Моему сыну Сёме посвящаю эту книгу.
Меня зовут Семён Рыжиков. Я учусь в третьем классе, и у меня есть лучший друг Петька. Но мы всё время почему-то с ним ссоримся. То ручку не поделим, то тетрадку или ещё что-нибудь. А как-то раз на уроке истории мы с Петькой поспорили, у кого из нас уши больше. Я твердил, что у него, а Петька уверял, что у меня. Спорили, спорили, а потом взяли обыкновенную линейку и стали измерять уши. Я — у Петьки, он — у меня.
— У тебя, — сказал Петька, — уши как у слона, ровно двенадцать сантиметров!
— А у тебя как у жирафа! — заливался я. — Тринадцать с половиной!
— Врёшь! — разозлился Петька. — Дай-ка я возьму свою линейку, она у меня поточнее любой другой.
Петька схватил с парты линейку и, высунув язык, стал снова измерять мои уши.
— Знаешь, я немного ошибся, — подмигнул он мне. — У тебя уши меньше, чем у слона. У тебя уши как у осла. Выходит, ты форменный осёл!
Петька прыснул со смеху.
— А у тебя уши как у ишака, — не растерялся я. — Ишак ты и есть ишак.
— Да ты на себя посмотри, — не унимался Петька. — Вылитая ослиная морда.
— Сейчас как дам линейкой по лбу, — рассердился я. — Жираф несчастный!
— А левое ухо у тебя вообще больше правого, — продолжал веселиться Петька. — Значит, ты разноухий осёл.
Мы так раскричались, что не заметили, как к нам подошёл учитель истории Дмитрий Сергеевич.
— О чём спорите, ребята? — строго спросил он.
— Спорим, у кого из нас уши больше, — первым отозвался я. — Он меня ослом обозвал. А у самого уши как блины.
— Эх, вы, — улыбнулся учитель. — Спорите, у кого уши больше и не знаете, что в древние времена длинные уши ценились на вес золота.
— Как это? — удивились мы.
— А так, — ответил историк. — У персидского царя Кира Великого, который жил две с половиной тысячи лет назад, был живой телефон.
— Живой телефон?! — хором воскликнули мы с Петькой.
— Да, — кивнул учитель. — У царя на службе состояло тридцать тысяч человек, их называли «царские уши». Со всей страны на эту службу отбирали людей с очень хорошим слухом. Царские слухачи стояли на вершинах холмов и сторожевых башен в пределах слышимости друг друга и передавали по цепочке приказы царя.
— Для чего? — не понял я.
— А для того, чтобы указы, словно молния, разлетались по всей стране, — объяснил Дмитрий Сергеевич. — Царская воля очень быстро долетала до самых дальних уголков его владений. Царских слухачей высоко ценили и платили им за службу золотом.
— Вот это да! — удивились мы.
— Ладно, так и быть, — расплывшись в широкой улыбке, сказал Петька, — у меня уши длиннее…
— Ну уж нет, — не согласился я. — Ты же сам сказал, что у меня уши как у осла. Значит, мои длиннее.
— А у меня как у жирафа! — напомнил Петька.
— Если так, — засмеялся учитель, — у вас у обоих «царские уши».
И я представил себе, как стою на высоком холме и слушаю, что там Петька кричит мне с соседней горы. Эх, хорошо иметь большие уши!
Вообще-то я уроки обычно учу. Но сегодня решил — всё, баста! Больше зубрить не буду. А если меня вызовут в школе к доске, не пропаду, кто-нибудь из ребят обязательно выручит да подскажет. Да хоть бы вчера — Сашка Борисов урок по географии не выучил, а ему ребята подсказали, так он даже четвёрку получил. А я чем хуже? И мне друзья непременно подскажут! Уши у меня большие, слух вообще как у шпиона, так что любую подсказку я в два счёта уловлю.
Я забросил ранец с учебниками под стол и отправился гулять во двор. Весь день гонял с ребятами в футбол и домой вернулся только под вечер, а учебники вообще не открывал.
