Руп Чанд благоразумно промолчал. От него сейчас и не требовалось ответа.
— И в такой момент от любящих родителей требуется только одно — сделать правильный выбор для своей дочери. От этого зависит очень многое, если не все. Вся ее дальнейшая жизнь!
Рай Сахеб склонился к собеседнику и заглянул ему в глаза.
— Но и родителям юноши тоже необходимо позаботиться о своем сыне, — произнес он негромко. — Не так ли?
— М-м, да, — пробормотал Руп Чанд, еще не до конца веря, что все идет именно так, как ему мечталось.
— И, как видите, интересы сторон совпадают! Потому что интерес родителей заключается только в одном: чтобы их дети были счастливы!
Рай Сахеб откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и допил остывший чай.
— Почему бы нам вместе с вами, дорогой Руп Чанд, не подумать о будущем наших детей? Они могли бы составить чудесную пару.
Чашка дрогнула в руке Руп Чанда, и он поспешно поставил ее на стол.
— Ваш сын умен и образован. Впереди у него большое будущее, поверьте мне. Сейчас такие молодые люди, как он, в большой цене. Он может добиться многого. Конечно, жизнь не без трудностей, и любому молодому человеку нужна поддержка и дружеский совет, особенно на первых порах. Получить хорошее место сразу после университета не так-то просто. Но ведь это все вопросы решаемые, — он внимательно посмотрел на собеседника. — Я как-то говорил вам о том, что освобождается должность помощника судьи. И почему бы вашему Махешу не занять его?
— А это возможно? — робко поинтересовался Руп Чанд.
Он много сил вложил в своего сына, дал ему возможность получить образование, но дальше — дальше он вряд ли чем-либо мог помочь. Его сын вступал во взрослую жизнь, где все очень непросто, где нелегко разобраться в поступках и отношении окружающих тебя людей, где тебе могут помочь, а могут и растоптать. И вот — какое счастье! — сам могущественный Рай Сахеб предлагает свое покровительство и руку своей дочери.
— Возможно ли это? Конечно! Такие места как раз и предназначены для молодых и умных юношей, подобных Махешу. Пройдет какой-нибудь год, и у него будет свой коттедж, автомобиль — все, что он пожелает. Наши дети должны жить лучше нас. Вы согласны со мной? Это мы в юности терпели нужду и лишения и слишком хорошо знавали, что это такое — не иметь поддержки.
Руп Чанд кивнул, соглашаясь. Все, что он имел сейчас, было нажито им долгим и упорным трудом. И если его Махешу представляется возможность одним махом перешагнуть через бедность молодости — пусть так и будет. Не о том ли он сам по-отцовски мечтал?
— Да, — согласился Руп Чанд. — Вы правы, уважаемый.
Собеседник удовлетворенно кивнул.
— Наша с вами обязанность — заботиться о наших детях, — заключил он. — Так давайте объединим и свои усилия, и жизни наших детей.
Они поднялись из кресел и заключили друг друга в объятия, подтверждая этим свою готовность породниться.
— Я напишу Махешу. Обязательно напишу. О том, что для него есть хорошая работа. Я думаю, он все поймет и приедет немедленно, — заключил Руп Чанд.
Мине казалось, что она никогда еще не была так счастлива, как в эти дни. Границы мира вокруг нее вдруг расширились, словно рухнула в один миг окружавшая ее стена. Девушка оглянулась и увидела, что мир велик и прекрасен. Она не замечала этого раньше, просто не обращала внимания, и теперь смотрела вокруг себя счастливыми и широко открытыми глазами.
— Как много изменилось, — сказала она Махешу.
— Что именно?
— Все вокруг. Да и сама моя жизнь.
— С каких пор?
— С недавних. С той самой минуты, когда я познакомилась с тобой.
Мина прижалась к юноше, счастливая и благодарная. Деревья парка скрывали их от любопытных взоров.
— И что же изменилось в твоей жизни?
— В ней появился ты.
— Ой, ой, не надо таких красивых фраз, — сказал Махеш шутливо.
— Нет, это правда. Я счастлива. Знаешь, все было так привычно до сих пор. Университет, занятия, подруги… И казалось, все так и будет — все время, всегда. И вдруг — последний экзамен. И впереди…
Девушка задумалась, словно вглядывалась в себя — ту, прежнюю.
— А что впереди — неясно, — произнесла она. — Привычный мир рассыпался, не оставив ничего внутри, кроме печали.
