— Что же вы не встаете, Макаров?! Корвет горит!
В эту минуту Макаров услышал голос адмирала Попова, отдававшего команду:
— Все шлюпки на воду! Охотников из команды — на тушение пожара!
Кадет, кое-как одевшись, выскочил по трапу наверх, поняв, что озорной Бирилев подшутил над ним: пожар был на берегу, а не на корвете. Было видно, что дело там нешуточное. Макаров оказался в числе добровольцев, вызвавшихся тушить пожар в порту:
— Ваше превосходительство, прошу вашего дозволения убыть к пожару охотником.
— Дозволяю. Только смотри, Макаров, в самое пекло не лезь. Там не пакля горит в боцманском рундуке...
Высадившись со шлюпок на берег, моряки с русских судов «Богатыря», «Калевалы» и других спешили к месту событий с топорами, ломами, лопатами. Добровольные помощники тушили пожар столь самоотверженно, с таким усердием и ловкостью, что привели американцев в восторг. В последующие дни сан-францисские газеты писали на первой полосе:
«Русские военные моряки тушили пожар в порту так, словно готовились сражаться с англичанами на стороне северян. ..»
Еще раз побывать в Америке Макарову довелось зимой 1898 года. Тогда он получил командировку за океан для изучения ледокольного дела на замерзающих на длительный срок Великих озерах. Хотя лед там не шел ни в какое сравнение ни с белым панцирем Финского залива, ни тем более с вековым арктическим, поучиться у американцев было чему.
На поповском флагманском «Богатыре» Степан Макаров стал вести во всех подробностях личный дневник, который стал в последующем одним из самых достоверных источников для биографов прославленного флотоводца. О днях своего пребывания на корвете подрастающий мореход писал:
«На «Богатыре» я также встретил радушный прием; между большими одному маленькому всегда хорошо. Меня баловали, как ребенка...»
Военные корабли России появились у американских берегов в сентябре 1863 года неожиданно для мирового сообщества и отнюдь неспроста. Поход не стал обычным учебным плаванием вокруг света с заходом в иностранные порты: в этом походе русская эскадра преследовала вполне определенную военно-политическую цель.
Дело заключалось в том, что в заокеанском государстве в это время происходили серьезные события. Здесь шла длившаяся около четырех лет — с 1861 по 1865 год Гражданская война между Северными и Южными штатами. Она, как ни странно, касалась и государственных интересов Российской империи, недавно проигравшей европейской коалиции Крымскую войну, потерпевшей поражение в большей степени не на полях брани, а на дипломатическом поприще.
Россия встала на сторону Северных штатов по той причине, что ее межгосударственные отношения с Великобританией и Францией осложнились из-за событий в Польше, где в очередной раз вспыхнуло национально-освободительное восстание. Париж и Лондон протестовали против действий русской армии по ликвидации «мятежничества», забывая о том, как поступали их войска во многих подобных случаях и на Европейском континенте, и в колониях.
Европейские державы в лице «владычицы морей» Британии и претендовавшей на первые роли в Европе Франции поддерживали рабовладельческие Южные штаты. Тогда и было решено российским императором Александром II направить к американским берегам две боевые эскадры. Большого секрета из целей их походов в Санкт-Петербурге для иностранных дипломатов не делалось.
Такая демонстративная поддержка северян вызвала одобрение российской общественности. Она, как писал Н. Г. Чернышевский, одобряла вооруженную борьбу за уничтожение «коренного зла в Соединенных Штатах — невольничества» .
Первая русская эскадра под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского (три фрегата, два корвета и клипер) отправилась в атлантический Нью-Йорк, а другая под флагом контр-адмирала А. А. Попова (четыре корвета и два клипера) — в тихоокеанский Сан-Франциско. Это была не только демонстрация политической поддержки северянам, но и показ действительных возможностей русского флота вдали от родных берегов.