И вот наступил новый день. Я пришёл в школу. На математике меня не спросили, и на уроке истории тоже. Даже обидно стало: не удалось слух проверить — хороший он у меня или не очень.
Однако на уроке литературы мне всё-таки повезло. Марья Ивановна, наша классная руководительница, первым делом громко вызвала:
— Рыжиков, к доске!
Оказывается, на прошлом уроке всем задали выучить наизусть «Сказку о царе Салтане» Пушкина. Ну не всю, конечно, а любой отрывок, но я его, естественно, не выучил.
«Ерунда, сейчас обязательно кто-нибудь подскажет, — подбодрил я себя, вставая из-за парты. — Считай, пятёрка у меня в кармане».
— Выучил? — спросила Марья Ивановна, когда я вышел к доске.
— Конечно, — кивнул я, — выучил. А как же иначе!
— Ну тогда рассказывай. — Мария Ивановна откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. Она очень Пушкина любит.
Начало стихотворения я с розового детства помнил и потому смело выкрикнул:
Три девицы под окном…
Сказал, а сам уши навострил и глазами стал страшно вращать: мол, давайте, ребята, подсказывайте скорее, что там дальше.
— Ну что же ты остановился? — Мария Ивановна посмотрела на меня поверх очков. — Я тебя внимательно слушаю.
В этот момент я уловил шёпот со второй парты. Это Васька Бубликов приступил к моему спасению:
Три девицы под окном
Пили фанту под крыльцом.
Только я собрался повторить за ним, как поперхнулся… Какая ещё фанта?! В прошлом веке не было никакой фанты. Нет, Васька явно что-то напутал. И тут Машка Арбузова с четвёртой парты прошептала:
Три девицы под окном
Били кошку башмаком.
Тьфу ты, думаю. Какая ещё кошка! Никакой кошки у Пушкина под окном не было. Да и вообще поэт животных любил. Не мог он такое написать.
А Федька Кукушкин, тот, что сидит у окна, прошипел на весь класс:
Три девицы под окном
Съели пиццу с червяком.
Ну, Федька, погоди! Друг в беде, а он издевается. Уф-ф, я даже взмок, так мне плохо стало. Я стал искать глазами своего лучшего друга Петьку. Уж он-то меня точно не подведёт. Подскажет как надо! И вдруг слышу радостный Петькин голос:
Три девицы под окном
Целовались с колобком.
Ну, Петька, попадись ты мне на перемене, задам я тебе перцу! А ещё друг называется. Ну всё, думаю, пропал! И вдруг вижу, кто-то с задней парты руками машет. Гляжу, а это Славка Сорокин мне знаки подаёт. Я прислушался, а он мне подсказывает:
Три девицы под окном
Заливались петухом.
Что же делать? Просто наказание какое-то, а не урок. Они что, сговорились, что ли? У меня аж слёзы на глаза навернулись. И тут неожиданное спасение — Светка Федулова, наша круглая отличница, пропищала на весь класс:
Три девицы под окном
Сели в лужу голышом.
Все захохотали как сумасшедшие.
А Мария Ивановна взяла ручку и громко произнесла:
— Три девицы под окном… В школу явишься с отцом.
И такую мне пару в дневник влепила, будь здоров!
— Эх вы, — сказал я ребятам после урока. — Вы что, нормально подсказать не могли?! Товарища в беде бросили!
— А мы и не собирались тебе подсказывать, — ответила за всех Светка Федулова. — Мы решили с сегодняшнего дня бороться с подсказками.
— Так что же вы меня не предупредили? — возмутился я.
— Да я тебе вчера весь день звонил, но тебя же дома не было, — объяснил Петька.
— Ладно, проехали, — вздохнул я и побрёл домой учить уроки.
Вчера на уроке математики я твёрдо решил, что мне пора жениться. А что? Я уже в третий класс хожу, а невесты у меня до сих пор нет. Когда же, если не сейчас. Ещё пара лет, и… поезд ушёл. Вот папа мне иногда говорит: «В твои годы, Семён, люди уже полком командовали». И это правда. Но сначала я должен жениться. О своём намерении я сообщил своему лучшему другу Петьке. Он со мной за одной партой сидит.
