Мама расставила стремянку и полезла вывинчивать лампочку.
— Посветите мне, пожалуйста, — попросила она хозяйку, и та с готовностью направила луч прямо маме в лицо. Мама зажмурилась. — Нет, нет! — воскликнула она. — Светите не на меня, а на лампочку!
Гюро, боясь, что мама упадёт, крепко держала стремянку, Тюлинька тоже. Мама вывинтила лампочку.
— Дайте-ка мне фонарик, — попросила она. — Так я и думала. В патроне сгорела изоляция, из-за этого и произошло замыкание. У вас найдутся кусачки?
— А что это такое? — спросила хозяйка.
— Это щипцы, которыми можно перекусить проволоку, — объяснила мама.
— У меня, у меня есть кусачки! — радостно воскликнула Тюлинька. — У меня есть целый ящик с разными инструментами, он принадлежал моему папе.
Теперь карманный фонарик передали Тюлиньке, и она вместе с Гюро, которая не решилась отпустить её одну, поспешила к себе в комнату. Там в шкафу стоял большой ящик с инструментами.
Они взяли его и отнесли маме.
— Прекрасно, сейчас я всё сделаю, — сказала мама.
Она зачистила обгоревшие проводки, закрепила их и наконец ввинтила новую лампочку.
— Осталось только включить пробки, — сказала она.
— Первый раз вижу, чтобы женщина умела чинить электричество! — воскликнула хозяйка.
— Когда необходимо, я, конечно, могу кое-что починить, — сказала мама, — но всё-таки советую вам завтра пригласить настоящего монтёра. Пусть проверит, правильно ли я всё сделала.
— Не сомневаюсь, что всё сделано правильно, — сказала хозяйка. — А что касается пробок, я и сама могу их включить, это я умею.
И в пансионате снова вспыхнул свет, лампочки сверкали так, будто вовсе не гасли.
— Я вам очень благодарна, — сказала хозяйка маме. — И если вы не возражаете, я сейчас принесу к вам в комнату кое-что вкусненькое, и мы все вместе поужинаем. Я это припасла для Тюлиньки, хотела на прощание поужинать вместе с ней.
— И старый Андерсен пусть тоже пойдёт с нами, — сказала Гюро.
Но старый Андерсен поблагодарил за приглашение и, сказав, что он занят, обещал прийти к ним в другой раз.
И вот Гюро снова сидит на своей кровати, вернее, не на кровати, а на маленьком диванчике, который служит ей кроватью, рядом с ней сидит Тюлинька, мама забралась на свою постель, а хозяйка занимает единственный стул. Они едят принесённые хозяйкой бутерброды и беседуют.
— Как жаль, что Тюлинька от нас уезжает, — вздохнула хозяйка. — Правда, она обещала навещать нас, когда ей случится бывать в центре.
— Даже представить себе не могу, что в моей комнате будет жить чужой человек, — сказала Тюлинька.
— Да, и он приедет ровно через две недели, — сказала хозяйка. — Надо успеть отремонтировать комнату, а наш дворник заболел, и я не знаю, как найти мастера за такой короткий срок.
— Хотите, я отремонтирую эту комнату? — предложила мама хозяйке.
— Неужели женщина может справиться и с такой работой? — удивилась та.
— Конечно, — вмешалась в разговор Гюро. — Моя мама может справиться с любой работой. Она сама красила наш дом и помогала столяру делать мебель. Она даже трактор водить умеет!
— Трактора у меня, к сожалению, нет, — засмеялась хозяйка и обратилась к маме: — Вы в самом деле считаете, что справитесь с таким ремонтом? Там надо побелить потолок и покрасить стены.
— Да, с этим я справлюсь, это несложно, — сказала мама. — Я даже рада, что у меня будет какое-то дело, пока я ищу себе работу. Вот только Гюро придётся поскучать, мы с ней не сможем гулять по городу.
— Ну и что, зато здесь мне не нужно быть невидимкой! — сказала Гюро.
Тюлинька и хозяйка не поняли, что она имеет в виду, но мама прекрасно поняла её и сказала:
— Не бойся, тебе нигде не придётся быть невидимкой. — Но я смогу начать только послезавтра, — предупредила мама хозяйку, — завтра мы будем перевозить Тюлиньку, мы ей уже обещали.
В это время Тюлиньку вызвали в коридор — жильцы пансионата просили её прийти через полчаса в пятый номер к старому Андерсену, где они устраивали прощальный вечер в её честь.
