Журналист с Западного побережья Джошуа Муни, умудрившийся взять интервью у режиссера сразу же после съемок «Криминального чтива», сорвал сенсационный куш. Его портрет Тарантино был опубликован в августе 1994 года в журнале «Мувилайн». Но наиболее обстоятельный разговор о том, что происходит на экране в «Криминальном чтиве», случился с Гэвином Смитом. Кроме того, Смит получил разъяснения по каверзным вопросам относительно «Бешеных псов», ответов на которые в прежних публикациях не было.
В США премьера «Криминального чтива», сопровождавшаяся восторженными откликами в прессе и отменными сборами, прошла в октябре 1994 года. Практически в каждой американской газете было интервью с Тарантино. Для этой книги были отобраны несколько наиболее содержательных, включая особо доверительные домашние беседы с режиссером (Хилари де Врис из «Лос-Анджелес таймс» и Дэвид Уайльд из «Роллинг стоун»).
На роскошном банкете для нью-йоркской прессы Тарантино в очередной раз выступил в защиту тезиса о безвредности и чисто эстетическом характере насилия в своих фильмах. Тарантино заявил (цитата из статьи Гэри Сасмана из «Бостон феникс» от 7 октября 1994 года): «Не думаю, чтобы в Руанде все видели мою картину, однако это не помешало им перерезать полмиллиона человек».
Это было благодарное время для Тарантино, время расширения сферы его влияния. Вместе с соавтором Роджером Эйвери и продюсером Лоуренсом Бендером в сентябре 1994 года они провели трехстороннюю встречу с Годфри Чеширом из «Интервью». Затем Тарантино с Робертом Земекисом публично обменялись дифирамбами в адрес друг друга, опубликованными в «Лос-Анджелес таймс» 26 марта 1995 года. (Выяснилось, что Тарантино очень нравится фильм Земекиса «Форрест Гамп»). Потом он не упустил шанса появиться в эпизоде «Спи со мной» с абсурдистским монологом о гомосексуальном подтексте фильма «Лучший стрелок». В ноябре 1994-го Питер Бискинд пишет в «Премьере», что Тарантино готовится к реализации нового проекта — четырехчастной картины «Четыре комнаты», состоящей из взаимосвязанных историй, случившихся в одном большом отеле. Он напишет и снимет одну часть, а три других воплотят в жизнь три его друга-режиссера — Роберт Родригес, Эллисон Андерс и Александр Рокуэлл. Несколько месяцев спустя Тарантино с друзьями и Бискиндом дали групповое интервью в связи с премьерой «Четырех комнат» на Международном кинофестивале в Торонто. Несмотря на старания участников квартета выглядеть беззаботными и дерзкими, было ясно, что фильм не удался. Впервые Тарантино выглядел скованным и потерянным. Он был сильно расстроен критическими отзывами о появлении в фильме Родригеса «Отчаянный». Ему казалось, что все рецензенты кричат хором: «Нас тошнит от этого парня! Мы не хотим больше видеть эту рожу!» Избалованный прессой Тарантино стал «козлом отпущения».
В сентябре на фестивале в Торонто грянула беда. (Я был среди разочарованной публики на вечере закрытия фестиваля). Две части, Андерс и Рокуэлла, не заслужили ничего, кроме всеобщего презрения. История Родригеса была в целом встречена одобрительно. Тарантино, не вполне принятый публикой, оказался где-то посередине. Прокат «Четырех комнат» продолжался около двух недель в 1995 году, затем фильм исчез с экранов.
Тарантино, потрясенный сокрушительным провалом картины, насколько мне известно, не дал ни одного интервью о «Четырех комнатах». Жаль, его комментарий к своей части фильма сослужил бы ей хорошую службу, начни он хотя бы с того, какой это реверанс голливудским комедиям (особенно «Посыльному») Джерри Льюиса.
За несколько дней до показа «Четырех комнат» в Торонто я снова представился Тарантино и спросил, не обременит ли его еще один мастер-класс в Бостонском университете. «Спасибо, — ответил он вежливо, — но я собираюсь в долгий отпуск». Однако три месяца спустя Тарантино опять был на публике. В начале 1996-го он воспрял духом — и снялся у своего друга Роберта Родригеса в вестерне-ужастике «От заката до рассвета». Сценарий был его, поэтому для продвижения фильма он согласился на журнальные интервью.
Казалось, к нему вернулся былой поп-культурный дух. Беседуя с Доном Гибалевичем из журнала «Эксцесс», он восторженно нахваливал свежие гонконгские боевики. Но даже в развеселом интервью, данном им совместно с Джульетт Льюис (партнершей по фильму «От заката до рассвета») Мим Юдович из «Деталей», Тарантино неожиданно выказал недовольство по поводу своей раскрученности в прессе.
— Это удивительно, — признается он, — потому что, читая собственные интервью, я просто дурею и становлюсь крайне мнительным… Никому не вынести такого рода самосознание — ни с того ни с сего вдруг начинаешь бояться самого себя.
В разговоре с критиком Джимом Хоберманом Тарантино дал волю чувствам. Он посетовал на вышедшие ранее биографические очерки о нем, в которых усмотрел чрезмерную предвзятость:
— Если критики хотят подняться, говоря обо мне гадости, — что ж, семь футов под килем.
У него произошел болезненный разрыв с соавтором по написанию сценариев Роджером Эйвери.
— …Нечего особо печалиться об этом. Просто меня еще никто так не предавал из моих близких…
Его актерские работы продолжают раздражать прессу, но он намерен и дальше сниматься, даже «если критикам это кажется издержками звездной болезни».
Тарантино вконец истерзали навешиваемые на него стереотипы:
— Говорят, будто я проживаю всю свою жизнь в кино, будто оно пожирает меня. Это ложь! Я живу гораздо более насыщенной жизнью, чем большинство из тех, кого я встречал!
Как он планирует стряхнуть с себя это тяжелое бремя?
— Я собираюсь в годичный отпуск, — признался Квентин. — Почитать книжки, пообщаться с друзьями, просто отдохнуть.
Он последовал принятому решению выйти из света прожекторов, и съемки «Джеки Браун» были совершенно отгорожены от внешнего мира. Журналисты и ТВ не допускались. На завершающем этапе Тарантино дал только одно интервью — Линн Хиршберг из «Нью-Йорк таймс мэгэзин». Статья называлась «Человек, который все переменил» и представляла читателю уже вдумчивого, степенного, зрелого Тарантино, переехавшего к тому времени в «роскошный особняк на Голливудских Холмах».