— Ты абсолютно прав, — одобрил моё решение Петька. — Будем тебе на большой перемене невесту выбирать. Из нашего класса.
Как только прозвенел звонок, мы с ним первым делом список невест составили и стали думать, кого мне в жёны взять.
— А ты, Сень, женись на Светке Федуловой, — посоветовал Петька.
— Почему на Светке? — удивился я.
— Чудак! Она же отличница. Будешь у неё всю жизнь списывать.
— Нет, — помотал я головой. — На Светке неохота. Она же зубрила. Будет меня уроки заставлять учить. Станет шнырять по квартире, как заводная, и ныть противным голосом: «Учи уроки, учи уроки».
— Вычёркиваем! — решительно согласился Петька.
— А может, мне на Соболевой жениться? — предложил я.
— На Насте?
— Ну да. Она ведь живёт рядом со школой. Мне её провожать удобно, — привёл я свой довод. — Не то что Катька Меркулова — за железной дорогой обитает. Если я на ней женюсь, мне что же, всю жизнь в такую даль таскаться? Мне мама вообще не разрешает в том районе гулять.
— Верно, — кивнул Петька. — К тому же у Настиного папы машины нет. А вот у Машки Кругловой есть. Самый настоящий «мерседес», будете на нём в кино ездить.
— Но ведь Машка толстая! — в испуге воскликнул я.
— А ты ездил когда-нибудь в «мерседесе»? — спросил Петька. — Туда три Машки влезут.
— Да не в этом дело, — твёрдо отказался я. — Машка мне не нравится.
— Тогда давай на Ольге Бубликовой тебя женим. У неё бабушка так готовит — пальчики оближешь. Помнишь, Бубликова нас пирожками угощала? Ох и вкусные! С такой бабушкой не пропадёшь.
— Не в пирожках счастье, — грустно заявил я.
— А в чём же? — удивился Петька.
— Мне бы на Варьке Королёвой жениться, — мечтательно произнёс я. — Вот это да!
— Почему на Варьке? — Петька аж поперхнулся. — У неё ни пятёрок, ни «мерседеса», ни пирожков. Что это за жена такая?
— Зато у неё глаза красивые.
— Ну ты даёшь, — засмеялся Петька. — В жене самое главное — приданое. Это ещё великий русский писатель Гоголь сказал, я сам читал. А что это за приданое такое — глаза? Смех, да и только.
— Ничего ты не понимаешь, — грустно заметил я. — Глаза — это и есть приданое. Самое лучшее!
На том дело и кончилось. Но жениться я не передумал. Так и знайте!
Больше всего на свете я уколов боюсь. Просто кошмар какой-то. Как представлю себе шприц с длинной тонкой иголкой, мне просто дурно становится.
Надо мной даже папа смеётся:
— Из тебя, Семён, космонавта ни за что не получится. Потому что в космические полёты только самых смелых и отважных берут, а ты уколов боишься. Трусы в космосе не нужны!
— А я папе отвечаю:
— Я не трус, просто уколов боюсь!
Вчера к нам в школу приходили делать прививку от гриппа. Сказали, то всех детей в обязательном порядке будут прививать. Я как услышал про это, так чуть со стула не упал.
Никому из нас ещё ни разу в жизни не делали прививок от гриппа.
— Говорят, это очень больно, — поправив очки, сообщил Васька Бубликов. — Точно знаю!
— Некоторые прямо во время укола сознание от боли теряют, — пристально посмотрев на меня, сказала Светка Федулова. — Особенно такие трусы, как ты, Рыжиков.
— Подумаешь, сознание, — начал запугивать всех Федька Кукушкин. — У некоторых людей от страха ноги отнимаются. Они потом ходить две недели не могут.
— А другие от боли так кричат, что голос теряют и потом целый год говорить не могут, — вставил своё слово Славка Сорокин.
— Ой, а может, нам сбежать из школы? — предложил я. — А что? Вылезем в окно — и дёру.
