Не забудь, что ты накрашена
И напудрена слегка,
И одежда не по-нашему,
Не по-зимнему легка.
Горло ты. тонкоголосая,
Крепче кутай в теплый шарф,
Оберни льняными косами,
Чтобы севером дышать.
Наше счастье, как зимняя радуга
После тяжести туч снеговых,
Прояснившимся небом обрадует
Тех, кто смеет остаться в живых.
Хоть на час, но бенгальским, огненным
Загорится среди снегов
На краях ветрами разогнанных,
Распахнувшихся облаков.
Рассвет пока еще в полнеба,
Бледнеет медленно луна,
И видно даже из окна:
Вселенная разделена
На ночь и день, просящий хлеба.
Его судьба еще темна,
А ночь прошла уже, как ребус,
Мной не разгаданный вполне
Ни при луне, ни при огне.
И все, что было, все, что сплыло,
Гитарной бешеной струной
Сбивают с ног, мешают с пылью
И топчут в пляске за стеной.
Конечно, Оймякон
Не звездное пространство.
Космический закон
Не будет столь пристрастным,
Чтобы заставить нас
Узнать температуру
Далеких звездных масс,
Обжечь земную шкуру.
Далеко за луной,
В окрестностях Сатурна,
Там абсолютный ноль
Земной температуры.
Там во владеньях звезд
(Расчет космогониста)
Господствует мороз,
Так градусов на триста.
А здесь — за шестьдесят,
И спиртовой термометр
В бессилии иссяк,
Не справился с зимою
Конструктор заводской
Его не приспособил
Учитывать такой
Мороз весьма особый.
Заметили ли вы,
Отсюда, как ни странно,
Дорога до Москвы
Длинней, чем до Урана.
Оптический обман —
Изнанка ностальгии,
Морозный наш туман
Масштабы дал другие.
В рулетках и часах,
В любви и в преступленье,
Чтоб мы о чудесах
Имели представленье.
Не дождусь тепла-погоды
В ледяном саду.
Прямо к Богу черным ходом
Вечером пойду
Попрошу у Бога места,
Теплый уголок,
Где бы мог я слушать песни
И писать их мог.
Я б тихонько сел у печки,
Шевелил дрова,
Я б выдумывал без свечки
Теплые слова.
Тают стены ледяные,
Тонет дом в слезах.
И горят твои ночные
Влажные глаза.
Поднесу я к речке свечку,
И растает лед.
Больше мне, наверно, нечем
Удивить народ.
Это сделать очень просто,
Если захочу.
Лишь свеча бы с речку ростом,
Речка — со свечу.
Собаки бесшумно, как тени,
Мелькают на лунном снегу.
Седые ложатся олени,
Почуявшие пургу.
А вечер безоблачен, светел,
Но в сторону клонится дым,
И чуть ощутимый ветер
К ногам подползает моим.
И надо уже торопиться,
Защиту в ущелье искать.
Минута — и не пробиться
Сквозь снеговой каскад.
Все бьет, все слепит и воет,
Пронзительно свищут леса,
И близко над головою
Изорванные небеса
Упругая, ледяная
Идет ветровая стена.
А ты и на ощупь не знаешь —
Земля это или луна.
В оленьем мешке на память
Стихи читай и учи,
Пока ледяная заметь
Беснуется и кричит.
Пурга устает не скоро,
Внезапно замолкнет она.
И снова — тишайшие горы
И ласковая луна.
Из гор выползают собаки,
Олени в упряжку встают.
И в меховой рубахе
Подходит к саням каюр.
Скользи, оленья нарта,
Взлетай, хорей,
Метельной ночью марта.
Скорей, скорей, скорей!
Какие тут уж карты,
Какой компас,
Ремнем привязан к нарте,
И слезы льют из глаз.
Одна с другою схожи
Вершины гор.
Мы путь найти не можем,
Запутанный пургой
Вперед летит упряжка
В метельной тьме
Олени дышат тяжко,
Уже конец зиме.
Оленям все знакомо.
В пути лесном
Они везде — как дома,
Тайга — их дом.
Бежать устанут — лягут,
Не побегут,
А голодны — так ягель
Выроют в снегу
Карманы моей шубы
Набиты молоком,
Полны вчерашним супом —
Мороженым пайком.
Скользи, оленья нарта,
Морозной тьмой,
Бурлящей ночью марта,
Домой, домой, домой…
Все те же снега Аввакумова века.
Все та же раскольничья злая тайга,
Где днем и с огнем не найдешь человека,
Не то чтобы друга, а даже врага.
Спектральные цвета
Сверкают в лунном нимбе,
Земная красота
На небеса проникла.
Ее поднял мороз,
Тянущий к небу дымы
От труб печных до звезд
Ночных неудержимо.
И на седых кустах,
Недвижных точно в склепе,
Морозный тот хрусталь
Блестит великолепьем.
Зубчатый синий лед —
Модель речного плеска,
Его пурга метет
И ватой трет до блеска.
Лег иней на камнях,
Еще тепло хранящих,
Забыв о летних днях
Среди воды бурлящей.
Мы тоже, как они,
В серебряной одежде.
В лесу мы видим сны,
А не в лесу, так где же?
Из лиственниц жестких и голых,
Блистательных мерзлых кустов
Выходим к бревенчатой школе
Окошками на восток.
Внутри — застекленные двери,
Уроков идет тишина.
Слышны лишь скрипящие перья,
И тишина слышна.
Мы сядем за школьную парту,
Тетрадки ребят развернем,
Вот это, наверное, — нарта,
А это — высотный дом.
Дома городские рисуют,
Масштабы по-детски дают,
И даже у самых разумных
Заметно влияние юрт.
Они уточняют задачу,
На конус строенья свели.
Жилье — это юрта, значит,
Да здравствует реализм!
И дверь этой стройки высотной
До крыши, как в юрте, дошла.
Художник, взволнованный, потный,
Лежит поперек стола.
Так мы рисовали когда-то
Таинственный эвкалипт,
С детьми капитана Гранта
Входили в морской залив…
Вертится новешенький глобус,
Пробирки в штативе блестят…
Ребята, глядящие в оба,
Учительница ребят…
Классный журнал для отметок,
Бумаги целая десть…
Школа как школа. И в этом
Самое чудо и есть.
Не гляди, что слишком рано,
Все равно нам спать пора.
Завели басы бурана
И метели тенора.
От симфоний этих снежных,
Просвистевших уши мне,
Никогда не буду нежным,
Не доверюсь тишине.
Визг и шелест ближе, ближе.
Завивается снежок.
Это к нам идет на лыжах
Снеговой якутский бог.
Добрый вечер, бог метели,
Ты опять, как в прошлый раз,
Нас запрешь на две недели,
От лихих укроешь глаз.
Хлопья снега птичьей стаей
За тобою вслед летят
Визг метели нарастает,
И густеет снегопад.
