто у-ди-ви-и-ительно приличной, — издевалась Бэнкс. — Ну да, она была знакома с О'Каллаганом. Могу сказать, что с месяц назад он оказался самым беспринципным из всех тори, а она из-за этого просто взбесилась! И потом все мне рассказала.
— Большое спасибо, сиделка Бэнкс, достаточно, — ледяным тоном сказала сестра Мэриголд. — Операционная не место для политики. Мне кажется, мы готовы. Я хотела бы переговорить с доктором по поводу этого больного.
Она вышла из операционной, шурша накрахмаленным халатом.
— Ну и нервы у тебя, Бэнкс, — сказала вторая сиделка. — Как ты отважилась так говорить про сэра Дерека! Мне кажется, он такой красивый на фотографиях.
— Тебе кажется, что если у него физиономия как у Конрада Вейдта, то он подходит на роль правителя народа, человека, который может диктовать законы. Типично буржуазное невежество и тупость! Однако он последний из представителей этого типа и первым падет, когда настанет Заря.
— О чем это ты?
— Я-то знаю, о чем я!
— Ну а я нет. Что такое эта Заря?
— Заря Великого Дня Пролетариата.
— Это что Такое? Нет, Бэнкс, не лезь в бутылку, мне правда хочется знать.
— Узнаешь, — пообещала Бэнкс. — И очень скоро.
В дверях появился отоларинголог и вопросил, готовы ли они его принять. Через десять минут в операционную вкатили больного ребенка, и снова над столом поднялись пары наркоза. Через десять минут ребенка забрали. Отоларинголог насвистывал, когда мылся после операции. Потом он просунул в операционную голову, заметил: «Нет грешникам покоя, сиделка!» — и убрался восвояси.
Обе женщины молча работали. Сиделка Бэнкс о чем-то мрачно думала.
— Эге, — сказала новенькая, — там, кажется, Фипс ворчит на лестнице. (Кличку Фипс медперсонал дал сэру Джону Филлипсу.) И еще Томс-и-Джерри. Интересно, как он там. Сэр Дерек, я хочу сказать.
Сиделка Бэнкс не отвечала.
— Мне кажется, тебе все равно.
— Нет, что ты, меня это как раз очень даже интересует.
Голоса стали громче, но ни одна из сиделок не могла разобрать, о чем шла речь. Они стояли очень тихо, напряженно прислушиваясь.
Потом послышалась оживленная беготня. К разговору присоединился женский голос.
— Это кто? — спросила новенькая.
— По голосу вроде Мэриголд, — сказала Бэнкс. — Господи, как меня бесит эта женщина!
— Ш-ш-ш… Интересно, в чем там дело?
Голос сэра Джона Филлипса перекрыл остальные.
— Мне лучше самому этим заняться, — сказал он.
— Фипс, похоже, здорово перетрусил, — выдохнула новенькая.
— Да, — отчетливо произнес Томс. — Да.
Раздался звук торопливых шагов. Потом дверь в операционную вдруг распахнулась и особая сиделка О'Каллагана влетела туда пулей.
— Какой ужас! — выкрикнула она. — Господи, какой ужас!
— Что такое? Что с тобой?
— Он умер… сэр Дерек О'Каллаган умер!
— Сиделка! — Новенькая, проглотив слова, уставилась на нее.
— Честное слово, просто ужасно, — сказала сиделка Грэхем. — Теперь там леди О'Каллаган — она хотела, чтобы ее оставили с ним наедине. Я почувствовала, что просто обязана кому-нибудь рассказать!
Наступила мертвая тишина, а затем, словно по команде какого-то внутреннего голоса, обе они обернулись и уставились на Бэнкс.
Та стояла, запрокинув голову и опустив руки по швам. Глаза ее сияли, а губы судорожно подергивались.
— Бэнкс! — воскликнула новенькая. — Бэнкс! Как вы можете себя так вести?! Мне кажется, вы довольны, что он умер!
— Если бы я не скинула изношенные цепи религии, — ответила Бэнкс, — я бы сказала: «Славьте Господа, ибо он сокрушил Врагов наших».
— Вы просто мерзкая старая ведьма, — сказала сиделка Грэхем и вышла из операционной.
Пятница, двенадцатое. Вторая половина дня
— Леди О'Каллаган, мне очень неудобно вас беспокоить, но нельзя ли мне поговорить с вами?
Рональд Джеймсон умолк и виновато посмотрел на вдову своего покойного патрона. Черный цвет очень шел ей. Волосы ее — он так и не определил для себя, платиновая она блондинка или золотистая, — казалось, были причесаны раз и навсегда. Руки, тонкие, изящные, свободно лежали на матовой ткани платья. Светло-голубые глаза под тяжелыми веками смотрели на него с вежливой отстраненностью.
— Да, — сказала она рассеянно. — Зайдите ко мне в комнату, мистер Джеймсон.
Секретарь последовал за ней в эту обитель ледяной элегантности. Она неторопливо села спиной к свету.
— Да, — повторила она. — Присядьте, мистер Джеймсон.
Рональд нервно пробормотал: «Большое спасибо» — и сел на самый неудобный стул.
— Я только что из Парламента, — начал он. — Премьер-министр принял меня в кабинете. Он ужасно расстроен из-за… из-за вчерашнего. И он просил меня передать вам… что он полностью в вашем распоряжении, если что-нибудь понадобится…
— Как любезно с его стороны, — сказала она.
— Разумеется, он очень обеспокоен относительно закона… Закона об анархии, над которым работал сэр Дерек, вы знаете, о чем я говорю. Работа должна продолжаться, понимаете… и эта трагедия очень усложнила дело… — он снова умолк.