Повернулась к юноше, взглянула в его глаза вопросительно.
— Вот ты, скажи — и у тебя так было?
— Не совсем так, наверное. Не так остро.
— А почему?
— Мужчины не так боятся будущего. И потому ждут его с большим спокойствием, чем женщины.
— Но почему мужчины так спокойны?
— Они более безрассудны, — рассмеялся Махеш. — И беспечны.
— Неправда.
— Почему же неправда?
— Потому что ты не такой.
— Плохо же ты меня знаешь.
— А мне кажется, что я тебя очень хорошо знаю.
— Тебе не холодно?
— Нет.
Вечерняя свежесть уже стелилась над травой. Птицы в листве деревьев допевали свои последние на сегодня песни. Махеш склонился и поцеловал девушку в губы.
— Я хочу сказать тебе…
Мина широко раскрыла глаза и посмотрела на него почти испуганно.
— Я хочу сказать тебе…
— Не надо, — попросила она.
— Тебе холодно все-таки, мне кажется.
— Нет.
Но Махеш видел, что она дрожит, и крепко обнял девушку.
— Это не от свежести, — прошептала Мина. — Это… Это что-то другое.
Ветер гнал по небу тучи. Становилось сумрачно и неуютно.
— Может быть, пора уходить?
Это был лишний вопрос. Обоим не хотелось расставаться.
Где-то далеко грянул гром.
— Я все-таки скажу тебе, — прошептал Махеш. — Я…
Он еще что-то сказал, но слов не было слышно, потому что прямо над их головами загрохотало, молния надвое разорвала небо, и в образовавшуюся прореху хлынули потоки воды.
— Бежим! — юноша схватил Мину за руку, и они помчались по аллее парка.
Толстые нити дождя образовали стену, словно пытались удержать двух беспечных молодых людей в своей власти.
— Я промокла! — крикнула на бегу девушка и засмеялась счастливо, как смеются маленькие дети, озорно прыгающие по лужам.
Смех ее был так легок и заразителен, что и Махеш засмеялся, но вдруг остановился — так неожиданно, что немного приотставшая Мина налетела на него, и он, обняв девушку, стал целовать ее волосы, шею, лицо, и казалось, что это не поцелуи, а просто кто-то заботливый снимает капли с ее лица теплыми и нежными прикосновениями.
— Сумасшедший, — прошептала Мина. — Почему ты остановился?
А сама не делала попытки освободиться из его объятий.
Через несколько минут, почти у самого выхода из парка, они увидели крохотный домик с единственным окном и дверью, закрытой на обычную задвижку, и забежали туда. Внутри было сумрачно и сухо.
— Переждем здесь, — сказал юноша.
В сумраке, едва различимые, лежали метелки, совки и лопаты. В углу, у самого окна, стояла лавка. Махеш усадил на нее Мину, сам сел рядом и обнял девушку.
— Ты по-прежнему дрожишь, — сказал он.
— Зябко.
Дождь барабанил по крыше. Казалось, на многие километры вокруг нет никого, ни одной живой души. Они укрылись за дождем — от людей и от прежней жизни.
Махеш нежно привлек девушку к себе и стал целовать. Мина была тиха и беззащитна в первые минуты, и вдруг ее губы ответила на поцелуй — сначала робко, потом с жаром. Она дрожала, но это не был озноб, это было что-то совсем другое, и когда юноша понял это, он почувствовал, как на него нахлынула обволакивающая теплая волна, лишающая рассудка.
— Нет, нет, — шептала Мина, а губы ее отвечали на жаркие поцелуи Махеша. Она не пыталась остановить любимого, только словами, но что значат слова в минуты, когда чувства подавляют разум.
Горячие, нежные руки Махеша ласкали тело девушки, заставляя его трепетать.
— Нет, — шептала Мина. — Нет, нет.
А шелест дождя за окном завораживал, заставлял забыть обо всем. Хотелось одного — чтобы это ощущение нежности и счастья длилось бесконечно. Внезапная боль пронзила тело Мины, она вскрикнула, но уже не могла, не было сил противиться, ей было хорошо.
— Любимый, милый мой…
Ее шопот сливался с шелестом дождя за стеной. Ночь подкралась незаметно и заглянула в окно.
Тетя Мины неодобрительно наблюдала за девушкой: что происходит с ней, где она пропадает целыми днями? То весела, то задумчива, а спросишь у нее — ответит невпопад или вовсе промолчит, отчего-то смутившись. Своему мужу, Санду, она наконец сказала:
