- Ребята, - неуверенно пробормотала я. – Либо мы коллективно сошли с ума, либо…
- Либо что?
- Знаете, как говорят? Будьте осторожны в своих желаниях, они могут исполниться. Я сказала неосторожно, что хотела бы вернуться в прошлое. Похоже, это конец XVI века.
- Не может быть! – хором ахнули Воробьевы. – Но как?..
- Не знаю. Но мы в еврейском городе. И угодили как раз в тот день, когда рабби Лев Бецалель забыл вытащить шем изо рта у Голема.
- Кто? Что забыл вытащить? Откуда?
- Жил при короле Рудольфе II такой очень умный раввин – Иегуда Лев Бецалель. Математик, астролог, алхимик и вообще волшебник. Кстати, он спас своих собратьев от выселения из Праги. Встал перед королевской процессией, прямо посреди моста. В него кидали камни, а они превращались в розы. Рудольф удивился и пригласил его к себе во дворец. А там Лев Бецалель показал ему праотцов – Авраама и других. Призраки. Сказал, что никто не должен смеяться. Но кто-то почему-то улыбнулся, и потолок зала начал опускаться, едва не раздавив всех, кто там был. А потом король сам навестил раввина. Похоже, это его дом, - я показала на горящую хибару. – Страшный и бедный. А внутри оказался богатым и роскошным.
- А что за Голем?
- Раввин сделал глиняную статую, назвал ее Големом и вложил ему в рот шем – бумажный свиток, говорят, даже с истинным именем Бога. С этим свитком Голем работал за троих. В пятницу вечером, когда наступает шаббат и евреи прекращают все работы, шем вынимали, и он снова превращался в глиняное чучело. А сегодня Лев Бецалель шем вынуть забыл. Вот Голем и разбушевался. По легенде, он разнес половину еврейского квартала в клочья.
- Что делать-то будем? – осторожно поинтересовался Толик, обнимая рыдающую Свету.
- А я откуда знаю?! – огрызнулась я.
Тем временем люди по-прежнему бестолково бегали и галдели, не замечая нас. Тушить пожар они не торопились. Понятное дело, суббота для них уже началась, а это означает, что любая работа – страшный грех. Да и дом – хоть и раввина, но… не свой же, правда?
Снова раздался страшный рев, и евреи бросились врассыпную. Дом пылал, к тому же из-за тучи вышла полная луна – стало совсем светло. Поэтому Голема мы смогли рассмотреть во всех подробностях. Он остановился прямо перед нами, нелепо склонив на бок свою глиняную башку. Светка тоненько завизжала. Бежать было поздно.
Вопреки ожиданиям Голем оказался вовсе не великаном – да и как бы он иначе делал домашнюю работу! Грубо вылепленная статуя была всего на голову выше рослого Толика. Однако чудовище было мощным, рукастым и чем-то напоминало безволосую гориллу. Одежды на нем не было, признаки пола тоже отсутствовали – как у пластмассового пупса. На физиономии Голема лежала печать крайней степени дебильности – чего стоили его открытый рот с торчащей из него бумагой и светящиеся, как гнилушки, глаза!
Удовлетворенно рыкнув, Голем потянул лапу к Светке, но его остановил суровый окрик. Высокий старик в темном балахоне быстро подошел к замершему чудищу и вытащил у него изо рта бумажный свиток. Глаза Голема потухли, и он превратился в неподвижного глиняного болвана. Народ радостно взревел. Лев Бецалель - кто же еще! – взмахнул рукой, и огонь моментально погас. Затем он посмотрел на нас, сказал что-то непонятное и засмеялся. Я узнала этот смех.
- Рабби! – завопила я. Надо было что-то делать. Ведь сейчас он уйдет, а мы останемся здесь навсегда. Неужели когда-то мне хотелось попасть в прошлое Праги и прожить его?!
Раввин повернулся ко мне и заговорил на языке, среднем между чешским и старославянским. С трудом, но я все же понимала его и переводила Воробьевым:
- Шем положат с ним в могилу. А в наше время всякие придурки будут кидать в могилу записки с просьбами и думать, что он их исполнит. Причем записок будет столько, что служителям кладбища придется их оттуда время от времени выгребать. Вот и шем случайно вытащат. А он будет выходить из могилы и его разыскивать. И встретит нас. И услышит, что я ворчу и говорю… всякие глупости. И захочет… то есть уже захотел наказать меня. Как он говорит, за глупость и нахальство. Но он считает, что я уже достаточно наказана, к тому же вы ни в чем не виноваты, поэтому он вернет нас обратно, если мы окажем услугу ему и всему еврейскому городу.
- Какую… услугу? – деревянно прошлепал языком Толик.
- Лежит тут на кладбище один тип. Всю жизнь метался между иудейством и христианством, невесту бросил, в конце концов крестился и даже стал капелланом. На органе играл в соборе святого Вита. А перед смертью покаялся и попросил похоронить его на еврейском кладбище. С невестой рядом. Только покою от него все равно никому нет. Как был ренегатом, так и остался. Каждую ночь вылезает из могилы и идет к Влтаве. Там его ждет скелет, перевозит на другой берег. Он отправляется в собор, играет там на органе и рыдает, а потом возвращается обратно. Нам надо скелет утопить, тогда покойник шляться туда-обратно перестанет, всем будет хорошо, и мы вернемся обратно.
- О-о-ой! – заскулила Светка.
Делать было нечего. Раввин проводил нас к кладбищу – как раз вовремя. Из-под довольно свежего на вид камня туманным облачком просочился худосочный мужичок с длинными черными кудрями и припустил по кривым переулкам. Мы – за ним. Начали попадаться вполне приличные каменные дома, я даже узнала в лунном свете несколько знакомых, но грязи и вони меньше не стало.