— Тогда я должна надеть нарядное платье, — сказала Тюлинька. — Покойной ночи, Гюро. Спасибо тебе за помощь. Завтра утром мы встретимся, и ты будешь командовать моим переездом.
Гюро полежала недолго, прислушиваясь к голосам в коридоре, а потом уснула, и ей приснился папа — он был здоров, и она вместе с ним бегала по зелёному лугу.
Наутро маме пришлось пощекотать Гюро, чтобы разбудить её.
— Вставай скорей, — сказала мама. — Сегодня нас ждёт интереснейший день. Мы поедем с Тюлинькой в её новую квартиру. Ты увидишь место, которого никогда прежде не видела.
— Разве Тюлинька будет жить не в городе? — спросила Гюро.
— В городе, только на самой окраине, — ответила мама.
— Там, где тебя не взяли на работу, потому что у тебя есть я?
— Нет, это совсем в другом месте, — ответила мама, — кажется, оно называется Тутлетбппен, а может быть, Титлетопен или Тотиллтопен, не помню. Надо спросить у Тюлиньки. Собирайся скорей, Гюро, Тюлинька хотела выехать пораньше.
— Мы поедем на трамвае? — спросила Гюро. — Я здесь уже немного знакома с одним вагоновожатым.
— А ещё ты знакома с Тюлинькой, — сказала мама.
— И с Лиллен, и с хозяйкой, которая думала, что ты не умеешь чинить свет, и с тётенькой, которая не хотела, чтобы я у них жила, и с мальчиком в поезде, и с Вальдемаром и Кристиной, и со старым Андерсеном из пятого номера, а больше пока ни с кем, — сказала Гюро.
— Не горюй, скоро ты ещё со многими познакомишься, — утешила её мама.
Грузовик уже стоял возле дома. На него погрузили ящики с книгами и посудой, коробку с фотографиями, несколько чемоданов и красивый ящик с инструментами. Стол, стулья, диван и другая мебель принадлежали пансионату и остались на прежнем месте, но, несмотря на это, комната Тюлиньки показалась Гюро чужой. Тюлинька стояла посреди комнаты и как будто прощалась с каждой вещью.
— Ну вот и всё, — сказала она. — Вчера у старого Андерсена в мою честь был устроен небольшой ужин. Кое-кто там слишком выпил и развеселился, поэтому я рано ушла, но я знаю, что они не хотели меня обидеть. Я долго лежала и прислушивалась к их голосам и думала, что они собрались только ради меня. Это так странно. Они преподнесли мне чудесный подарок, вам никогда не угадать, что они мне подарили! Это фотоаппарат! Я в жизни не сделала ни одной фотографии, но отныне буду фотографировать всё подряд. И первой, кого я сниму, будет Гюро!
Тюлинька поставила Гюро возле грузовика и с гордым видом щёлкнула аппаратом.
— Мы поедем на трамвае? — спросила Гюро.
— Нет, дружочек, сегодня мы поедем на такси, — ответила Тюлинька. — Мы повезём с собой вазы, которые я очень боюсь разбить, и горшки с цветами. Такси сейчас придёт.
«Горшки с цветами, цветы с горшками, цветочный горшок, горшечный цветок», — стала повторять про себя Гюро непривычные для неё слова, а мама сказала спокойным и ровным голосом:
— Да, да, конечно.
Гюро с удивлением взглянула на маму. С виду мама была такая же, как всегда, но Гюро знала: если мама говорит таким голосом, значит, она думает о чём-то своём. С Гюро и с самой так бывало. Иногда Гюро удавалось угадать, о чём думает мама, но сегодня, сколько она ни ломала голову, она ничего не могла придумать.
А мысли мамы и в самом деле были заняты очень необычными вещами. Она думала об этом весь вечер и всю ночь.
Когда она стояла на стремянке и чинила свет, ей пришло в голову, что вовсе не обязательно идти работать служанкой к чужим людям. Жильё можно получить и другим способом.
Если она справится с тем, что задумала, то у них с Гюро будет своя маленькая квартира. Что же тут удивительного, если Гюро не могла разгадать её мыслей!
— Тириллтопен, Брусничная аллея, 14, корпус «Ю», — сказала Тюлинька шофёру.
— А я думала, Тутлетопен! — засмеялась мама.