— Да, понимаю.
— Речь идет о личных бумагах сэра Дерека. Без этих бумаг они ничего не могут сделать. Я сказал им, что придется подождать, пока… до послезавтра… но премьер-министр считает это дело настолько важным и срочным, что находит нужным немедленно ознакомиться с этими документами. Мне кажется, они должны находиться в письменном столе в кабинете, но, конечно, я счел своим долгом спросить вашего разрешения, прежде чем что-либо сделать.
Леди О'Каллаган так долго медлила с ответом, что секретарю стало окончательно не по себе. В конце концов, глядя на свои руки, скромно сложенные на коленях, она проговорила:
— Этот закон… касается и тех, кто его убил?
Джеймсон был настолько ошеломлен этим поразительным вопросом, что не сумел найти ответа. Он был весьма светским юношей, умеющим вести себя в любых обстоятельствах, но ее невероятное предположение застало его врасплох.
— Боюсь, я не… вы хотите сказать… право, леди О'Каллаган, уж не считаете ли вы… — дальше он продолжать не мог.
— Именно так, — сказала она спокойно. — Я совершенно уверена, что его убили.
— Но — кто?
— Эти люди. Анархисты, правильно? Они угрожали моему мужу убийством. По-моему, они свою угрозу выполнили. Как я понимаю, закон направлен на то, чтобы подавить деятельность этих людей. Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы этот закон был принят.
— Спасибо, — глупо и невпопад ответил Джеймсон.
— Хорошо. Это все, мистер Джеймсон?
— Но, леди О'Каллаган… пожалуйста… вы что, подумали… честное слово, вы меня просто поразили. Это ужасная мысль. Ведь, право, врачебное заключение совершенно ясно! У сэра Дерека был острый перитонит.
— Сэр Джон Филлипс сказал, что операция прошла успешно. Сэр Дерек был отравлен.
— Острым перитонитом и прорвавшимся аппендиксом. Честное слово, я не могу представить себе ничего другого. Как могли его отравить намеренно?
— В одном из писем ему угрожали отравить его. Помните, в прошлый понедельник.
— Но очень многие ведущие политики получают письма подобного рода. И ничего никогда не случается. Простите меня, леди О'Каллаган, но я уверен, что вы страшно ошибаетесь. Как его вообще могли отравить? Это… это невозможно. Умоляю вас, не расстраивайте сами себя. — Рональд смущенно и неуверенно посмотрел на ее спокойное лицо. — Я уверен, что вы абсолютно ошибаетесь, — неловко закончил он.
— Пойдемте в его комнату, — прошептала она и, не говоря больше ни слова, провела его в Кабинет О'Каллагана.
Они отперли письменный стол, она села и стала смотреть, как Рональд просматривает бумаги в верхних ящиках стола.
— В ящиках слева, — пояснил секретарь, — хранились личные письма, ко мне они не имеют никакого отношения.
— Ящики придется все равно открыть. Я это сделаю.
— Разумеется. Вот одно из угрожающих писем… тут их много… По-моему, они все тут. Я хотел показать их главному инспектору Аллейну из Ярда. Но сэр Дерек не позволил мне этого сделать.
— Покажите мне.
Он дал ей связку писем и вернулся к своим ящикам.
— Вот его заметки, — наконец сказал он.
Леди О'Каллаган не ответила. Джеймсон взглянул на нее и был потрясен, увидев, какие внутренние переживания отражались на ее лице. У нее был мстительный и злобный вид.
— Вот то письмо, о котором я говорила, — сказала она. — Вы сами видите, что они грозились его отравить.
— Да. Понимаю.
— Вы по-прежнему мне не верите, мистер Джеймсон?
— Простите. Боюсь, что нет.
— Я буду настаивать на проведении расследования.
— Расследования? О боже! — невольно вырвалось у Рональда. — Я хочу сказать… на вашем месте я не стал бы настаивать, леди О'Каллаган. Это… у нас нет никаких оснований для этого.
— Вы сегодня отвезете эти бумаги премьер-министру?
— Да.
— Тогда скажите ему, пожалуйста, о том, что я собираюсь делать. Можете обсудить это с ним. Я же пока что просмотрю личную корреспонденцию. У вас есть ключи от этих ящиков?
Рональд вытащил связку ключей из письменного стола и неохотно отдал ей.
— Когда вы должны увидеться с премьер-министром?
— В три часа.
— Сейчас только половина третьего. Пожалуйста, зайдите ко мне перед уходом.
Он оставил ее, когда она подбирала ключ к нижнему ящику.
Любому, кто поинтересовался бы и стал наблюдать за ним, — например, Нэшу, — Рональд Джеймсон показался бы очень расстроенным. Он поднялся к себе в спальню, принялся бесцельно ходить по комнате, выкурил три сигареты и сел на кровать, уставившись, словно в трансе, на гравюру, которая висела над туалетным столиком. Наконец он посмотрел на часы, спустился вниз, взял шляпу и зонтик и вернулся в кабинет.
Леди О'Каллаган сидела за письменным столом. Перед ней аккуратными стопками были сложены письма. Когда вошел секретарь, она не повернула головы. Ее остановившийся взгляд был устремлен на бумагу, которую она держала в руках. Джеймсон с изумлением понял, что она все это время так и сидела — совсем как он наверху в своей спальне. Лицо у нее всегда было бледным — она не пользовалась румянами, — но теперь, как ему показалось, оно стало мертвенно-бледным. От крыльев носа к губам пролегли складки, как натянутые струны.