— Ты что, Семён, забыл, что наш класс на втором этаже? — покрутил пальцем у виска Васька. — Расшибёмся.
— Димка Пузяев из 2 «А» видел медсестру, которая уколы будет делать! — вбегая в класс, сообщил Пашка Булкин. — Ух и страшная…
— Медсестра страшная? — испугались все.
— Да не медсестра, — отмахнулся Пашка, — а игла, которой уколы делают. А шприц вообще размером с большущий огурец.
— Такой иглой вколют — мало не покажется, — заранее потёр место для укола Федька. — Человека можно запросто насквозь проткнуть.
— Она, говорят, раньше коров на ферме колола, — подлил масла в огонь Пашка. — Сильная очень!
— Кто, корова? — не расслышал я.
— Какая корова? Медсестра, — пояснил Пашка. — Уж если она с коровами справлялась, то с нами и подавно справится. В момент в бараний рог скрутит.
— Ей что коров колоть, что людей, никакой разницы, — встряла в разговор Светка. — Что я, корова, что ли?!
— А ещё я слышал, у этой медсестры хватка железная, — продолжал пугать Пашка. — Она в прошлом штангой занималась. Однажды схватила штангу, подняла, а та разломилась на две части.
— Вот это силища! — уважительно произнёс Васька.
— Тех, кто боится или вырывается, она к столу специальными жгутами привязывает, — добавил Пашка. — Чтобы не дёргались!
— Б-боюсь, — честно признался я.
— Тебя, значит, точно привяжут, — сказала Светка. — Будь спокоен.
Неожиданно дверь распахнулась, в класс вошла наша учительница Марья Ивановна и сказала нараспев:
На прививку, третий класс,
Вы слыхали, это вас…
Я эти стихи раньше наизусть знал. И мне всегда становилось смешно, когда читал их вслух родителям или друзьям. Но теперь было совсем не до смеха.
— Марья Ивановна, я себя плохо чувствую, мне нехорошо как-то, температура, наверное, поднялась, — дрогнувшим голосом пробормотал я. — Отпустите меня домой.
— Нет, дружочек, — помотала головой учительница. — Вот на прививку сходим, и все по домам пойдём.
У кабинета врача выстроилась очередь из ребят. Тут были и первый класс, и второй, и даже несколько человек из третьего. Мы встали в самый хвост очереди.
— Может быть, на всех прививок не хватит, — с надеждой прошептал Васька Бубликов, поправляя сползающие на нос очки. — Вон нас сколько.
— Не бойся. Хватит! Говорят, целую бочку лекарства привезли, — криво усмехнулся Пашка.
— Всё, ребята, мы пропали, — выкрикнул мой друг Петька, подбегая к нам.
— Как? Почему? — загалдели все разом.
— Ребята сказали, что некоторые заходят в кабинет и оттуда уже не возвращаются, — бубнил от страха Петя.
— А-а-а! — только и смог произнести я. — Караул!
— Люди пропадают там, как в бермудском треугольнике, — продолжал Пашка страшным шёпотом. — Вон Витька Самосвалов из 2 «А», зашёл в кабинет, а обратно не вернулся. И Славка Тараскин тоже исчез!
— А может быть, это и не медсестра вовсе? — высказал предположение Федька Кукушкин.
— А кто же? — не понял Петька.
— Ну, не знаю, какой-нибудь пришелец из космоса. Делает всем уколы, и дети улетают на другую планету. Я такое в кино видел.
— Хватит нас пугать, — насупился Петька. — Без тебя страшно.
— Мне, думаешь, не страшно, — сказал Кукушкин.
— Я первым на укол ни за что не пойду, — сказал Пашка. — Сначала посмотрю на вас, а там видно будет.
— А что на нас смотреть-то? — спросил я.
— Ну посмотрю, улетите вы в космос или нет, — ответил Пашка.
— Эх ты, трусишка, — нервно засмеялся Петька.
— А ты будто не трусишка?
И не успел Петя ответить, как дверь кабинета приоткрылась, и оттуда показалась рука со шприцем.