Тутлетопен! Тотлетопен! Бумлетопен! Тумлетопен! Тириллтопен! Тириллтопен! Гюро захотелось, чтобы с ними в такси ехал мальчик из поезда! Как весело было бы прыгать вместе с ним на заднем сиденье и приговаривать эти смешные слова!
— А почему с тобой нет Вальдемара и Кристины? — спросила Тюлинька у Гюро.
— Я их оставила дома, чтобы они не мешали мне командовать твоим переездом, — ответила Гюро. — Но я обещала им, что вечером непременно вернусь домой.
Тюлинька сказала, что хочет посмотреть пароходы, и попросила шофёра ехать по набережной. Они поехали вдоль причалов. Там, протянув к небу длинные руки, стояли подъёмные краны, на пароходах развевались флаги разных стран. Рядом с пароходами стояло какое-то странное огромное сооружение с башней.
— Что это? — спросила Гюро.
— Нефтяной танкер, — ответила Тюлинька.
«Нефть, топка, нефтяное отопление», — тут же подумала мама, а вслух сказала:
— Эту топку мне необходимо освоить.
— Какую топку — на танкере? — удивилась Тюлинька.
— Нет, я думала об отоплении в домах, — ответила мама.
— Я вижу, Эрле, тебя интересует всё на свете, — засмеялась Тюлинька.
Но маму интересовало далеко не всё. «Если я справлюсь с тем, что пришло мне в голову, когда я стояла на стремянке, — думала мама, — то остальная работа меня уже не пугает. Я люблю и стены красить, и мебель чинить, и землю копать. Может, нам вовсе и не придётся жить у чужих людей, которым не нравится, что у меня есть дочка».
Так думала мама, а вот Тюлинька думала о том, что без Гюро и Эрле она чувствовала бы себя самым одиноким человеком на свете.
Тем временем причалы кончились, и дорога пошла в гору, хотя кругом были ещё городские улицы и стояли городские дома.
Вскоре вдали показался лес, а перед ним — другой, лес из высоких жилых корпусов. Одни были чуть-чуть повыше, другие — пониже, и было их очень много.
— Приехали, — сказала Тюлинька. — Вот здесь я и буду жить. Только я никак не могу запомнить свой корпус. Кажется, этот.
Перед одним из корпусов стоял уже знакомый им грузовик, и Гюро закричала:
— Тюлинька, вот наш грузовик, значит, это твой дом!
— Совершенно верно, — сказала Тюлинька дрогнувшим голосом.
Гюро тут же взяла её за руку, а мама сказала:
— Если ты расплатилась, пошли скорей. Гюро, возьми этот цветок.
Сама мама взяла чемодан с хрупкими вазами и сумку с цветочными горшками. Последний горшок достался Тюлиньке.
— Мы поднимемся на лифте, — сказала она. — Я живу на одиннадцатом этаже.
У парадного стояли три девочки со школьными ранцами, одна из них спросила:
— Бритта, можно, мы пойдём к тебе?
— Нет, — ответила Бритта. — Сегодня моя мама работает в магазине, а она не разрешает, чтобы вы приходили без неё. Она говорит, что мы устраиваем беспорядок. Вы подождите меня, я скоро выйду.
— Девочки, можно я вас сфотографирую? — спросила Тюлинька. — Вы первые, кого я встретила здесь в день моего переезда.
Девочки захихикали и стали в ряд. Тюлинька щёлкнула аппаратом.
— Ты тоже будешь здесь жить? — спросила Бритта у Гюро.
— Нет, — Гюро помотала головой, — я только командую переездом.
Это прозвучало так значительно, что все девочки с уважением посмотрели на неё.
— Как хорошо, что мне подарили аппарат, — сказала Тюлинька. — Теперь я буду всё фотографировать и вести записки, и у меня совсем не останется свободного времени, как будто я не на пенсии.
Они вошли в лифт. Гюро первый раз в жизни поднималась на лифте, это было новое ощущение, словно она бежала с закрытыми глазами, но бежала не вперёд, а вверх, всё выше и выше, пока лифт не остановился на одиннадцатом этаже, где находилась квартира, в которой отныне будет жить Тюлинька.
Эта квартира состояла из одной комнаты, кухни, ванной и крохотного чуланчика.
— В подвале у меня есть ещё кладовка для продуктов, — сказала Тюлинька, — но я даже не знаю, что там держать. Запасов я не делаю, варенья не варю, да и стряпать-то почти не умею, ведь я всю жизнь жила в пансионате на готовом. После рабочего дня было очень приятно получать готовый обед.