— Следующий! — словно выстрел, прозвучал резкий голос.
— Иди ты первый! — толкнул меня Пашка.
— Сам иди!
— Тогда ты, — велел Пашка Феде.
— Ни за что на свете! — Кукушкин вцепился руками в шкаф, словно утопающий в спасательный круг.
— На прививку, третий класс, вы слыхали, это вас! — снова повторила Марья Ивановна, подходя к нам. — А после прививки все идём в кино.
— В кино? — хором спросили мы.
— Да, в кино. На новый фильм ужасов. Но учтите, билетов у меня на всех не хватит. Так что тот из вас, кто первый сделает прививку, тот в кино и попадёт.
— Вот здорово! — закричал Пашка. — А фильм страшный?
— Очень страшный! — зажмурилась Марья Ивановна. — Про вурдалаков. Так что, кто трусит, может не ходить.
Мы бросились к медицинскому кабинету и, растолкав остальных, первыми очутились у двери.
Через три часа, когда все вышли из кинотеатра, Петька сказал:
— Ух и страшные были клыки у злобного вурдалака. Прямо как ножи. Длинные и острые.
— Да, я тоже здорово испугался, — сказал Федя.
— А я так вообще полфильма с закрытыми глазами просидела, — призналась Света.
— Этот фильм, пожалуй, пострашнее любой прививки будет, согласился Пашка.
— Да укол вообще ерунда, — перебил я его. — Фильм ужасов — вот это настоящая прививка.
— Прививка? — удивились ребята.
— Конечно, — решительно заявил я. — Прививка от страха. Теперь и бояться нечего.
Ко мне в гости забежал мой друг Петька и сообщил новость. Оказывается, в школе объявили сбор макулатуры. А я вчера на уроках отсутствовал и поэтому был не курсе. Я и не знал, что значит «макулатура», потому что раньше ни разу в жизни не слышал такого странного слова.
— Это, Семён, всякая ненужная бумага, которую сдают на переработку, — объяснила нам с Петькой бабушка.
— Так, значит, старые газеты и журналы — это и есть макулатура, — догадались мы.
— Да, — кивнула бабушка.
— А зачем кому-то нужны старые газеты? — удивился я.
— Старые газеты перемалывают в специальных машинах и делают из них новую бумагу, — пояснил папа. — А потом печатают на ней новые книги. Таким образом, сохраняют деревья.
— А при чём тут деревья? — совсем запутался я.
— Да ведь бумагу делают из древесины, — ответил папа, включив телевизор.
— А сколько вам велели принести в школу макулатуры? — поинтересовалась мама.
— Пять килограммов каждому! — ответил Петя. — На двоих десять получается.
— Ого! — удивился папа.
— И где нам столько взять, ума не приложу, — грустно сказал Петька. — Дома у нас все газеты нужные.
— Ерунда, — вступил в разговор дедушка. — Сейчас мы быстро соберём вам десять килограммов. Каждый из нас выписывает какой-нибудь журнал или газету. Вон сколько ненужной макулатуры дома скопилось.
— Ура! — обрадовались мы с Петькой.
Я подбежал к полке и схватил пачку папиных газет «Спорт».
— Можно взять эти газеты? — спросил я у папы. — Они же старые.
— Нет! Нет! — запротестовал папа. — Мне они нужны, их брать нельзя. Там разные важные таблицы.
— Какие ещё таблицы? — удивился я.
— Ну, где и когда играла моя любимая футбольная команда, — пояснил папа. — Иногда мне надо кое-что сравнить. Поищи что-нибудь другое.
— Тогда мы возьмём вот эти старые журналы, — предложил Петька, вытаскивая с нижней полки шкафа огромную кипу толстых журналов. — Можно?
— Это же «Вязание»! — всплеснула руками бабушка. — Мои журналы. В них столько всего нужного! Как же без них обойтись? Нет, ребятки, их отдать не могу.
— Тогда вот эти, — я показал на стопку красивых тонких журналов.
— Ой! — воскликнула мама. — Это же мои кулинарные журналы. Там полно ценных рецептов. Берите что угодно, только не их.
— Ладно, — согласились мы с Петей. — Вот какие-то старые скучные журналы. Они-то уж точно никому не нужны.
— Как это скучные? Как это не нужны?! — рассердился дедушка. — Это же «Рыболовство»! Самый интересный журнал на свете. Ни за что с ними не расстанусь. Я их частенько перечитываю.
— А ты, Семён, свои журналы на макулатуру сдай, — предложила мама. — Вон их сколько скопилось. И «Мурзилка», и «Читайка», и «Ералаш». Ты же их давным-давно все прочитал. Вот собери и отнеси в школу. Как раз килограммов десять будет.
— Нет, что вы! — выкрикнул я с испугом. — С моими старыми журналами ни за что не расстанусь! Тут и стихи, и загадки, и смешные рассказы моих любимых писателей. Делайте со мной что хотите, но их в макулатуру не отдам!
Пришлось нам с Петькой весь день бегать по соседям и выпрашивать у них ненужную бумагу.
Вот, оказывается, какая ценная в хозяйстве вещь — макулатура.
На дворе была весна. Ну скажите мне, можно ли учить уроки, когда за окном стоит такая замечательная погода? Понятно, нельзя. Поэтому только вечером, вдоволь нагулявшись, я вспомнил, что историю не выучил.
А задали нам параграф про Архимеда. Ну, думаю, ерунда. Архимед — это вам не математика какая-нибудь, в два счёта выучу.
— Ну что, Семён, снова уроки не выучил? — подскочила ко мне младшая сестра Наташка, как только я сел за письменный стол. — Вот получишь завтра двойку, влетит тебе от папы.
— Не влетит, — скорчил я гримасу. — Я сейчас живо всё выучу. Раз-два и дело в шляпе.
— Не выучишь! — показала мне язык Наташка.
Я достал учебник по истории и раскрыл его на нужной странице.
— Архимед родился в Сиракузах, — стал я читать вслух. Мне так запоминается лучше.
— Где-где? В карапузах? — тут же переспросила Наташка.
— Не мешай! — сердито крикнул я. — И не путай меня. В Сиракузах.
— В карапузах, в карапузах! — стала нарочно дразнить меня Наташка, прыгая на одной ножке возле стола.
Я отвернулся от неё и снова заглянул в учебник.
— Сиракузы — это город на острове Сицилия.
— На острове Сацивия! — Наташка озорно засмеялась, спрятавшись под столом.
— Ты меня не зли! — сказал я строго. — Сациви — это блюдо такое грузинское. В Древней Греции его не умели готовить.
— Сеня, — спросила Наташка, — а он кто, грек?
— Кто?
— Ну Ахримед твой.
— Не Ахримед, а Архимед, — поправил я сестру. — Да, грек. И перестань меня путать, мне и так непросто все эти древнегреческие имена зубрить.
— Ехал грека через реку, сунул грека руку в реку, рак за руку греку цап! — скороговоркой протрещала Наташка.
Меня так и подмывало дать ей подзатыльник, но я мужественно промолчал. Ну, думаю, ты меня всё равно не собьёшь с толку.
— В Сиракузах в то время правил могущественный царь Гиперон, — продолжал читать я. — Он был родственником Архимеда.
— Царь Гилион! — Наташка завертелась возле стола как юла.
Я отвернулся и вцепился в учебник.
— Царь Макарон, царь Барбарон, царь Граммофон! — не унималась сестрёнка.
— Нет, ну это какое-то мучение! — выкрикнул я, вскакивая из-за стола. — А ну, живо отсюда на кухню!
— Я больше не буду, — испугалась Наташка. — Не гони меня на кухню, там за плитой паук живёт, я его боюсь.
— Ещё слово, и отправишься к пауку, — предупредил я. — Итак, на чём я остановился? Ага, вот. Царь Граммофон… Тьфу ты, запутала меня совсем. Царь Гиперон однажды поручил Архимеду выяснить, из чистого ли золота сделана его царская корона.
